Современная китайская научная фантастика

[Jorgan]

Продолжать, пожалуй, не стану, поскольку столкнулся с ситуацией, когда грамматика предложения понятна, а его смысл – нет.

а оригинал предложения можно?

[Вл. Самошин]

Жаль. Думаю, на ЛФ эту проблему вполне можно решить.

В таком случае, с удовольствием продолжу переводить, а сейчас приведу окончание первой части, которую вчера не приводил, и в которой есть несколько непонятных для меня моментов.

[Вл. Самошин]

а оригинал предложения можно?

Да, конечно. Я привожу оригиналы (их несколько) в самом тексте.

[Вл. Самошин]

[Лю Цы-синь, «Странствующий земной шар», часть Первая, окончание].

На обратном пути домой, мы увидели первый сигнал к отплытию: в ночном небе появилась огромная «комета» – это была Луна. (Оригинал: 在回家的航程中，我們看到了啟航的第一個信號：夜空中出現了一個巨大的彗星，那是月球。Здесь непонятно, откуда они возвращаются, если чуть выше говорится о том, что они на «лодке» идут в Атлантическом океане? – В.С.) Люди не могут забрать с собой Луну, поэтому на Луне также были установлены планетарные двигатели, чтобы с их помощью оттолкнуть её от орбиты Земли, и тем самым избежать взаимного столкновения, когда Земля начнёт ускорять своё движение. Планетарные двигатели, установленные на Луне, порождали огромный кометный хвост, который разливался над морем голубым сиянием, так что звёзды невозможно было разглядеть.

Вызываемые движением Луны утренние и вечерние приливы, поднимали на море огромные волны, пронзающие небо, когда мы пересели на самолёт, и полетели к нашему дому в южном полушарии Земли. (Оригинал: 月球移動產生的引力潮汐使大海巨浪沖天，我們改乘飛機向南半球的家飛去。Опять непонятно, что это за дом в южном полушарии, если из предыдущего ясно, что они пришли на корабле из полушария северного, где, очевидно, и находится их дом. – В.С.)
День отплытия, наконец, настал! (Оригинал: 啟航的日子終於到了！Только что говорил, что они пересели на самолёт, и следом – день отплытия настал. – В.С.)
Как только мы вышли из самолёта, световые столбы двигателя земного шара ослепили нас так, что мы не могли отрыть глаза – лучи света были в несколько раз ярче, чем прежде, к тому же, все световые столбы от крена стали похожи на прямую черту в иероглифах.... (Оригинал: 我們一下飛機，就被地球發動機的光柱照得睜不開眼，這些光柱比以前亮了幾倍，而且所有光柱都由傾斜變成筆直。Непонятны начало и концовка предложения: только что говорил об отплытии, и вдруг – выходят из самолёта. Про крен я вообще молчу... – В.С.)

Когда двигатели земного шара были выведены на максимальную мощность, вызванные ускорением огромные стометровые волны стали с грохотом накатываться на все континенты, обжигающе-горячий ураган сдавливал столь же горячую морскую пену, бешено ревел среди стоявших, как лес, подпирающий вершинами деревьев небо, плазменных лучей световых столбов, выкорчевывал все большие деревья на материках...В это время, глядя из космоса, наша планета тоже превратилась в огромную комету, синий хвост которой прокалывал мрачный чёрный космос. Земля отправилась в путь, человечество отправилось в путь.
Как раз во время отплытия, дедушка покинул этот мир, ожоги на его теле стали гноиться. Будучи уже на смертном одре, он снова и снова бормотал: «Ах, Земля, моя странствующая земля...»

(Продолжение следует)

[Andrey Lukyanov]

Под «отплытием», очевидно, имеется в виду начало полёта самой Земли.

[Jorgan]

я пока отвечу на те, где не надо читать предыдущий текст

Только что говорил, что они пересели на самолёт, и следом – день отплытия настал. – В.С

только что говорил об отплытии, и вдруг – выходят из самолёта. Про крен я вообще молчу...

航 — это не только про морские рейсы, но и про воздушные тоже
启航 — это в том числе и рейс самолета

[Вл. Самошин]

ЛЮ ЦЫ-СИНЬ. «СТРАНСТВУЮЩИЙ ЗЕМНОЙ ШАР»

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЭРА ПОБЕГА

Школа переезжает в подземный город, мы – его первые жители. Школьный автобус въехал в высокий и широкий тоннель, который, образуя небольшой склон, уходил под землю. Через полчаса нам сказали, что мы уже въехали в город, но что́ за город был за окном автобуса? Видно было только непрерывно мелькавшее сплетение разнородных подпорок и бесчисленные герметично запертые двери в стенах пещеры. В лучах прожекторов, подвешенных под высоким-высоким сводом пещеры, всё было окрашено однообразным металлически-синим цветом. Мысль о том, что большую часть из второй половины жизни, нам предстоит провести в этом мире, невольно заставляла нас унывать и печалиться.

«Первобытные люди жили в пещерах, и мы опять живём в пещерах», – тихим голосом сказала Лин-эр, пусть бы эти слова услышала ещё и учительница Сяо-син.
«Ничего не поделаешь, дети, – произнесла учительница, – окружающая нас среда на Земле скоро станет очень страшной, очень страшной, в холодный период, даже плевок, не успев упасть на землю, превратится в маленькую льдинку, а в жаркий период плевок, не успев долететь до земли, превратится в пар».
«Почему будет холод, я понимаю, – сказала младшеклассница Сяо Ва-ва, ехавшая с нами в том же автобусе, – это оттого, что земной шар становится всё дальше и дальше от Солнца, но почему станет опять жарко?»
«Глупая, не изучала ускорение при смене орбиты? – без раздражения спросил я.
«Нет», – ответила она.

Лин-эр стала терпеливо объяснять, словно для того только, чтобы развеять вдруг нахлынувшую грусть.
«Дело тут вот в чём, – объясняла Лин-эр, – и совсем не в том, что ты думаешь. Просто двигатели земного шара не столь сильны, они способны придать Земле лишь небольшое ускорение, но не способны вытолкнуть земной шар с орбиты вокруг Солнца. Прежде чем Земля покинет Солнце, она должна будет сделать пятнадцать оборотов вокруг него! За эти пятнадцать оборотов земной шар постепенно ускорится. Сейчас Земля обращается вокруг Солнца по вытянутой окружности, но так как её ускорение становится всё больше, то и эта окружность, чем больше скорость, становится всё более вытянутой, чем больше скорость, тем более вытянута, Солнце, всё больше и больше будет перемещаться в сторону этого круга (?! – В.С.: 太陽越來越移到這個扁圈的一邊兒) поэтому впоследствии Земля в какой-то момент оторвётся от Солнца всё дальше и дальше, и конечно будет остывать...»

«Но, – возразила Сяо Ва-ва, – всё равно неправильно. Когда Земля находится на самом дальнем расстоянии от Солнца, на ней холодно, но в другом положении она покинет Солнце (?! – В.С.: 可在扁圈的另一頭兒，它離太陽) ... гм, я думаю, согласно орбитальной динамике... или сейчас так близко? (還是現在這麼近啊) Почему может быть ещё жарче?»
Ну, просто маленький гений! Если генетическая память сделает так, что такие Сяо Ва-ва станут заурядными людьми, это станет удачей для человечества, в противном случае, подобно двигателям земного шара – чуде, о котором даже бог не осмеливался помыслить – это и через четыре сотни лет не превратится в реальность.
Я сказал: «Однако есть ведь ещё и двигатели земного шара, глупышка. Сейчас более десяти тысяч таких огромных паяльных ламп работают на полную мощность, земной шар стал предохранительным кольцом на соплах ракетного двигателя... (地球就成了火箭噴口的護圈了) Вы успокойтесь немного, а то я начинаю сердиться!»

Так началась наша подземная жизнь, подобная той, которую вели люди в городах с населением более миллиона человек, на глубине пятисот метров, разбросанных по всем континентам.
В этом подземном городе я окончил начальную школу и перешёл в среднюю. Всё школьное образование было сосредоточено на естественно-научных и технических предметах, художественное и философское образование было сведено к минимуму – у людей просто не оставалось на это сил. Это было самое напряжённое время, каждый человек был бесконечно занят работой. Интересно, что все религии, имевшиеся на Земле, как говорится, за одну ночь, исчезли без следа – люди, наконец, поняли, что даже если и есть Верховный император, то он – ничто иное как черепашье яйцо. (Китайское ругательство. – В.С.) Есть ещё уроки истории, но для нас история человечества до-Солнечной эпохи подобна мифам об Эдемском саде.

