Лингвофорум

Zeitgedichte XXIII Wartet nur Weil ich so ganz vorzüglich blitze, Glaubt ihr, daß ich nicht donnern könnt! Ihr irrt euch sehr, denn ich besitze Gleichfalls fürs Donnern ein Talent. Es wird sich grausenhaft bewähren, Wenn einst erscheint der rechte Tag; Dann sollt ihr meine Stimme hören, Das Donnerwort, den Wetterschlag. Gar manche Eiche wird zersplittern An jenem Tag der wilde Sturm, Gar mancher Palast wird erzittern Und stürzen mancher Kirchenturm!

Стих о времени XXIII Ну, погодите! Я восхитительно блистаю, Греметь мне вроде б не под стать... Ошиблись вы, ведь обладаю Талантом я и грохотать! Ужасною проверка будет – Когда придут тот день и час, Мой голос-грохот вас разбудит Как слово неба – грома глас! И несколько дубов сломает Ужасной бурей там и тут, И замки все посотрясает, И несколько церквей падут.

Не могу пока решить, нужна ли тут запятая перед "как"...

Zu den Reisebildern, erster Teil Die schönsten Blumen – Leiden und Lieben – Sind längst aus der Seele herausgeschrieben, Die wenigen Blümchen, die drin geblieben, Hat der Lenz nun wieder hervorgetrieben – Du, Merckel, hast treulich die Kleinen gehegt, Hast manche selbst in die Wiege gelegt, Die Wiege, das ist dies kleine Buch, Es machte uns Müh und Plage genug – Gott, der so gut und gnadenreich, Er schenk uns allen das Himmelreich, Er schütz auf Erden die Blinden und Lahmen Und dies lahm und blinde Büchlein – Amen! Hamburg den 26. Mai 1826.

К иллюстрациям к путешествию, первая часть Цветы, что прекрасны, – страданье с любовью – Давно из души вышли с потом и кровью; Другие немногие, что в ней остались, Весною самой вперед вновь продвигались Ты, Меркель*, заботою их окружил, Сам малых иных в колыбель положил, А та колыбель – книжка малая, вот – Конец наших многих мучений, хлопот. Бог – он милосерден, и к нам, и к цветам Небесное царство подарит он нам, Слепых и хромых защитит неба синь И с ними книжонку вот эту – аминь! Гамбург, 26 мая 1826 г.

* Friedrich Theodor Merckel, auch Merkel, ab 1828 von Merckel war königlich preußischer Oberpräsident der Provinz Schlesien.
Фридрих Теодор Меркель (с 1828 года фон Меркель) – прусский обер-президент провинции Силезия.

Насколько я понял из текста стиха, этот самый Фридрих Меркель помог некой группе поэтов издать некий сборник их стихов.

Zu »Angelique« I Wie entwickeln sich doch schnelle, Aus der flüchtigsten Empfindung, Leidenschaften ohne Grenzen Und die zärtlichste Verbindung! Täglich wächst zu dieser Dame Meiner Herzens tiefe Neigung, Und daß ich in sie verliebt sei, Wird mir fast zur Überzeugung. Schön ist ihre Seele. Freilich, Das ist immer eine Meinung; Sichrer bin ich von der Schönheit Ihrer äußeren Erscheinung. Diese Hüften! Diese Stirne! Diese Nase! Die Entfaltung Dieses Lächelns auf den Lippen! Und wie gut ist ihre Haltung!

К «Анжелике» I Развиваемся мы быстро Из поверхностного чувства, Безграничной страсти яркой, Нежной связи и безумства! И растет к вот этой даме Каждый день расположенье, И, что я в нее влюбился, Нарастает убежденье. А душа ее прекрасна! Но всё это только мненье; Ну а то, в чем я уверен, – Внешнее лишь впечатленье. Эти бедра, лоб и носик! Как цветет ее улыбка На губах! Что за осанка! Как стройна она и гибка!

Zu »Clarisse« I Jetzt verwundet, krank und leidend, In den schönsten Sommertagen, Trag ich wieder, Menschen meidend, Nach dem Wald die bittern Klagen. Die geschwätzgen Vögel schweigen Mitleidvoll in meiner Nähe; In den dunkeln Lindenzweigen Seufzt es mit bei meinem Wehe. In dem Tal, auf grünem Platze, Setz ich jammervoll mich nieder. Katze, meine schöne Katze! Jammerts aus den Bergen wider. Katze, meine schöne Katze, Konntest du mich so verletzen, Wie mit grimmer Tigertatze Mir das arme Herz zerfetzen! Dieses Herz war, ernst und trübe, Längst verschlossen allem Glücke; Ach, da traf mich neue Liebe, Denn mich trafen deine Blicke. Heimlich schienst du zu miauen: Glaube nicht, daß ich dich kratze, Wage nur mir zu vertrauen, Ich bin eine gute Katze.

