Лингвофорум

«Не переступайте грань! Не думайте о белой обезьяне!»

Воцерковилась я в семнадцать лет. Я была девственницей и вообще человеком вполне невинным – классической «филологической девочкой в очках». Собственно говоря, первый настоящий «мальчик» у меня появился прямо там, на пороге церкви – мой ровесник, такой же интеллигентный юный неофит. Мы влюбились друг в друга с первого взгляда, оба мечтали о многодетной семье, сразу начали придумывать будущим детям имена и профессии. 

Помню, как, объяснившись друг другу в своих чувствах и решив пожениться, на следующий день мы – держась за руки, сияя, с видом классических влюбленных дуралеев – отправились брать благословение на брак. Духовник нас благословил, но при этом добавил очень внушительно и строго, даже повторил несколько раз: «Помните: сейчас, когда вы жених и невеста – это самое опасное для вас время! Не переступайте грань! Ни в коем случае до брака не переступайте грань!»

До того мы, пожалуй, и не задумывались о сексуальной стороне дела. В первое время влюбленности это как-то не интересно. Ты любишь человека целиком, не разделяя его на душу и тело. Но принцип «не думай о белой обезьяне» сработал: с тех пор запретная «грань» прочно поселилась в наших мыслях.

К сожалению, пожениться сразу было невозможно – я еще не достигла восемнадцати лет, да и семейные дела требовали надолго отложить свадьбу. И этот период «женихания» стал для нас не только счастливым, но и мучительным – именно из-за «грани».

Нас очень друг к другу тянуло. Как мы ни боролись с соблазном – но, оказываясь вместе наедине, не могли оторвать рук и губ друг от друга. «Грань» мы так и не переступили, но не раз были к этому близки.

И каждый раз – во время свиданий или сразу после – я испытывала ужас и жгучий стыд. Оттого, что делаю нечто мерзкое, грязное, абсолютно недопустимое, совершаю «грех блуда», который делает меня грязной и недостойной в глазах Господа. Мало того: и оставаясь одна, я продолжала думать о своем женихе, мечтать о нем, пыталась вообразить себе близость с ним, возбуждалась... и это тоже был мерзкий, скверный грех.

При этом я испытывала сильный когнитивный диссонанс, потому что в глубине души не могла понять, что же в этом плохого. Я никого не обманываю, ни у кого ничего не отнимаю – просто люблю своего жениха! Почему это так скверно? Постепенно, полусознательно я пришла к выводу, что скверна и греховна – сама чувственность, сама телесная близость.

Пытка стыдом

Страшнее всего была исповедь. На исповеди я должна была во всем этом признаваться. Это была пытка, о которой до сих пор тяжело вспоминать – пытка стыдом. Запинаясь, не в силах оторвать глаз от пола, я – маленькая стыдливая девственница – рассказывала постороннему взрослому мужчине такие интимные вещи о себе, которые постеснялась бы рассказать даже родной матери. Горько упрекала себя за то, что «снова делала это» или «снова думала об этом». Я погибала от стыда. Он выслушивал спокойно, видимо, не замечая моего состояния. Причащаться я шла уже «на автомате», ничего не воспринимая, только радуясь, что это наконец закончилось. И потом еще несколько дней приходила в себя после этого морального само-изнасилования.

Только один раз духовник попытался дать мне, так сказать, пастырское наставление. Когда я особенно горько жаловалась на блудные желания, он сказал: «Ну, если твой жених так разжигает тебя на грех, может быть, тебе лучше с ним расстаться?»

Но тут я уже возмутилась. При всех тараканах, которые уже успели расплодиться у меня в голове, я все-таки понимала: расходиться из-за того, что мы чувствуем друг к другу то, что и должны чувствовать муж и жена – какое-то безумие. «Ну хорошо, — сказал он, как бы нехотя, — если уж вы так любите друг друга – женитесь. Но, главное, ни в коем случае не переступайте грань!»

Уважение к Господу или бегство от скверны?

Думаю, я неизмеримо легче перенесла бы воздержание, если бы кто-то в тот момент объяснил мне: в сексе нет ничего плохого, в сексуальном влечении к жениху – тоже, Господь хочет лишь, чтобы мы, из уважения к Нему, подождали до свадьбы. Но все, что я слышала и читала вокруг – молитвы из молитвослова, православная литература, проповеди, благочестивые разговоры – все убеждало именно в том, что «все это» какая-то жуткая, неописуемая мерзость.