Отец служил в военно-воздушных силах, был космонавтом на низкоорбитальной станции, и дома бывал очень редко. Помню, на пятом году ускорения по смене орбиты, когда Земля находилась в афелии, мы всей семьёй отправились однажды на берег моря. Тот день, когда Земля в своём обращении вокруг Солнца достигает самой дальней точки афелия, был сродни празднику Нового года или Рождества, поскольку в это время Земля находилась на самом большом удалении от Солнца, и у всех было иллюзорное чувство безопасности. Как и прежде, поднимаясь на поверхность Земли, мы должны были надевать полностью герметичную одежду с радиоизотопной нагревательной батареей. Снаружи, основное, что можно было увидеть, были бьющие в глаза световые столбы множества двигателей земного шара, вся остальная поверхность земного мира была залита сильным светом этих световых столбов, никаких изменений не было заметно. Мы сели в летающий автомобиль, и летели довольно продолжительное время, пока не достигли места, куда не попадало сияние световых столбов, и только тогда смогли увидеть освещённый солнцем морской берег. В это время Солнце уже стало размером примерно с бейсбольный мяч, неподвижно висевший на краю неба, его лучи освещали только небольшой круг, словно на рассвете, небесная пустота стала тёмно-тёмно-синего цвета, звёзды по-прежнему, были ясно видны.
Я посмотрел вдаль, но где же море? Перед глазами простиралась бескрайняя белая ледяная равнина. На этом заледеневшем огромном море была заметна группа веселящихся людей. Петарды взрывались в тёмно-синем небе, люди на этой заледеневшей поверхности моря, чувствовали себя, как ненормальные в своей бурной радости – повсюду кувыркались на льду пьяные, всё больше людей, охрипшими до изнеможения голосами, пели разные песни, и все хотели собственными голосами перекричать других.

«Каждый человек, несмотря ни на что, хочет прожить свою собственную жизнь, и в этом нет ничего плохого», – заметил папа. Он вдруг вспомнил одну вещь. «Да, кстати, забыл сказать вам: я влюбился в Ли Син, и с ней вместе должен покинуть вас.
«Кто она?», – спокойным голосом спросила мама.
«Моя учительница начальных классов, – ответил я за папу. – Пару лет назад меня уже зачислили в среднюю школу, не знаю, когда папа и Сяо-син познакомились, быть может, на выпуском?»
«Тогда иди», – сказала мама, взглянув на отца.
«Через некоторое время я, конечно, устану, тогда вернусь обратно, понимаешь?» – произнёс в ответ папа.
«Раз ты так хочешь, – ответила мама, – конечно иди».
Голос мамы был спокойным, как покрытая льдом поверхность моря, но вскоре стал возбуждённым. «О-го, – воскликнула она, – это поистине прекрасно! В ней должен быть голографический рассеиватель! – она показала на только что запущенную в воздух петарду, непритворно восхищаясь ею.

В нашу эпоху люди недоумевают, глядя фильмы и читая романы четырёхвековой давности – они не понимают, почему люди до-Солнечной эпохи обращали так много внимания на то, что не связано с жизнью и смертью. Когда они смотрят на то, как герой и героиня, влюбленные друг в друга, страдают или тихо плачут, они удивляются так, что трудно выразить словами. В эпоху, в которой живём мы, угроза смерти и желание убежать одолевают всех, и ничто, кроме текущего состояния Солнца и положения Земли, не может по-настоящему привлечь внимание людей и вызвать у них интерес. Постепенно, такого рода высокий интерес к самосохранению, по существу, изменил психику и духовную жизнь человечества. Что же касается таких вещей как любовь, то люди, как говорится, лишь «скользили взглядом по лучам заката», не более того, подобно тому, как азартный игрок, в то время, пока смотрит на колесо рулетки, пользуется несколькими секундами, чтобы выпить глоток воды. 

Через пару месяцев папа, действительно, вернулся от Сяо-син, мама не испытала при этом ни особой радости, ни особой печали.
«Ли Син очень хорошего мнения о тебе, – сказал мне папа, – она говорит, что ты очень изобретательный ученик».
«А кто́ это?» – спросила мама, чьё лицо выражало недоумение.
«Ведь это же Сяо-син, моя учительница начальных классов, – сказал я, – папа эти пару месяцев провёл вместе с ней!»
«А-а, вспомнила! – улыбнувшись, мама покачала головой. – Мне нет ещё и сорока, а память стала уже такой...»
Она подняла голову и посмотрела на голографическое изображение на потолке, потом бросила взгляд на голографическое изображение леса на четырёх стенах.
«Очень хорошо, что ты вернулся, – продолжила мама, – и поменял эти изображения... Мне с ребёнком надоело смотреть на них, но мы не можем сами изменить их».

Но, когда Земля, в очередной раз, приблизилась к Солнцу, вся наша семья забыла о произошедшем.

(Продолжение следует)

[Jorgan]

. Сейчас Земля обращается вокруг Солнца по вытянутой окружности, но так как её ускорение становится всё больше, то и эта окружность, чем больше скорость, становится всё более вытянутой, чем больше скорость, тем более вытянута, Солнце, всё больше и больше будет перемещаться в сторону этого круга (?! – В.С.: 太陽越來越移到這個扁圈的一邊兒) поэтому впоследствии Земля в какой-то момент оторвётся от Солнца всё дальше и дальше, и конечно будет остывать...»

...по довольно круглой орбите, но чем больше скорость, тем больше вытягивается орбита...
... Солнце постепенно переместится к краю этой орбиты (→ т.е. к одному из фокусов получившегося эллипса)

«Но, – возразила Сяо Ва-ва, – всё равно неправильно. Когда Земля находится на самом дальнем расстоянии от Солнца, на ней холодно, но в другом положении она покинет Солнце (?! – В.С.: 可在扁圈的另一頭兒，它離太陽) ... гм, я думаю, согласно орбитальной динамике... или сейчас так близко? (還是現在這麼近啊) Почему может быть ещё жарче?»

...но в другому положении, она [будет находиться] от солнца [на расстоянии]..., гм...
*тут 离 предлог и недосказанное предложении

... согласно орбитальной динамике..., все-таки/все же сейчас [Земля  <и так> находится] так/настолько близко, как может стать еще жарче?
*смысл в том, что Сяо Вава не совсем догоняет, ведь сейчас Земля близко к солнцу, на ней жарко, а если она будет отдаляться, то как может быть жарче

*还是 в утвердительных предложениях «все-таки, все же»
* 怎么会 — это однозначно риторический вопрос (т.е. ни в коем случае не выясняют тут причину; посыл — удивление)

Я сказал: «Однако есть ведь ещё и двигатели земного шара, глупышка. Сейчас более десяти тысяч таких огромных паяльных ламп работают на полную мощность, земной шар стал предохранительным кольцом на соплах ракетного двигателя... (地球就成了火箭噴口的護圈了) Вы успокойтесь немного, а то я начинаю сердиться!»

тут норм, чем бы это ни было


я бы, может просмотрел вообще все, но мне что-то вообще не интересно это произведение
поэтому, с вашего позволения буду смотреть только то, что вызывает у вас вопросы (ну и абзацы с этими предложениями)

[Вл. Самошин]

Спасибо.

[Вл. Самошин]

[Лю Цы-синь, «Странствующий земной шар», часть Вторая, продолжение].

Однажды в новостях сообщили, что море начало оттаивать, и наша семья вновь отправилась к морю.
Когда Земля пересекает орбиту Марса, в соответствие с тем количеством света, которое в это время исходит от Солнца, температура воздуха должна была бы, по-прежнему, оставаться очень низкой, однако, из-за влияния двигателей земного шара, температура поверхности была вполне подходящей.
Чувство, что появилась возможность не надевать обогревающий или охлаждающий костюм, поистине, доставляло радость. Небо над двигателями земного шара, которые были расположены в этом полушарии Земли, было прежним, однако, когда приближаешься к другому полушарию, по-настоящему чувствовалось, что Солнц стало ближе: небо становилось чистого синего цвета, а Солнце в пустоте сияло так же, как перед отплытием. Но с воздуха мы увидели, что море вовсе не оттаяло, оно, по-прежнему, оставалось белой ледяной равниной. Когда мы, разочарованные, вышли из летающего автомобиля, то услышали устрашающий небо и сотрясающий землю грохот, который, казалось, исходил из самой глубины планеты: поистине, грохот был таким, будто земной шар вот-вот взорвётся.

«Это шум моря. – сказал папа. – Поскольку температура резко поднялась, а толстый-толстый ледяной покров нагревается неравномерно, это похоже на землетрясение на суше».
Неожиданно, пронзительные, громоподобные удары ворвались в этот глухой гул, и люди, смотревшие на море позади нас, радостно закричали. Я увидел, как на поверхности моря образовалась длинная трещина, она образовывалась с такой скоростью, как будто над бескрайней ледяной равниной вдруг сверкнула чёрная молния. Вслед за тем, в непрекращающемся грохоте, подобные трещины, одна за другой, стали появляться на морском льду, морская вода стала прорываться из этих трещин, и по ледяной равнине стал быстро распространяться стремительный водный поток...