К «Клариссе» I Ранен, страждущ и шатаясь В дни для лета ликованья, Я тащу, людей чураясь, В лес все горькие страданья. Птицы шумные замолкли, Мне сочувствуя, порхают; Ветви лип темны и волглы, О беде моей вздыхают. Там, в долине, зелень тиса, Сяду наземь, жалок, мрачен... Киса, милая ты киса! Слышу я, как горы плачут. Киска, милая ты киска! Ранен я тобой и страстью; Как тигриной лапой, низко, Сердце порвано на части. Сердце мрачно, взор несветел, Я от счастья весь закрылся; Новую любовь я встретил, Но твой взгляд в меня вонзился. Еле слышно ты мяучешь: «Не царапка я и близко, Ты поверь мне, милый, лучше – Буду я хорошей киской».

Честно говоря, слово "низко" мне тут не нравится, но вариантов получше покамест нема.

Zu »Clarisse« II Wälderfreie Nachtigallen Singen wild und ohne Regel, Besser müssen dir gefallen Flatternde Kanarienvögel. Diese gelben zahmen Dinger Seh ich dich im Käfig füttern, Und sie picken an den Finger, Wenn sie deinen Zucker wittern. Welch gemütlich zarte Szene! Engel müssen drob sich freuen! Und ich selbst muß eine Träne Meiner tiefsten Rührung weihen.

К «Клариссе» II Соловьи в лесу глубóко Голосят без правил смело, Но тебе милей намного Канареек писк без дела. Этих желтеньких девчушек Кормишь ты – я видел – в клетке; В палец клюнет стайка дружек, Сахар чувствуя, как детки. До чего нежна вся сцена! Боги в радостном волненьи! И слеза моя мгновенно Покатилась в умиленьи.

Zu »Clarisse« III Es kommt der Lenz mit dem Hochzeitgeschenk, Mit Jubel und Musizieren, Das Bräutchen und den Bräutigam Kommt er zu gratulieren. Er bringt Jasmin und Röselein, Und Veilchen und duftige Kräutchen, Und Sellerie für den Bräutigam, Und Spargel für das Bräutchen.

К «Клариссе» III Пришла весна со свадебным Подарком – радость справить, Невесту вместе с женихом Пришла она поздравить. Душица есть, и есть жасмин, Фиалка – розы вместо, И сельдерей для жениха, И спаржа для невесты.

Или можно такой вариант (не уверен, правда, что он намного лучше):

Душица есть, и есть жасмин,
Фиалка с розой вместе,
И сельдерей для жениха,
И спаржа вся – невесте.

Zu »Clarisse« V Jetzt kannst du mit vollem Recht, Gutes Mädchen, von mir denken: Dieser Mensch ist wirklich schlecht, Mich sogar sucht er zu kränken – Mich, die niemals ihm gesagt, Was im gringsten ihn beleidigt, Und, wo man ihn angeklagt, Leidenschaftlich ihn verteidigt – Mich, die im Begriffe stand Einstens ihn sogar zu lieben, Hätt ers nicht zu überspannt, Hätt ers nicht zu toll getrieben!

К «Клариссе» V С полным правом, видит Бог, Дева, ты решила смело: Этот человек так плох, Оскорбить меня хотел он! А ему я ничего Для обиды не сказала; Упрекнули чуть его – Защищаться стал удало. Может быть, когда-нибудь Я его бы полюбила, Будь его попроще суть Иль безумья б меньше было.

Цитата: zwh от января 18, 2023, 09:38

Leidenschaftlich ihn verteidigt –

Защищаться стал удало.

Защищать его я стала.

Цитата: Andrey Lukyanov от января 18, 2023, 11:18

Цитата: zwh от января 18, 2023, 09:38

Leidenschaftlich ihn verteidigt –

Защищаться стал удало.

Защищать его я стала.

Да, тут я накосячил, спасибо.

Zu »Clarisse« VI Wie du knurrst und lachst und brütest, Wie du dich verdrießlich windest, Wenn du ohne selbst zu lieben Dennoch Eifersucht empfindest! Nicht die duftig rote Rose Willst du riechen oder küssen Nein, du schnüffelst an den Dornen, Bis die Nase dir zerrissen.