Приведу один пример, и не самый яркий. Не помню уже, где я прочла благочестивую византийскую легенду о девушке, певшей на клиросе. Девушка эта заболела и умерла, а некоторое время спустя явилась в видении настоятелю своей церкви. Он с удивлением увидел, что она в аду. «Что случилось? – спросил он. – Ты же была такой благочестивой, добродетельной, никому ничего дурного не делала...» — «Увы мне! – отвечала она. – К нам в церковь ходил один красивый юноша. Стоя на клиросе, я засматривалась на него, мечтала о нем и разжигалась блудной страстью – и стыдилась признаться в этом на исповеди. За этот нераскаянный грех и попала в ад».

Красноречиво, да? Как будто эта история была обращена прямо ко мне. Именно за очень знакомые мне чувства и очень понятную ситуацию – Господь признает человека последней мразью и отправляет в ад.

К тому же клонились и разговоры среди товарищей – таких же воцерковленных юношей и девушек. Молодым людям, по понятным причинам, свойственно много думать о сексе и немало о нем говорить; но у нас такие разговоры имели специфический оттенок. Порой я узнавала об интимной жизни такие удивительные «подробности», которые не то что тогда – сейчас стыдно повторять; и все они подтверждали, что речь идет о чем-то страшном, отвратительном, недопустимом, о падении в грязь, неминуемо ведущем к вечной погибели...

Невозможность стать женой

В общем, когда мы наконец поженились, и после свадьбы настала первая брачная ночь – выяснилось, что быть женой я не могу. Физически.

У меня развился тяжелый невроз. В медицине это состояние называется вагинизмом.

Мы не смогли стать мужем и женой – ни в эту ночь, ни на следующую, ни через неделю, ни через месяц. «Переступить грань» казалось мне какой-то катастрофой, концом света, после которого нельзя будет жить. Я сжимала ноги так, что их невозможно было раздвинуть даже силой, кричала, рыдала и отбивалась. Это был иррациональный ужас, который невозможно было преодолеть.

При этом сексуальное влечение у меня сохранялось, я по-прежнему хотела своего мужа, очень хотела быть хорошей женой и иметь детей... но ничего не могла с собой поделать.

Он – такой же юный и неопытный, как я – тоже не понимал, что с этим делать. Пугался моих истерик, очень боялся сделать мне больно. В конце концов он отступился. Мы по-прежнему занимались откровенными ласками, но не более того – и оба старались делать вид, что все нормально.

Возникает вопрос, почему я не пошла к врачу и вообще никак не пыталась это преодолеть. Это сложно вполне объяснить. Наверное, сущность невроза в том, что ты перестаешь быть хозяином самому себе. Проблема, нависающая над тобой, так страшна, так неподъемна, что ты не в силах к ней подступиться – предпочитаешь закрыть глаза и жить так, как будто ее нет.

Идти лечиться мне не приходило в голову, потому что я не воспринимала это как болезнь – мне казалось, скорее, что это еще один грех. Еще одно доказательство моей греховности, испорченности, и на этот раз – еще и трусости, и слабоволия. Но в этом «грехе» я не могла даже исповедаться – не говоря уж о том, чтобы с кем-то посоветоваться, потому что не понимала, какими словами объяснить, что со мной происходит. И мне было стыдно. Невыносимо стыдно.

Единственный выход из положения, который я тогда себе представляла – это, так сказать, самостоятельные действия со своим телом, направленные на то, чтобы преодолеть этот страх и снять мышечные спазмы. Проблема в том, что все такие действия однозначно относились к греху рукоблудия. Так что и этот путь был закрыт.

«Женщина-кастрат»

Через несколько лет муж меня оставил. Не могу его винить – он не мог решить мою проблему за меня, хотел нормальной супружеской жизни и по-прежнему хотел детей, а я не могла дать ни того, ни другого.

Еще до этого оба мы покинули церковь. Он впоследствии вернулся; я «расцерковилась» совсем и перестала считать себя верующей. Но от своей проблемы никуда не ушла.

И самые цветущие, плодотворные годы, годы молодости я провела в глубокой депрессии. В убеждении, что я – «калека», «женщина-кастрат», у которой не может быть ни семьи, ни личной жизни. От которой мужчины будут шарахаться в ужасе, узнав ее «страшную тайну». А если кто-то все-таки согласится иметь со мной дело – то, каков бы он ни был, надо держаться за него обеими руками и соглашаться на любые условия. Потому что ничего лучшего я, «неполноценная», гадкая и скверная, и не заслуживаю.

Трудно описать, сколько горя мне это принесло.
Не проклятие, а болезнь

Постепенно я это преодолела – нет нужды подробно рассказывать, как.