По пути домой, мы увидели, что на давно уже опустевшей земле там и сям стали пробиваться сорные травы, буйно цвели разнообразные цветы, нежная листва одела ветви высохшего леса в зелёный наряд... Всё живое старалось воспользоваться моментом, чтобы вновь засиять жизненной силой. Но по мере того, как расстояние между Землёй и Солнцем становилось всё меньше и меньше, сердца людей тоже день ото дня пощипывало. Людей, которые поднимались бы на поверхность земли, чтобы насладиться весенней порой, становилось чем дальше, тем меньше. Большинство людей попрятались в подземном городе, и это не из-за того, что они хотели укрыться от приближающейся сильной жары, ливней и ураганов, нет, они прятались от того ужаса, который охватывал их тем сильнее, чем ближе они Земля приближалась к Солнцу.

Однажды, после того как я заснул, я услышал, как мама, тихим голосом, говорила папе: «Может, и в самом деле, уже слишком поздно?»
«В предыдущие четыре перигелия тоже ходили такие слухи», – ответил папа.
«Но в этот раз, похоже, правда, – возразила мама, – я слышала это от жены доктора Чандлера, её муж-астроном состоит в навигационном комитете, вы все его знаете. Он собственными устами сказал ей, что уже наблюдается накопление гелия при ускорении».
«Послушай, дорогая, – сказал папа, – мы должны питать надежду, и это вовсе не потому, что надежда действительно существует, а потому что мы должны быть благородными людьми. В до-Солнечную эру, для того чтобы стать благородным человеком, необходимо было иметь деньги, власть или талант, но сейчас нужно иметь только надежду, надежда в наше время – это золото и драгоценные камни.  Независимо от того, как долго мы проживём, мы должны иметь её! Завтра скажи об этом ребёнку».

Как и у всех людей, и у меня на душе становилось неспокойно, по мере того как Земля приближалась к перигелию. Однажды, после того как закончились занятия в школе, я, не знаю, почему, пришёл на широкую городскую площадь, и остановился в оцепенении около фонтана, бьющего в самом центре площади из круглого бассейна, то опуская голову и разглядывая голубую сверкающую воду, то подняв голову, рассматривал фантастическую игру света на круглом куполе, отражавшуюся в воде бассейна. В это время я увидел Лин-эр, в руках у неё была маленькая бутылочка и трубочка, из которой она пускала мыльные пузыри. Каждый раз, выпустив несколько, она тупо наблюдала за тем, как они плывут в воздухе, смотрела на то, как они исчезают один за другим, затем выпускала ещё несколько...
 
«Ты уже такая большая, а всё занимаешься этим, это забавно?», – спросил я, проходя мимо неё.
Увидев меня, Лин-эр была вне себя от неожиданной радости. «Давай, поедем вдвоём в путешествие!» - предложила она.
«В путешествие? – удивился я. – Куда?
«Конечно, по поверхности земли!», – ответила она, взмахнув рукой. Закреплённый на её руке компьютер отбрасывал голографическую картину, показывая закат солнца на морском побережье: слабый ветер колышет пальмы, повсюду – белые волны, на золотисто-жёлтом песке – пары влюблённых, рядом с покрытым золотистыми блёстками морем они выглядели парами чёрных силуэтов. Это Мэн-на и Да-ган, вернулись обратно, они сейчас всё ещё по всему миру крутятся, и они говорят, что на поверхности сейчас не слишком жарко, на поверхности хорошо. Пойдём!» – продолжила Лин-эр.
«Их только что исключили из школы за прогулы, – заметил я.
«Ха! – воскликнула Лин-эр. – Ты вовсе не этого боишься, ты боишься Солнца!»
«А ты не боишься? – возразил я. – Не забывай, что из-за боязни Солнца ты ведь ещё и к психиатру ходила».
«Но сейчас я уже не похожа на ту, прежнюю, – ответила Лин-эр, – я обрела вдохновение! Посмотри, – Лин-эр через маленькую трубочку выпустила вереницу мыльных пузырей, – посмотри на них!» – она рукой указала на мыльные пузыри.
   
Я уставился на пузырьки и разглядел на их поверхности блестящие цветные яростные водяные валы... (Дальше не понял: 那狂瀾以人的感覺無法把握的復雜和精細在涌動，好像那個泡泡知道自己生命的長度，瘋狂地把自己浩如煙海的記憶中無數的夢幻和傳奇向世界演繹。) Вскоре блестящие цветные яростные валы взорвались и исчезли, и я увидел маленькое облачко водяного пара, которое то ли было, то ли его не было. Это облачко водяного пара тоже просуществовало всего полсекунды, а после исчезло, как будто ничего и не было.   
«Видел? – спросила Лин-эр. – Земля – всего лишь маленький пузырь во вселенной, хлоп! и ничего не было, ради чего бояться?»
«Нет, – возразил я, – согласно подсчётам, когда произойдёт гелиевая вспышка, то для того, чтобы Земля полностью испарилась должно пройти по меньшей мере сто часов».
«Вот это-то самое страшное! – закричала Лин-эр. – Мы здесь, на пятисотметровой глубине под землёй, подобно мясной начинке в пирожке, сначала медленно зажаримся, а потом испаримся!» 
Холодная дрожь пробежала по всему моему телу.
«А на поверхности земли не то же самое, – продолжала Лин-эр, – там всё в мгновение ока испаряется, люди на поверхности земли, подобны мыльным пузырям – бац!.. Но во время гелиевой вспышки, всё же на поверхности земли лучше».

Не знаю, почему, но я не пошёл с ней. Тогда она пошла с А Дуном, и после этого я уже никогда не видел их. Гелиевой вспышки, тем не менее, не произошло – Земля на высокой скорости пронеслась через точку перигелия, в шестой раз поднимаясь к точке афелия, и натянутые нервы людей расслабились.
Из-за того, что вращение Земли было остановлено, на этой стороне орбиты Солнца (在太陽軌道的這一面), двигатели земного шара, расположенные на азиатском континенте, продолжали работать, поэтому перед прохождением перигелия, они были остановлены, лишь время от времени несколько раз регулировали их работу, и мы погрузились в тихую и долгую ночь. Двигатели, расположенные на американском континенте, работали на полную мощность, образуя предохранительное кольцо ракетного сопла. Из-за того, что Солнце в это время тоже находилось в западном полушарии, жара там была ещё страшнее, травы и деревья превращались в дым.

Изменения скорости движения Земли по орбите проводились из года в год. Каждый раз, когда Земля поднималась к точке афелия, сердца людей отпускало, по мере того как расстояние между Землёй и Солнцем день ото дня увеличивалось; но, когда на следующий год Земля сближалась с Солнцем, сердца людей с каждым днём становились всё более и более напряжёнными. И каждый раз, когда Земля достигала точки перигелия, в обществе со всех сторон слышались ложные слухи, говорившие, что гелиевая вспышка произойдёт именно в это время. Когда же Земля в очередной раз поднималась к точке афелия, людские страхи, вслед за тем, как в небесной пустоте Солнце мало-помалу становилось маленьким, успокаивались, но вновь готовились к следующим страхам... Души людей, словно качаются на космических качелях, а говоря ещё точнее, играют в русскую рулетку: процесс поднятия к точке афелия и спуска к точке перигелия – это поворот магазина, а прохождение перигелия – это нажатие спускового крючка. Во время каждого такого оборота, нервы, по сравнению с предыдущим разом, напрягались ещё сильнее, и я, в таком чередующемся страхе, провёл собственную молодость. В самом деле, подумайте хорошенько, даже когда Земля находится в точке афелия, земной шар не выбирается из сферы действия гелиевой вспышки, и если Солнце взорвётся, Земля не перейдёт сразу в газообразное состояние, но будет медленно-медленно превращаться в жидкость – такой результат, на самом деле, не лучше, чем в перигелии.

(Продолжение следует)

[Jorgan]

Я уставился на пузырьки и разглядел на их поверхности блестящие цветные яростные водяные валы... (Дальше не понял: 那狂瀾以人的感覺無法把握的復雜和精細在涌動，好像那個泡泡知道自己生命的長度，瘋狂地把自己浩如煙海的記憶中無數的夢幻和傳奇向世界演繹。) Вскоре блестящие цветные яростные валы взорвались и исчезли, и я увидел маленькое облачко водяного пара, которое то ли было, то ли его не было. Это облачко водяного пара тоже просуществовало всего полсекунды, а после исчезло, как будто ничего и не было.