К «Клариссе» VI Как же ты ворчишь, смеешься, Что-то мрачно замышляешь, Когда ты, любви не чуя, Всё же ревность ощущаешь! Нет, не красную ты розу Нежно обонять изволишь, Нет, ты нюхаешь колючки, Пока нос весь не исколешь.

ИМХО лучше "И не красную ты розу..."

Zum Lazarus 2 Es hatte mein Haupt die schwarze Frau Zärtlich ans Herz geschlossen; Ach! meine Haare wurden grau, Wo ihre Tränen geflossen. Sie küßte mich lahm, sie küßte mich krank, Sie küßte mir blind die Augen; Das Mark aus meinem Rückgrat trank Ihr Mund mit wildem Saugen. Mein Leib ist jetzt ein Leichnam, worin Der Geist ist eingekerkert – Manchmal wird ihm unwirsch zu Sinn, Er tobt und rast und berserkert. Ohnmächtige Flüche! Dein schlimmster Fluch Wird keine Fliege töten. Ertrage die Schickung, und versuch Gelinde zu flennen, zu beten.

К Лазарю 2 Есть Черная дама в моей голове, В нее я влюбился так сильно; Седы уже волосы все мои, где Текли ее слезы обильно. Меня целовала, до боли стесня, До глаз слепоты и до дрожи, И выпила мозг весь спинной из меня И разум весь выпила тоже. Теперь мое тело лишь труп, где сидит Мой дух, как в тюрьме за решеткой, – То с разумом спорит, то просто кипит, Рыча на цепи на короткой. Бессильны проклятья! Не в силах они Убить даже мухи обычной. Прими этот рок, тихо плачь и стони, Молясь о судьбе горемычной.

Zum Lazarus 3 Wie langsam kriechet sie dahin, Die Zeit, die schauderhafte Schnecke! Ich aber, ganz bewegungslos Blieb ich hier auf demselben Flecke. In meine dunkle Zelle dringt Kein Sonnenstrahl, kein Hoffnungsschimmer, Ich weiß, nur mit der Kirchhofsgruft Vertausch ich dies fatale Zimmer. Vielleicht bin ich gestorben längst; Es sind vielleicht nur Spukgestalten Die Phantasien, die des Nachts Im Hirn den bunten Umzug halten. Es mögen wohl Gespenster sein, Altheidnisch göttlichen Gelichters; Sie wählen gern zum Tummelplatz Den Schädel eines toten Dichters. – Die schaurig süßen Orgia, Das nächtlich tolle Geistertreiben, Sucht des Poeten Leichenhand Manchmal am Morgen aufzuschreiben.

К Лазарю 3 Как медленно ползет оно – О, время – жуткая улитка! Я ж полностью недвижим и На том же месте всё, непрыткий. В мою темницу не влетит Ни солнца луч, ни луч надежды. Темница эта – просто склеп, Не вижу разницы я между... Возможно, умер я давно, И всё вокруг – лишь привиденья, Фантазии, что мне в ночи В мой мозг мне шлют изображенья. Иль это призраки всех тех Племен языческих, отпетых, Что ставили на площадях Там черепа своих поэтов. Ночная оргия идет, Мелькают духи, силуэты... Нужна поэта лишь рука, Чтоб описать под утро это.

Думаю, последнюю строчку лучше исправить на "Чтоб утром описать всё это".

Меняю пятую с конца строчку на "В центр черепá своих поэтов".

Zum Lazarus 6 Du warst ein blondes Jungfräulein, so artig, So niedlich und so kühl – vergebens harrt ich Der Stunde, wo dein Herz sich erschlösse Und sich daraus Begeisterung ergösse – Begeisterung für jene hohen Dinge, Die zwar Verstand und Prosa achten gringe, Für die jedoch die Edlen, Schönen, Guten Auf dieser Erde schwärmen, leiden, bluten. Am Strand des Rheins, wo Rebenhügel ragen, Ergingen wir uns einst in Sommertagen. Die Sonne lachte; aus den liebevollen Kelchen der Blumen Wohlgerüche quollen. Die Purpurnelken und die Rosen sandten Uns rote Küsse, die wie Flammen brannten. Im kümmerlichsten Gänseblümchen schien Ein ideales Leben aufzublühn. Du aber gingest ruhig neben mir, Im weißen Atlaskleid, voll Zucht und Zier, Als wie ein Mädchenbild gemalt von Netscher; Ein Herzchen im Korsett wie'n kleiner Gletscher.