Уже после тридцати до меня дошло, что это не «проклятие» или что-то подобное, а болезнь, от которой можно лечиться и вылечиться. Я пошла лечиться. В кабинете гинеколога избавилась наконец от девственности. Лет с тридцати пяти начала – медленно, осторожно, преодолевая страх и комплексы – встречаться с мужчинами и вступать с ними в «полноценные» близкие отношения. А сейчас, к сорока, вдруг поняла, что вообще-то уже ничто не мешает мне исполнить свою мечту – забеременеть и родить ребенка.

Ну, как «ничто»... Разумеется, мешает очень многое. Возраст, здоровье, одиночество, привычки «закоренелой холостячки» — весь багаж, которого не было в двадцать лет. И даже в самом лучшем случае – больше одного, самое большее, двоих детей мне не потянуть. Той семьи, о которой так мечтала – у меня никогда не будет.

Все преодолимо

Не знаю, что еще сказать об этом.

Меня искалечили. Сломали мне жизнь.

Не знаю, за что. Я не сделала ничего дурного, я просто была очень молода, наивна и впечатлительна, хотела быть хорошей женой и матерью – и хорошей христианкой.

Первые годы после этого я ненавидела и христианство, и православную церковь. Потом понемногу успокоилась. Поняла, что глупо винить в своей беде людей, которые никакого отношения к ней не имеют. Или веру и мировоззрение, которые, вообще говоря, совершенно о другом.

Сейчас многое в христианстве мне симпатично, симпатичны и многие верующие, темы, которые они обсуждают, часто бывают близки и интересны... но возвращение абсолютно невозможно. Церковь – это место, где меня изуродовали. Бог, которому молятся православные (при условии, что Он есть) – это тот, Кому я доверяла, как дочь Отцу, и Кто позволил такое со мной сотворить. Если Он все-таки есть – что ж, после смерти буду объясняться с Ним лично. Но больше никаких посредников. Эта глава закрыта.

Но, как бы там ни было – этой системе не удалось меня сломать. Я все преодолела, хотя на это ушло много лет. Хотя это по-прежнему болит и, наверное, будет болеть до конца жизни – но теперь я сильнее своей немощи и боли.

Хочу посочувствовать всем, кто получил в церкви печальный опыт и психологические травмы, пожелать им удачи и сказать, что все преодолимо.

Важный постскриптум:

Автор просила передать, что внимательно читает отзывы здесь и в социальных сетях и очень, очень благодарна за слова поддержки и сочувствия. Это очень важно и дорого для неё. Спасибо.

Читала статью и плакала!!!!! Это и про меня! Только надо мной ещё хорошо поиздевался священник после таких исповедей. Клеймил, позорил перед всеми, кто меня знал. В меня тыкали пальцем как в позорную блудницу. Взрослые не разрешали мне общаться с их детьми. Я была грязным изгоем. Мне было 15 лет. Хотя тогда я была девственницей. Батюшка вызывал меня на беседы по поводу этой темы, тем самым ещё больше разжигая во мне интерес. Запретный плод сладок. Кончилось все трагично для меня. Никому не рассказываю об этом. Да и если писать, то выйдет не одна общая тетрадь. Мне проще зажать в себе эту боль, перемолчать. Ведь это все грязно... А я тогда пела на клиросе и испытывала такие мысли! Мать полностью поддерживала батюшку и делала все, как он скажет. Скажет бить после исповеди, бьет. Выгнать из дома, выгоняет. Я жила какое-то время где придётся. Мёрзла, голодала. Пока не слегла у чужих людей с отитом. Орала от боли и не давала им спать. После этого я обратилась в детскую комнату милиции и мать взяла меня домой. Девственность конечно вскоре я потеряла. О чем НИКОГДА не пожалела! Да простит меня Господь! Постоянные разговоры на эту тему со мной сделали своё дело. Но эти несколько ночей были лучшими во всей моей жизни! И парень был любимый. Как же я любила его! Вся моя несчастная, брошенная, растоптанная юность потянулась к нему, как к единственному человеку, который не гнушался меня.  Жить после этого мне нормально не дали. Я росла с братом и когда он начал гулять, это воспринималось нормально. Все объяснялось тем, что ему можно. Он же мужик! Многое можно написать.  Но я теряюсь перед обилием мыслей и боли... Сейчас мне 33. У меня трое детей и я одна. Отпечаток того времени я несу через всю свою жизнь. Кидайте камнями. Мне уже все равно.