Мне кажется, тут под "яростными валами" имеются в виду переливы на пузырях

И эти волны света и блеска стекались [на поверхности пузырей] с непостижимой человеческими чувствами сложностью и утонченностью, словно пузырь знал продолжительность своей жизни и делал все для того, чтобы по-своему изобразить/передавать миру бесчисленные фантазии и удивительные истории, хранящиеся в несметном количестве собственных воспоминаний.

* не сочетается для меня "безумство" и "сумасшествие" с пузырями, поэтому выкинул вообще

[.]

Спасибо.

Вы б хоть под спойлер свои простыни убирали, что ли?

[Damaskin]

Вы б хоть под спойлер свои простыни убирали, что ли?

Странное требование.

[Вл. Самошин]

[Лю Цы-синь, «Странствующий земной шар», часть Вторая, продолжение].

В Эру побега бедствия шли одно за другим, наступая друг другу на пятки. Вследствие вызываемого двигателями земного шара ускорения и изменения орбиты движения, железоникелевое равновесие в ядре Земли было нарушено, его влияние прошло через разрыв Гуттенберга, и волны достигли мантии: на каждом континенте происходят геотермальные выбросы, вулканы бесчинствуют, что представляет для подземных городов, в которых живёт человечество, смертельную угрозу. После шестого цикла по смене орбиты, в подземных городах каждого большого континента часто происходили катастрофы с просачиванием потоков магмы.

В тот день, когда зазвучал сигнал тревоги, я как раз шёл по дороге, возвращаясь домой после занятий в школе, и услышал радиосообщение мэрии: «Внимание всем жителям города F112: северный заслон уже разрушен силой земного напряжения, потоки магмы проникают внутрь! Сейчас потоки магмы достигли уже четвёртого квартала города! Выезд с государственной автодороги заблокирован, всему городскому населению собраться в центре городской площади и эвакуироваться, поднявшись на поверхность земли. Внимание: во время эвакуации, поступайте в соответствии со статьёй Пятой закона о чрезвычайной ситуации. Особо отмечаем ещё раз: поступайте в соответствии со статьёй Пятой закона о чрезвычайной ситуации!»
 
Я окинул взглядом похожие на лабиринт проходы вокруг – подземный город сейчас вовсе не выглядел каким-то необычным. Но я знаю о той опасности, которая подстерегает меня сейчас: есть только две дороги, ведущие из подземелья на поверхность, одна из которых уже была наглухо завалена в прошлом году из-за необходимости укрепления заслона, и если оставшаяся тоже наглухо завалена, то останется выход только через вертикальную шахту – на лифте, можно будет подняться на поверхность земли, чтобы спастись от опасности. Вместимость лифта очень маленькая, и для того, чтобы вывести триста шестьдесят тысяч жителей города, потребуется очень много времени, но нет никакой необходимости бороться за шанс выжить – в Законе о чрезвычайной ситуации, принятом Объединённым мировым правительством, всё чётко расписано.

В древности существовала этическая задача: когда начался потоп, был человек, который мог спасти только одного человека. Пойдёт ли сын спасать своего отца или он пойдёт спасть своего сына? С точки зрения людей нашей эпохи, невозможно понять тех, кто задаёт такой вопрос
Когда я пришёл на центральную площадь, то увидел, что люди уже выстроились в длинную-длинную очередь, в которой стояли согласно их возрасту. Ближе всех к входу в лифт стояли роботы-воспитатели, которые держали на руках младенцев, за ними – дети из детских садов, а после них – ученики младших классов школы. Я стоял в середине очереди, в передней части. Папа сейчас дежурит на околоземной орбите, в городе только я и мама. Сейчас я не увидел маму, поэтому побежал вдоль очереди, но, не пробежав слишком далеко, был остановлен солдатом. Я знаю, что она – в самом конце очереди, так как в этом городе располагаются главным образом школы, семей очень мало, а мама считалась относящейся к старшей группе людей. Длинная очередь движется вперёд с такой медленной скоростью, что сердца людей сгорают от нетерпения. Когда после трёх часов такого движения, я вошёл в лифт, в моём сердце не оставалось ни одного спокойного места, потому что в это время между мамой и спасением ещё стояли более двадцати тысяч студентов! А я уже почувствовал сильный запах серы...

После того как, через два с половиной часа, я выбрался на поверхность земли, магма полностью поглотила расположенный на глубине пятисот метров город. Я представил себе с такой остротой, как если бы ножом провели по сердцу, последние минуты мамы: она, вместе с восемнадцатью тысячами других, кто не смог выбраться на поверхность, смотрела на то, как потоки магмы, прорвавшись, хлынули на центральную площадь города. К тому времени электричество было уже отключено, и во всём подземном городе светился только этот ужасный тёмно-красный свет магмы. Тот высокий и большой, белого цвета, свод над центральной площадью, от высокой температуры, постепенно почернел, но всех погибших в этой катастрофе, быть может, ещё не коснулись потоки магмы – ведь именно эта тысячеградусная высокая температура лишала людей жизни.

Но жизнь всё ещё продолжается, и в этой жестокой и страшной реальности, любовь по-прежнему, то и дело мелькает обманчивой искрой. Чтобы ослабить напряжённые чувства, владевшие людьми, Объединённое мировое правительство, когда Земля в двадцать второй раз достигла точки афелия, неожиданно решило возродить, прервавшиеся два века назад Олимпиады. Я участвовал в Олимпийском ралли по льду на моторизованных санях, участники которого стартовали в Шанхае, пересекали напрямик покрытый льдом Тихий океан и финишировали в Нью-Йорке. После выстрела стартового пистолета, свыше ста саней помчались по льду Тихого океана со скоростью около двухсот километров в час. Вначале нас сопровождали ещё несколько саней, но через пару дней, все они исчезли за линией горизонта. В это время уже не было видно сияния расположенных сзади двигателей земного шара, и я находился как раз в самой тёмной части земного шара.

У меня перед глазами – мир, который состоит из бескрайнего звёздного неба и бесконечно простирающейся во все четыре стороны ледяной равнины. Кажется, что эта ледяная равнина тянется до самой дальней оконечности вселенной или она сама и есть оконечность вселенной? И посреди этой вселенной бескрайнего звёздного неба и бесконечной ледяной равнины – я один! Похожее на снежную лавину чувство одиночества сбило меня с ног, мне хотелось плакать. Я заспешил во всю мощь моих саней, и то, на какой позиции я находился, уже не имело никакого значения – только чтобы как можно быстрее избавиться от этого страшного, убивающего меня чувства одиночества, а тот берег, как будто бы вовсе и не существовал. Как раз в этот момент, я увидел, как на горизонте возник силуэт человека. После того как я несколько приблизился к нему, я обнаружил, что это была девушка, стоявшая рядом со своими санями. Её длинные волосы развевались под холодным ветром ледяной равнины. Тебе понятно, что значит случайно встретить в такое время девушку? Вся наша последующая жизнь была определена этой встречей.
 
Девушка оказалась японкой, её звали Ямаё Кадайко (山彬加代子). Женская команда стартовала на двенадцать часов раньше нашей, но полозья её саней сломались, попав в трещину во льду. Я и помогал ей чинить её сани, и говорил ей о своём, внезапно возникшем, чувстве.
«Вы больше, чем правы, – отвечала девушка, – я чувствую то же самое! Да, так, будто во всей вселенной ты одна! Знаете, когда я увидела, что вы появились вдали, я словно бы увидела восход солнца!»
«Почему ты не вызвала спасательный самолёт? – спросил я.
«Эти соревнования – воплощение человеческого духа, знаете, странствующему во вселенной земному шару никто не придёт на помощь!»
Она помахала маленьким кулачком, говоря это с присущим японцам упрямством.
«Но сейчас, хочешь не хочешь, придётся вызывать, – сказал я. – У нас нет запасных полозьев, а без них твои сани не отремонтируешь».
«Тогда я сяду в твои сани, и мы вместе поедем, а? – спросила она. – Конечно, если тебя не волнует, какое место ты займёшь в ралли».
Конечно же, меня не волновало место в ралли, поэтому я и Кадайко, вместе, завершили остаток этого долгого и утомительного маршрута по покрытому льдом Тихому океану.
   
Миновав Гавайи, мы увидели на краю неба лучи рассвета. На этой, освещаемой маленьким-маленьким солнцем, бескрайней ледяной равнине, мы отправили в Министерство гражданских дел Объединённого мирового правительства заявление о вступлении в брак. Когда мы доехали до Нью-Йорка, судьи соревнования давно, не дождавшись нас, закончили их и ушли. Но нас всё ещё ждал служащий Управления гражданской администрации, который поздравил нас с вступлением в брак, после чего продолжил исполнять свои обязанности: он взмахнул рукой, и в воздухе появилось голографическая картина, на которой были аккуратно расставлены несколько десятков тысяч круглых точек. Это было число браков во всём мире, зарегистрированных Объединённым мировым правительством за несколько дней. Из-за суровых условий, сложившихся на Земле, законом установлено, что только одна из трёх пар супругов, имела право на рождение ребёнка, какая именно – определялось лотереей.