К Лазарю 6 Была ты блондинкой, девушкой славной И милой – напрасно я ждал исправно Тот час, когда сердце твое открыться Мне сможет и счастьем оттуда политься – Любовью ко всем тем вещам высоким, Что разум и проза считают убогим, Для коих вся красота с благородством На этой земле граничат со скотством. В холмах виноградник, у Рейна песок, В день летний гуляли мы здесь разок. Смеялось солнце, любовью пóлны, Лились от цветов аромата волны. Гвоздики и розы нам посылали Там те поцелуи, что жаром пылали. А жалкие маргаритки сияли И жизнь идеальную все прославляли. А ты так спокойно шла со мной рядом – В атласном платье, краса и порядок, Портрет словно девушки, автор – Нетшер*; Сердечко в корсете, как маленький глетчер**. *Каспар Нетшер – голландский живописец золотого века голландской живописи, известен своими портретами. **глетчер = ледник

Zum Lazarus 7 Vom Schöppenstuhle der Vernunft Bist du vollständig freigesprochen; Das Urteil sagt: die Kleine hat Durch Tun und Reden nichts verbrochen. Ja, stumm und tatlos standest du, Als mich verzehrten tolle Flammen – Du schürtest nicht, du sprachst kein Wort, Und doch muß dich mein Herz verdammen. In meinen Träumen jede Nacht Klagt eine Stimme, die bezichtet Des bösen Willens dich, und sagt, Du habest mich zugrund gerichtet. Sie bringt Beweis und Zeugnis bei, Sie schleppt ein Bündel von Urkunden; Jedoch am Morgen, mit dem Traum, Ist auch die Klägerin verschwunden. Sie hat in meines Herzens Grund Mit ihren Akten sich geflüchtet – Nur eins bleibt im Gedächtnis mir, Das ist: ich bin zugrund gerichtet.

К Лазарю 7 Да, если разум брать судьей, Ты невиновна абсолютно! Малышке приговор таков: Нет слов и дел за ней подсудных. Стоишь недвижна и нема, Когда меня огонь снедает, А сердце бедное мое Тебя за что-то осуждает. А голос жалобный во снах Моих тебя всё обвиняет – Мол, злою волею своей Меня ты губишь, мне пеняет. Он доказательства несет, Волóчит документы, справки; Но исчезает тот истец, Чуть сон заявит об отставке. В глубинах сердца моего Скрывается тот голос хилый, Лишь память держит, чтó он рёк, – Что меня что-то погубило.

Цитата: zwh от января 23, 2023, 22:05Что меня что-то погубило.

Ударение в слове "меня" сдвинулось?

Цитата: Бенни от января 23, 2023, 23:21

Цитата: zwh от января 23, 2023, 22:05Что меня что-то погубило.

Ударение в слове "меня" сдвинулось?

Ну-у, если пристально вслушиваться, то да. Но в данном случае ударение слабенькое (по сравнению со словами "что-то" и "погубило"), поэтому это почти незаметно.

Zum Lazarus 8 Ein Wetterstrahl, beleuchtend plötzlich Des Abgrunds Nacht, war mir dein Brief; Er zeigte blendend hell, wie tief Mein Unglück ist, wie tief entsetzlich. Selbst dich ergreift ein Mitgefühl! Dich, die in meines Lebens Wildnis So schweigsam standest, wie ein Bildnis, Das marmorschön und marmorkühl. O Gott, wie muß ich elend sein! Denn sie sogar beginnt zu sprechen, Aus ihrem Auge Tränen brechen, Der Stein sogar erbarmt sich mein! Erschüttert hat mich, was ich sah! Auch du erbarm dich mein und spende Die Ruhe mir, o Gott, und ende Die schreckliche Tragödia.

К Лазарю 8 Как молния, что осветила Внезапно ночь, твое письмо, Что светом залило само Несчастья глубину немило. Тебя сочувствие объяло – Тебя, что в дебрях моих лет Стояла молча, как портрет В прохладе мраморного зала. О Боже, как же я убог! И вот она заговорила, Слеза глаза ее залила – То камень сжалился как мог! Увиденное – как удар! Ты сжалься надо мною, Боже, И подари покой мне тоже, Прерви трагедии кошмар.

Zum Ostwind sprach ich Zum Ostwind sprach ich: Ostwind schere dich, Nur deinen Vetter Westwind kann ich brauchen, Und mag er stürmen, brüllen, flöten, hauchen, Gleichviel, doch zu der Liebsten bring er mich. Ostwind, in deinen starren Launen gleichst du Der Herzgeliebten, meinem süßen Kind, Ich bitte dich, ich fleh, und doch nicht weichst du, Du bist wie sie, und sie ist wie der Wind.