Кадайко полдня колебалась, под этими, занявшими полнеба десятками тысяч точек, но указала на одну из средних. Когда эта точка окрасилась в зелёный цвет, Кадайко запрыгала от радости. Но я, в душе, не понимал, каково это: то, что мой ребёнок родится в эру страданий и тягот – это счастье или несчастье?
Служащий администрации, напротив, очень рад, говорит, что всякий раз, когда загорается «зелёная точка», он необычайно рад – он достал бутылку водки, и мы втроём, поочерёдно, выпиваем: «За продолжение человеческого рода, пей до дна!»
   
У нас за спиной, далёкое солнце своими слабыми лучами бросало золотистое сияние на статую Свободы, а напротив нас стояли кварталы нежилых небоскрёбов Манхэттена. Слабый солнечный свет отбрасывал их тени на безмолвную ледяную поверхность Нью-Йоркской бухты. Хмель туманил мне голову, слёзы полились из глаз. Земля, моя странствующая Земля!

(Продолжение следует)

[Andrey Lukyanov]

Нестыковочка получается. С одной стороны — в первую очередь спасают младенцев, то есть дети как бы в дефиците. С другой стороны — разрешают заводить детей только каждой третьей семье. То есть детей слишком много.

[Вл. Самошин]

Мне кажется, что здесь нет никакого противоречия. Ведь в первую очередь спасают детей не потому, что они в дефиците, а потому что некоторые из них, став взрослыми, смогут продолжить род человеческий. А разрешение заводить детей только каждой третьей семье продиктовано не тем, что детей слишком много, а "из-за суровых условий, сложившихся на Земле", о чём прямо говорит Лю Цы-синь, объясняя мотивы решения Объединённого мирового правительства. По-видимому, имеется ввиду, что ресурсов Земли могло не хватить на всех, если бы не было ограничено право каждого иметь детей.

[Вл. Самошин]

[Лю Цы-синь, «Странствующий земной шар», часть Вторая, продолжение].

Перед тем, как попрощаться, он вручил нам связку ключей, и сказал пьяным голосом: «Это – от предназначенного для вас дома в Азии, возвращайтесь домой... Эх, дома ведь намного лучше!»
«Да, чем лучше-то? – возразил я равнодушно. – Подземные города Азии полны опасностей, вам здесь, в западном полушарии, этого, конечно, не понять». 
«У нас тоже скоро случится опасность, которую вы не сможете понять, – возразил служащий. – Земля вскоре опять должна будет пройти сквозь пояс астероидов, и в этот раз пострадает именно западное полушарие».
«Во время предыдущих нескольких циклов изменения орбиты, Земля тоже проходила через пояс астероидов, разве было что-то серьёзное?» – спросил я.
«Тогда Земля проходила, лишь задевая край пояса астероидов, – ответил служащий, – и космический флот, конечно, мог справиться. Они могли использовать лазеры и ядерные бомбы, чтобы полностью очистить путь Земли от этих небольших каменных глыб. Но в этот раз... Кстати, вы ещё не слышали новости? – неожиданно спросил он. – В этот раз Земля должна будет пройти сквозь центральную часть пояса астероидов! Космический флот не сможет справиться с этими огромными булыжниками, увы...»

Возвращаясь в Азию на самолёте, Кадайко спросила меня: «А те булыжники, действительно, очень велики?»
Мой отец сейчас как раз работает в космическом флоте и занимается этой проблемой, поэтому, несмотря на то что правительство, чтобы избежать паники, как обычно, блокировало новости, я всё же знал некоторые обстоятельства. Я сказал Кадайко, что те булыжники так же велики, как горы, и что пятидесяти мегатонная термоядерная бомба может сделать на их поверхности лишь маленькую вмятину.
«Они собираются использовать самое мощное оружие, которое есть сейчас в руках человечества!» – таинственно сказал я Кадайко.
«Ты говоришь о бомбе из антивещества? – спросила она. –  Или о чём-то ещё?.. Насколько далеко может летать космический флот?» – помолчав, вновь спросила Кадайко.
«Сейчас они имеют предел, – ответил я, – отец говорил, что только около полутора миллионов километров».
«А-а... – протянула Кадайко, – тогда мы сможем посмотреть!»
«Но лучше бы не смотреть...» – заметил я.

Кадайко всё же посмотрела, к тому же, не надев защитные очки. Первая вспышка бомбы с антиматерией пришла из космоса вскоре после того, как мы взлетели, в это время Кадайко, как раз, любовалась звёздами в небе за иллюминатором самолёта. Это привело к тому, что она, больше, чем на час. ослепла на оба глаза, после чего, месяц с лишним, глаза были красными и опухшими, и из глаз текли слёзы.

Это был, поистине, момент, когда на сердце тревога, а плоть трепещет: снаряды из антивещества непрерывно точно попадают в астероиды, яркие вспышки света одна за одной – эта поднимается, та падает – сверкали в чёрном, как лак, небе, как будто в космосе была группа гигантов, окружившая земной шар, которая фотографировала Землю с использованием яростных фотовспышек.
Через полчаса мы увидели метеоры. Они, волоча за собой длинные-длинные хвосты, рассекали просторы небес, вызывая у людей чувство страха.  Метеоров становилось, чем дальше, тем больше, каждый из них прочерчивал в небе всё большие и большие расстояния. Внезапно, корпус самолёта задрожал от громкого шума, вслед за чем последовали громкие звуки и дрожание. Кадайко, закричав от страха, бросилась мне в объятия, очевидно решив, что в самолёт попал метеорит. В это время из кабины пилотов раздался голос командира воздушного судна: 
«Господа пассажиры, пожалуйста, не паникуйте, это – шум, возникший при преодолении метеоритом звукового барьера. Пожалуйста, наденьте наушники, иначе ваш слух на продолжительное время будет испорчен.  Поскольку безопасность полёта уже не может быть гарантирована, мы совершим аварийную посадку на Гавайях».

В это время я уставился на метеор – размеры этого огненного шара были намного больше, чем у других. Я не верил, что он может полностью сгореть в атмосфере. И в самом деле, этот огненный шар, промчавшись по небу, и становясь чем дальше, тем меньше, всё же упал в покрытое льдом море. Глядя с высоты в десять тысяч метров, можно было увидеть, что в том месте, куда попал метеорит, стала заметна маленькая белая точка. Эта белая точка сразу же расширилась, образовав белый круг, который с большой скоростью стал распространяться по поверхности моря.

«Это волна?»– дрожащим голосом спросила меня Кадайко.
«Да, это волна, – ответил я, – волна, высотой больше ста метров. Но море покрыто льдом, и ледяная поверхность может очень скоро погасить её», – сказал я, успокаивая самого себя, и не глядя вниз.
Вскоре мы приземлились в Гонолулу, а оттуда местные власти повезли нас в подземный город. Наши машины двигались вдоль морского берега, в небе было полно метеоритов, эти рыжеволосые демоны, казалось, одновременно вырвались наружу из какой-то точки великого космоса. От метеорита, упавшего недалеко от берега моря, не было видно столба воды, однако, водяной пар образовал грибовидное облако белого цвета, которое стало подниматься высоко-высоко. Зыбь из-под слоя льда дошла до берега, и толстый-претолстый слой льда, грохоча, стал раскалываться на обломки. На поверхности льда появилось нечто волнообразной формы, как будто огромные мягкие животные, выстроившись в ряды, проплывали подо льдом.
«Каков размер этой глыбы?» – спросил я служащего, который приехал, чтобы помогать нам.
«Не больше пяти килограммов, – ответил он, – не больше твоей головы. Но вот недавно получили извещение, что в восьмистах километрах к северу, на море только что упал метеорит весом в двадцать тонн, или около того».
В это время зазвонил аппарат связи на его запястье. Он бросил на него взгляд, после чего сказал водителю: «Не успеем доехать до входа номер двести четыре, надо искать ближайший!»

Машина свернула за поворот, и остановилась у входа в другой поземный город. Выйдя из машины, мы увидели нескольких солдат. Они неподвижно стояли, уставившись куда-то вдаль, их глаза были переполнены страхом. Мы все стали смотреть туда, куда смотрели они: в том месте, где соединялись небо и море, было видно какую-то чёрную ширму, которая, на первый взгляд, выглядела грядою чёрных облаков, однако, высота этих «чёрных облаков» была слишком ровной, словно это была длинная стена на краю неба. Ещё раз внимательно посмотрев, мы заметили, что эта стена окаймлена белой полосой.
«Ой, что же это?» – несмело спросила Кадайко у офицера. Полученный ответ заставил встать дыбом волосы у нас на головах: «Волна».

Огромные железные ворота подземного города с грохотом закрылись, и не прошло и десяти минут, как мы почувствовали, что с поверхности земли доносится низкий грохочущий звук, как будто некий великан кувыркался по земле. Мы растерянно смотрели друг на друга: стометровой высоты огромные волны в этот момент как раз прокатывались по Гавайям – так же, как и по каждому из континентов.
Но нечто другое пугало людей ещё больше. Это была тряска, как будто из космоса кто-то непрерывно ударял по земному шару. Под землёй эта тряска была вовсе не такой уж сильной, её можно было лишь едва ощущать, но каждое такое сотрясение земли прямиком проникало в самые глубины души – это метеориты непрерывно ударяли по поверхности земли. Неделю, с перерывами, продолжалась эта жестокая бомбардировка нашей планеты. Когда мы вышли из подземного города, Кадайко крикнула, объятая ужасом: «О, небо, небо! Как же это так!»

А небо было пепельно-серого цвета, из-за того, что верхние слои атмосферы были переполнены серой пылью, образовавшейся от ударов астероидов о поверхность суши – звёзды и солнце пропали в этой бесконечной серости, как будто вся вселенная оказалась под пеленой густого тумана. На поверхности земли, вздымавшиеся до небес огромные волны, обрушивавшиеся на берег моря, остались, не успев отхлынуть, и превратились в лёд. Только чудом уцелевшие городские высотные дома одинокими тенями стояли на льду, увешанные длинными-предлинными ледяными сосульками. На лёд выпал слой пыли, вызванный ударами астероидов, так что в этом мире остался только один цвет – пепельно-серый.

(Продолжение следует).

[Andrey Lukyanov]

Представления автора о поясе астероидов далеки от реальности. На самом же деле расстояния между соседними астероидами огромны, в сущности пояс астероидов — это просто пустое пространство.

(Несколько космических аппаратов пролетали там — и никого не встретили.)

[Вл. Самошин]

Не забывайте, что это повесть, написанная в жанре научной фантастики, а Лю Цы-синь не астроном, и пишет не для читателей научного "Журнала астрономии", и даже не для читателей научно-популярного журнала "Любитель астрономии" (выходит в Китае и такой! – В.С.), а для тех, прежде всего, китайских, читателей, кого интересуют такого рода произведения, поэтому его представления о поясе астероидов вполне могут быть далеки от реальности.

Кстати, а разве близки к этой самой реальности города́, расположенные на глубине пятисот метров под землёй, в которых проживают сотни тысяч людей или пушки, стреляющие снарядами с антивеществом, не говоря уже о двигателях, с помощью которых можно изменять скорость вращения Земли и скорость её движения по орбите? Всё это – чистой воды фантастика, и только.

Что же касается того, что космические аппараты, пролетая через пояс астероидов, не столкнулись ни с одним из них, то это может быть следствием того, что размеры этих космических аппаратов просто исчезающе малы по сравнению с размером Земли, и не исключено, что там, где космический аппарат пролетит, не столкнувшись с астероидом, Земля с астероидом может и столкнуться... Впрочем, и я не астроном, так что и мои представления могут быть далеки от реальности.

[Вл. Самошин]

[Лю Цы-синь, «Странствующий земной шар», часть Вторая, продолжение].

Я и Кадайко продолжили наше возвращение в Азию. Когда самолёт пересёк, давно уже потерявшую всякий смысл, международную линию перемены дат, мы увидели самую тёмную ночь из всех, когда-либо виденных человечеством: самолёт, как будто, крадётся в море жидкой чёрной туши – глядя из салона наружу, не увидишь ни одного луча света в этом мире. И в наших душах тоже было до крайности мрачно.
«Когда же это кончится?» – пробормотала Кадайко.

Я не знал, имеет ли она ввиду это путешествие или полную горестей и бедствий жизнь, но сейчас я чувствую, что ни тому, ни другому нет конца. Да, даже если Земля выплывет из зоны гелиевой вспышки и нам удастся избежать гибели, то что́? Мы ведь – всего лишь первая ступень этой долгой и утомительной лестницы: когда наши правнуки, через сто поколений, поднимутся на её верх, наши кости давно уже превратятся в прах. Я боюсь представить себе те, будущие, горести и тяготы, трудности и беды, но тем более я не могу представить себе, чтобы я мог взять с собой любимую и ребёнка, чтобы вместе с ними пройти по этой грязной, слякотной дороге, которой не видно конца. Я устал, я действительно не могу больше идти...

Как раз в тот момент, когда я задыхался от этих горестных и безнадёжных мыслей, в салоне раздался испуганный женский голос: «Ах! Нет! Не могу, милый!»
Я посмотрел туда, откуда раздавался голос, и увидел ту женщину. Она сидела рядом с мужчиной, у которого пыталась отнять пистолет, дуло которого тот только что, очевидно, собирался приставить к своему виску.  Этот человек был худым и слабым, который неподвижным взглядом смотрел перед собой в бесконечную даль. Женщина склонилась над его коленями и громко заплакала.
«Успокойся», – холодно сказал мужчина.
Плач затих, остался только монотонный гул авиационных двигателей, как неизменная горестная музыка. В моём представлении, самолёт уже прилип к этой огромной черноте и мраку, и стал неподвижен, а в целой вселенной, кроме этой черноты, мрака и самолёта, не было больше ничего.  Кадайко тесно прижалась к моей груди, вся охваченная ледяным холодом.

Внезапно в передней части салона возникли волнения, и какой-то человек взволнованно зашептал. Я посмотрел в иллюминатор, и увидел, что прямо по курсу движения самолёта возникло туманно-неясное свечение. Оно было голубого цвета, не имело формы, равномерно распределяясь в ночном небе впереди безграничного пылевого облака, возникшего от ударов астероидов о землю. Это были лучи света двигателей земного шара. Двигатели земного шара, расположенные в западном полушарии, уже были разрушены метеоритами на одну треть, однако ущерб, по сравнению с тем, что было до отплытия, оказался меньше, чем предполагали; двигатели на восточном полушарии остались полностью целыми и невредимыми, поскольку располагались на обратной стороне, по отношению к той, на которую обрушились удары метеоритов. Если говорить о мощности этих двигателей, то они вполне могли обеспечить побег Земли.

Перед моими глазами – голубое сияние, как будто после долгого и утомительного подъёма из глубины моря, я увидел свет на его поверхности. Моё дыхание снова становилось нестеснённым. Я вновь услышал голос той женщины: «Милый, му́ки и горести, страх и ужас – всё это можно чувствовать, только когда ты жив. А когда умер, когда умер, нет уже ничего, только чёрный мрак... Всё же лучше жить. Ты ка́к думаешь?»

Тот худой и слабый мужчина ничего не сказал в ответ. Он, уставившись перед собой, смотрел на голубое сияние впереди, слёзы лились у него из глаз. Я знал, что он может продолжать жить, надо только, чтобы тот голубой огонёк надежды продолжал сиять. Мы все можем продолжать жить – я вновь вспомнил слова отца о надежде.

Выйдя из самолёта, мы с Кадайко не пошли в наш новый дом в подземном городе, а решили пойти на базу космического флота, выстроенную на поверхности земли, чтобы разыскать там отца. Но на базе мы увидели только замёрзший, как лёд, орден, которым отец был награждён посмертно... Этот орден передал мне генерал-майор авиации. Он сказал мне, что во время операции по расчистке пути движения Земли от астероидов, обломок, разрушенного взрывом антивещества астероида, попал в пилотируемый отцом одноместный космический корабль.
«В тот момент, когда обломок астероида столкнулся с космическим кораблём, скорости каждого из них составляли сто километров в секунду, так что от удара космический корабль, в мгновение ока, испарился, ваш отец не испытал никакой боли, уверяю вас, никакой боли...» – сказал генерал.

Когда Земля вновь приблизилась к Солнцу, мы с Кадайко опять поднялись на поверхность, чтобы посмотреть на весну, но не увидели ничего. Мир, по-прежнему, пепельно-серого цвета, под мрачными небесами Земли разбросаны ледниковые озёра, образованные оставшейся морской водой, но не было видно ни следа зелени – вызванная ударами астероидов о землю пыль, преграждает путь солнечным лучам, что делает затруднительным повышение температуры. И даже в точке перигелия, океаны и суша Земли не освобождались ото льда, солнце выглядело как затуманенный круг света, как будто, в окутавшей Землю пыли, оно превратилось в призрак.