Сказал я осту Сказал я осту: «Прочь, родимый! Кузен твой вест мне только нужен, Он с ревом, свистом, бризом дружен, Как ты, но пусть несет к любимой». Ост, ты в причудах всех своих подобен Моей любимой – деве всех нежней, Прошу тебя: помягче будь, не злобен, Она как ты, а ты подобен ей.

Zum Polterabend I Mit deinen großen, allwissenden Augen Schaust du mich an, und du hast Recht: Wie konnten wir zusammen taugen, Da du so gut, und ich so schlecht! Ich bin so schlecht und bitterblütig, Und Spottgeschenke bring ich dar Dem Mädchen, das so lieb und gütig, Und ach! sogar aufrichtig war.

К вечеринке перед свадьбой I Большими мудрыми глазами Ты смотришь, как душа: Как разны мы, мы знаем сами – Я плох, ты хороша. Я плох, и кровь моя столь гóрька, И лишь насмешка – дар мой весь Той деве, что добра настолько, Что откровенна была днесь.

Насчет души -- это, конечно, моя отсебятина, но ближе к оригиналу не получилось.

Zum Polterabend IV Der weite Boden ist überzogen Mit Blumendecken, der grüne Wald Er wölbt sich hoch zu Siegesbogen, Gefiederte Einzugmusik erschallt. Es kommt der schöne Lenz geritten, Sein Auge sprüht, die Wange glüht! Ihr solltet ihn zur Hochzeit bitten, Denn gerne weilt er, wo Liebe blüht.

К вечеринке перед свадьбой IV Вся даль усеяна цветами, Зеленый лес вверху – как свод, Грохочет музыка над нами, Звучит, звенит весны приход! Красавица явилась конной, Глаза блестят, румянец щек... Позвать на свадьбу деву ону, Она несет любви цветок!

Zur Beruhigung Wir schlafen ganz, wie Brutus schlief – Doch jener erwachte und bohrte tief In Cäsars Brust das kalte Messer! Die Römer waren Tyrannenfresser. Wir sind keine Römer, wir rauchen Tabak. Ein jedes Volk hat seinen Geschmack, Ein jedes Volk hat seine Größe; In Schwaben kocht man die besten Klöße. Wir sind Germanen, gemütlich und brav, Wir schlafen gesunden Pflanzenschlaf, Und wenn wir erwachen, pflegt uns zu dürsten Doch nicht nach dem Blute unserer Fürsten. Wir sind so treu wie Eichenholz, Auch Lindenholz, drauf sind wir stolz; Im Land der Eichen und der Linden Wird niemals sich ein Brutus finden. Und wenn auch ein Brutus unter uns wär, Den Cäsar fänd er nimmermehr, Vergeblich würd er den Cäsar suchen; Wir haben gute Pfefferkuchen. Wir haben sechsunddreißig Herrn (Ist nicht zuviel!), und einen Stern Trägt jeder schützend auf seinem Herzen, Und er braucht nicht zu fürchten die Iden des Märzen. Wir nennen sie Väter, und Vaterland Benennen wir dasjenige Land, Das erbeigentümlich gehört den Fürsten; Wir lieben auch Sauerkraut mit Würsten. Wenn unser Vater spazierengeht, Ziehn wir den Hut mit Pietät; Deutschland, die fromme Kinderstube, Ist keine römische Mördergrube.

К умиротворению Мы спим, как Брут однажды спал, Но он проснулся и вогнал В грудь Цезаря холодный нож! Рим не любил тиранских рож. Не римляне мы, мы курим табак. У всех здесь народов свой вкус и смак. У каждого самость, каждый живучий; Но в Швабии клецки варят всех лучше. Мы все германцы – приветливы, честны, Спим сном растений пока повсеместно. Когда ж просыпаемся, часто мы жаждем, Только не крови властей или граждан. А мы верны, как будто дубы И липы, и этим мы очень горды. В стране лип, дубов, их зеленой листвы Едва ли Брута найдете вы. А будь среди нас этот Брут – не беда, Ведь Цезаря он не найдет никогда, Напрасно всё будет искать он его; И пряники тоже у нас ничего. У нас тридцать шесть хозяев, ну-ну... (И это  не много!), звезду одну Каждый в сердце из них хранит И не боится мартовских ид*. Отцами зовем мы их всех, причем Родину мы «той страной» зовем, Она почему-то досталась им; Сосиски с капустой мы тоже чтим. Встречаем гуляющим нашего папу – Мы с пиететом снимаем шляпу; Германия, ты – словно детская тихая, Не римская яма с убийцей неслыханным.

* Иды – в римском календаре так назывался день в середине месяца. В мартовские иды (15 марта) 44 года до н. э. заговорщиками был убит Гай Юлий Цезарь.