Спустя три года, вся пыль в воздухе рассеялась, а человечество, наконец, в последний раз миновало точку перигелия и стало подниматься к точке афелия. В этот перигелий люди в восточном полушарии имели счастье наблюдать самые быстрые в истории земного шара восход и заход солнца. Солнце выскочило из-под поверхности моря, стремительно пронеслось по небу, тени бесчисленных предметов на земле быстро меняли угол, как будто это были секундные стрелки бесчисленных часов. Это был и самый короткий световой день на Земле – не дольше одного часа. Когда час спустя, солнце прыгнуло вниз, за линию горизонта, и чёрная тьма опустилась на землю, я почувствовал грусть. Этот день, промелькнувший в мгновение ока, кажется, подводил короткий итог четырёх с половиной миллиардной истории нахождения Земли в Солнечной системе. И теперь уже, до последнего дня вселенной, он не вернётся вновь...

«Наступила чёрная ночь...» – печально произнесла Кадайко.
«Самая долгая из ночей», – отозвался я.
Эта ночь в восточном полушарии продлится две тысячи пятьсот лет, и только сто поколений спустя, рассвет в созвездии Центавра сможет вновь озарить эту землю. Западное полушарие столкнётся с самым длинным световым днём, однако, по сравнению с ночью в восточном, день этот будет намного короче. Там солнце очень быстро будет подниматься в зенит, затем постоит, остановившись в этой точке, постепенно уменьшаясь, и через полвека оно войдёт в состав трудноразличимого звёздного скопления. Согласно заранее намеченному курсу, Земля должна будет подняться к точке встречи с Юпитером.

План Навигационного совета был таким: орбита Земли, после пятнадцатого изменения, станет настолько вытянутой, что, подойдя к точке афелия, она достигнет Юпитера и пройдёт от него на расстоянии почти столкновения, но под влиянием огромной силы притяжения Юпитера, сдвинется с точки афелия, после чего достигнет скорости, необходимой для того, чтобы убежать из Солнечной системы.

Через пару месяцев после выхода из точки перигелия, можно было уже невооружённым глазом наблюдать Юпитер. Сначала он виднелся как размытая светящаяся точка, но вскоре стал появляться в форме круглого диска, а ещё через месяц, Юпитер в небе Земли уже выглядел примерно так, как выглядела полная Луна, только тёмно-красного цвета, и можно было даже смутно разглядеть полосы на его поверхности. В это время, в стоявших пятнадцать лет вертикально световых столбах двигателей земного шара начинаются покачивания, и Земля производит окончательную коррекцию орбиты перед встречей с Юпитером.
Юпитер мало-помалу опустился ниже линии горизонта, а спустя ещё три месяца, занял положение над обратной стороной Земли: мы не видим его, но знаем, что как раз сейчас обе планеты встречаются.

Однажды нам неожиданно сообщили, что Юпитер можно наблюдать и в восточном полушарии, поэтому множество людей стали подниматься из подземного города на поверхность земли. Когда я поднялся на поверхность, выйдя из герметично запертых ворот подземного города, то обнаружил, что двигатели земного шара, начавшие работать пятнадцать лет назад, уже полностью выключены – я снова смог увидеть звёздное небо, а это свидетельствовало о том, что последняя встреча с Юпитером как раз сейчас и происходит. Все люди с напряжением уставились на запад, на линию горизонта, над которой появилось тёмно-красное сияние. Область этого сияния постепенно увеличивалась, простираясь во всю ширину горизонта.
 
Теперь я заметил, что над этой тёмно-красной областью, вместе со звёздным небом, чёрным как лак, есть ровная граница. Граница эта образует полукруг, и этот огромный полукруг был перекинут с одной стороны горизонта до другой. Этот огромный полукруг медленно-медленно поднимался, а всё небо под ним становилось тёмно-красного цвета – как будто тёмно-красный занавес, размером примерно со звёздное небо, отделял земной шар от всей вселенной. Когда я вернулся, понявший, что это за занавес, я машинально сделал глоток холодного воздуха из кондиционера: тот тёмно-красный занавес был Юпитером! Я давно знаю, что размер Юпитера в тысячу триста раз превосходит размер Земли, но только сейчас я почувствовал, насколько он огромен.

«Когда это огромное чудище полностью поднялось над линией горизонта, тот страх и ужас, то чувство подавленности, которое он вызывал, трудно описать словами, – писал позднее один журналист. – Я не знаю, – продолжал он, – то ли это снится мне в дурном сне, то ли целая вселенная – это дурной сон, который снится в огромном и извращённом уме Создателя!»
 
Юпитер, наводя страх, поднялся, постепенно захватывая половину неба. В это время мы смогли отчётливо увидеть шторма в его облачном покрове, эти шторма перемешивали облачный покров, образуя неясные линий. Я знал, что под этим облачным покровом находится океан кипящего жидкого водорода и жидкого гелия.
Появилось знаменитое Большое Красное пятно – сохраняющийся на поверхности Юпитера сотни тысяч лет вихрь, настолько огромный, что мог бы поглотить целых три земных шара. В это время Юпитер полностью заполнил собою всё небо, и казалось, что Земля – это воздушный шар, который плывёт над кипящим тёмно-красным морем его облаков! А Большое Красное пятно Юпитера располагалось прямо посредине неба, словно огромный красный глаз, уставившийся на наш мир, все континенты которого были накрыты его сумрачным красным сиянием...

В это время никто не мог поверить, что маленькая-маленькая Земля сумеет вырваться из гравитационного поля такого огромного монстра. Глядя с земной поверхности, было понятно, что Земля не может стать даже спутником Юпитера – мы вот-вот упадём в эту безграничную, покрытую морем облаков, преисподнюю! Но расчёты инженеров-навигаторов оказались точны – тёмно-красное, приводящее в замешательство, небо стало медленно-медленно двигаться. Я не знаю, сколько прошло времени, но на западном горизонте показалась чернота. Эта чернота быстро расширялась, и в ней стали мелькать звёзды – Земля как раз вырывалась из гравитационных лап Юпитера.

В это время завизжал сигнал тревоги: вызванные гравитационным полем Юпитера приливные волны хлынули внутрь континента. Позже стало известно, что эти, стометровой высоты, огромные волны, вновь прокатились по всему земному шару. Вбегая в герметично закрытые ворота подземного города, и напоследок бросив взгляд на небо, половину которого, по-прежнему, занимал Юпитер, я заметил в юпитерианском море облаков отчётливо видимую царапину. Позже я узнал, что это сила притяжения Земли оставила на поверхности Юпитера такой след – наша планета тоже вызывала появление на поверхности Юпитера огромных, как горы, волн жидкого водорода и жидкого гелия.

В это время, гигантская сила гравитации Юпитера как раз добавила скорости Земле, и вышвырнула её во внешний космос. Оторвавшись от Юпитера, Земля уже достигла скорости убегания, она больше не нуждалась в возвращении к спрятавшемуся и погибающему Солнцу, улетая в обширный и пустынный внешний космос – началась утомительно-долгая Эра странствий.
Как раз под этими тёмно-красными тенями Юпитера, глубоко под землёй, родился мой сын.

(Конец Второй части. Продолжение следует)

[Andrey Lukyanov]

Кстати, а разве близки к этой самой реальности города́, расположенные на глубине пятисот метров под землёй, в которых проживают сотни тысяч людей или пушки, стреляющие снарядами с антивеществом, не говоря уже о двигателях, с помощью которых можно изменять скорость вращения Земли и скорость её движения по орбите? Всё это – чистой воды фантастика, и только.

В хорошей фантастике количество фантастических допущений строго ограничено. Где они не требуются для сюжета — лучше придерживаться научной картины мира.

[Andrey Lukyanov]

Я давно знаю, что размер Юпитера в тысячу триста раз превосходит размер Земли, но только сейчас я почувствовал, насколько он огромен.

Замечание: Юпитер в 1300 раз больше Земли по объёму, а по диаметру только в 11 раз.

[Andrey Lukyanov]

Эта ночь в восточном полушарии продлится две тысячи пятьсот лет, и только сто поколений спустя, рассвет в созвездии Центавра сможет вновь озарить эту землю.

Они хотят долететь до ближайшей звезды за 2500 лет. Это требует скорости порядка 500 км/с.

С другой стороны, они не смогли покинуть Солнечную систему без гравитационного манёвра у Юпитера — а значит, их скорость после удаления от Солнца будет всего лишь несколько км/с.

Так что 250 000 лет — более реалистичная оценка времени такого полёта.

[Вл. Самошин]

Не являясь ни любителем, ни, тем более, знатоком научно-фантастической литературы, не могу ни согласиться с вашими утверждениями, ни возразить вам на них. Могу только заметить, что обратились вы с ними явно не по адресу, поскольку я всего лишь перевожу, а не сочиняю.

[Вл. Самошин]

ЛЮ ЦЫ-СИНЬ. «СТРАНСТВУЮЩИЙ ЗЕМНОЙ ШАР»

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

МЯТЕЖ И СМУТА

После того как Земля проскочила Юпитер, более десяти тысяч двигателей земного шара, расположенных на азиатском континенте, вновь заработали на полную мощность: теперь они должны будут без остановки работать в течение пятисот лет, непрерывно ускоряя движение Земли. За эти пятьсот лет двигатели земного шара израсходуют в качестве топлива половину горных массивов азиатского континента.
Освободившись на четыре с лишним столетия от страха смерти, люди смогли вздохнуть с облегчением. Однако, безудержного веселья, которое можно было предвидеть, не случилось: последовавшие события превзошли всё, что только можно было себе вообразить.

После праздничного банкета, устроенного в подземном городе, я, надев герметичный костюм, в одиночестве, поднялся на поверхность земли. Знакомые с детских лет горы уже полностью сровняли с землёй сверхмощные экскаваторы, которые превратили их в равнину. На земле оставались лишь голые скалы и затвердевшая мёрзлая почва, на которой повсюду белели пятна – оставшиеся после океанских приливов солончаки. Большой город, в котором прежде дедушка и папа прожили жизнь, в котором когда-то жило десять миллионов человек, сейчас был уже в руинах: от торчащей арматуры развалин высотных зданий, в голубом сиянии световых столбов двигателей земли, протягивались длинные-длинные тени, как будто это были окаменевшие доисторические огромные животные...
Повторяющиеся снова и снова наводнения и удары астероидов уже уничтожили всё на поверхности земли, города и растительный покров на каждом континенте уже исчезли без следа – поверхность земного шара уже превратилась в подобие марсианских пустынь.

Всё это время на душе Кадайко было неспокойно. Она часто оставляла ребёнка без присмотра, в одиночку отправлялась в путешествие на летающем автомобиле, а возвратившись, говорила лишь, что она летала в западное полушарие. В конце концов, она и меня утащила в путешествие вместе с нею. Наш летающий автомобиль два часа летел со скоростью, вчетверо превышающей скорость звука, после чего мы, наконец, смогли увидеть Солнце – оно только-только поднималось из Тихого океана, и выглядело размером с бейсбольный мяч, бросая слабые холодные лучи на заледенелую поверхность океана.

Летающий автомобиль, которым управляла Кадайко, завис на высоте пяти тысяч метров, после чего она вытащила из-за спины какую-то длинную-предлинную штуковину. После того, как она открыла футляр, я увидел, что это астрономический телескоп, вроде тех, которыми пользуются любители.  Кадайко открыла окно автомобиля, навела телескоп на Солнце, и дала мне посмотреть. Через его цветное зеркало я увидел, увеличенное в сотню раз, изображение Солнца, я смог даже отчётливо увидеть медленно-медленно движущиеся светлые и тёмные пятна на его поверхности, а ещё и тёмные-тёмные, смутные-смутные протуберанцы на краях солнечного диска. Кадайко подключила телескоп к компьютеру, установленному в автомобиле, и вывела на экран изображение Солнца. Затем она вывела на экран другое изображение Солнца, и сказала: «Так выглядело Солнце четыре столетия назад». Вслед за тем, компьютер произвёл сравнение этих двух изображений.

«Заметил? – спросила Кадайко, указав на монитор. – Их светимость, расположение точек, вероятностные и статистические параметры абсолютно одинаковы!»   
Покачав головой, я ответил: «Что это может объяснить? Игрушечный телескоп, низкого уровня программа обработки изображений, да и ты всего лишь невежественный дилетант... Не ищи себе неприятностей, не верь этим слухам!»
«Ты идиот», – сказала она, забрала у меня телескоп, и направила летающий самолёт обратно. В это время, над нами и под нами, я снова увидел в дальней дали несколько летающих машин, так же, как и мы только что, зависших в небе, и из окна каждого автомобиля высовывался телескоп, направленный в сторону Солнца. В последующие несколько месяцев, страшные слухи, подобно степному пожару, распространились по всему миру.

Чем дальше, тем больше людей, стихийно, используя более крупные и более точные приборы стали наблюдать за Солнцем. Позже, одна общественная организация запустила к Солнцу группу исследовательских зондов, которые, три месяца спустя, прошли сквозь него. Присланные зондами данные окончательно подтвердили те факты: по сравнению с тем, что было четыре столетия назад, Солнце не претерпели никаких изменений...
Теперь подземные города каждого континента превратились уже в неспокойные вулканы, обстановка стала такой, что могла взорваться по малейшему поводу. Однажды, по распоряжению Объединённого мирового правительства, мы с Кадайко, отправили нашего сына в воспитательный центр. Возвращаясь по дороге домой, мы оба почувствовали, что единственная, связывавшая нас нить, больше не существует. Подойдя к центральной площади, мы увидели человека, произносившего речь, в то время как несколько других людей, окруживших выступавшего, раздавали горожанам оружие.

«Граждане! Земной шар был предан! Человечество было предано! Цивилизация была предана! Мы все – жертвы одной супер-аферы! Эта афера столь велика и страшна, что даже царь небесный был потрясён ею! Солнце, по-прежнему, остаётся всё тем же, прежним, Солнцем, оно не взорвётся: ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем это невозможно, оно – символ вечности! Вне всякого сомнения, «взрыв» – это коварные замыслы некоторых членов Объединённого мирового правительства! Они всё это сфабриковали, и всё это для того, что создать их диктаторскую империю! Они погубили Землю! Они погубили человеческую цивилизацию! Граждане, добросовестные граждане! Берите в руки оружие и спасайте нашу планету! Спасайте человеческую цивилизацию! Мы должны свергнуть Объединённое мировое правительство, взять под контроль двигатели земного шара и начать возвращать нашу планету из этого ледяного внешнего космоса на её первоначальную орбиту! Начать возвращаться в тёплые объятия нашего Солнца!»

Кадайко молча прошла вперёд, получила из рук раздававшего оружие человека автомат, присоединилась к строю граждан, уже получивших оружие, и, не оборачивая головы, вместе с огромным отрядом, скрылась в густом тумане подземного города. Я, остолбенев, продолжал неподвижно стоять на том же месте, крепко-крепко сжимая в руке, лежавший у меня в кармане, орден, который отец получил в обмен на жизнь и преданность, его острые углы вонзились мне в руку так, что потекла кровь...

Через три дня мятеж и смута, одновременно, вспыхнули на каждом континенте. В какое бы место ни пришли мятежные войска, народ начинал их поддерживать – до сих пор оставалось очень мало тех, кто сомневался, что их уже обманули.
Но я вступил в армию Объединённого мирового правительства. И вовсе не потому, что твёрдо верил ему, а потому, что три поколения моих предков прошли армейскую карьеру. Они посеяли в моём сердце семена преданности и честности, и независимо от того, каковы бы ни были сейчас обстоятельства, изменить Объединённому правительству было для меня чем-то, что невозможно вообразить.
Америка, Африка, Океания и Антарктида, одни за другими, оказались в руках врага, и Объединённое правительство сократило линию обороны, до конца защищая лишь Восточную и Центральную Азию, где были расположены двигатели земного шара. Войска мятежников очень скоро окружили их, поскольку имели подавляющее превосходство над войсками Объединённого правительства. Причиной же того, что в течение соответствующего долгого времени наступление не добивалось успеха, было то, что здесь находились двигатели земного шара.

Мятежные войска не собирались разрушать двигатели земного шара, поэтому на этом обширном поле боевых действий они не использовали тяжёлое вооружение, что позволяло Объединённому правительству отсрочить свою гибель. Обе стороны проявляли упорство в течение трёх месяцев. Но за это время двенадцать армий Объединённого правительства, одна за другой, перед сражением обращали оружие против своих, и восточноазиатская, равно как и центральноазиатская линия обороны развалилась по всему фронту.
Пару месяцев спустя, Объединённое правительство, с менее чем стотысячной армией, оказалось в окружении в Центре управления двигателями земного шара близ морского побережья.

Я был тогда майором в этой, оставшейся в живых, армии. Центр управления имеет размер среднего города, в его центральной части располагалось отделение управления движением земного шара. Я, свесив обугленную лазерным лучом руку, лежал в пункте приёма раненых солдат, оборудованном в Центре управления. Именно здесь я получил известие о том, что Кадайко уже пала в бою в австралийской военной операции. Я, так же, как и все в этом пункте приёма раненых, целыми днями пил, напиваясь вдрызг, совершенно не зная о военных действиях, происходивших за пределами этого пункта, и не проявляя к этому никакого интереса. Не знаю, сколько прошло времени, пока я не услышал, что рядом кто-то громко разговаривает.

(Продолжение следует)