Попытка перевода Гейне

[zwh]

Zum William Ratcliff 1 Mit starken Händen schob ich von den Pforten Des dunkeln Geisterreichs die rostgen Eisenriegel; Vom roten Buch der Liebe riß ich dorten Die urgeheimnisvollen sieben Siegel; Und was ich schaute in den ewgen Worten, Das bring ich dir in dieses Liedes Spiegel. Ich und mein Name werden untergehen, Doch dieses Lied muß ewiglich bestehen.

К Уильяму Рэтклиффу 1 Руками сильными сдвигаю на воротах Царства теней я ржавые засовы; С Книги Любви срываю расторопно Печати тайны древней и суровой; И что узрел в словах тех допотопных, Принес тебе зеркально в песне снова. И я, и мое имя смертны, тленны, А песня эта вечна, незабвенна.

[zwh]

Zum William Ratcliff 2 Ich habe die süße Liebe gesucht, Und hab den bittern Haß gefunden, Ich habe geseufzt, ich habe geflucht, Ich habe geblutet aus tausend Wunden. Auch hab ich mich ehrlich Tag und Nacht Mit Lumpengesindel herumgetrieben, Und als ich all diese Studien gemacht, Da hab ich ruhig den Ratcliff geschrieben. Hamburg, den 12. April 1826

К Уильяму Рэтклиффу 2 Всю жизнь я сладкой любви искал, Но горькую ненависть лишь находил, И я ругался, и я вздыхал, И кровь из тысячи ран я лил. И честно я день и ночь от души С подонками, сбродом бродил-слонялся, И только исследования завершил, Спокойно Рэтклиффам я отписался. Гамбург, 12-го апреля 1826 г.

[zwh]

Zum Rabbi von Bacherach 1 (An Edom!) Ein Jahrtausend schon und länger, Dulden wir uns brüderlich, Du, du duldest, daß ich atme, Daß du rasest, dulde Ich. Manchmal nur, in dunkeln Zeiten, Ward dir wunderlich zu Mut, Und die liebefrommen Tätzchen Färbtest du mit meinem Blut! Jetzt wird unsre Freundschaft fester, Und noch täglich nimmt sie zu; Denn ich selbst begann zu rasen, Und ich werde fast wie Du.

К рабби фон Бахераху 1 ??? Тыщу лет и даже больше Терпим братски мы друг дружку: Ты – что я дышу, а я – что Буен ты на всю катушку. Иногда, коль время тёмно, Странно смел ты и проказишь – Мягкие свои две лапки Кровью ты моею красишь. Нынче дружба наша крепнет День за днем без суеты – Начал буйствовать я тоже, Становлюсь почти как ты.

[zwh]

Zum Rabbi von Bacherach 2 Brich aus in lauten Klagen, Du düstres Martyrerlied, Das ich so lang getragen Im flammenstillen Gemüt! Es dringt in alle Ohren, Und durch die Ohren ins Herz; Ich habe gewaltig beschworen Den tausendjährigen Schmerz. Es weinen die Großen und Kleinen, Sogar die kalten Herrn, Die Frauen und Blumen weinen, Es weinen am Himmel die Stern! Und alle die Tränen fließen Nach Süden, im stillen Verein, Sie fließen und ergießen Sich all in den Jordan hinein.

К рабби фон Бахераху 2 Так вспыхни ж ты плачем громким, Песнь мрачная всех тех мук, Что прежде носил я в котомке Души, как пылающий круг. Пусть в уши она проникает И к сердцу скользит всё вдоль, Ведь ею я так заклинаю Всех тысячелетий боль. Мужи все пусть слез не прячут, Все слуги и их господа, Цветы пусть и жёны плачут И даже на небе звезда. Пусть слёзы все соберутся На юг течь из разных стран И пусть все потом сольются Потоком в один Иордан.

Честно говоря, четвертая строка мне весьма не нравится, но все перепробованные прежде варианты были еще хуже. Так что если будут адекватные предложения, то willkommen.

[zwh]

Zur Ollea IV Wandere! Wenn dich ein Weib verraten hat, So liebe flink eine Andre; Noch besser wär es, du ließest die Stadt – Schnüre den Ranzen und wandre! Du findest bald einen blauen See, Umringt von Trauerweiden; Hier weinst du aus dein kleines Weh Und deine engen Leiden. Wenn du den steilen Berg ersteigst, Wirst du beträchtlich ächzen; Doch wenn du den felsigen Gipfel erreichst, Hörst du die Adler krächzen. Dort wirst du selbst ein Adler fast, Du bist wie neugeboren, Du fühlst dich frei, du fühlst: du hast Dort unten nicht viel verloren.

К оливе  IV Странствуй! Когда тебя женщина вдруг предает, Влюбись ты в другую скорее; А лучше – покинь поскорей город тот И странствуй с котомкой своею! И озера скоро найдешь ты хрусталь, Плакучие ивы вокруг; Здесь выплачешь ты свою крошку-печаль, Круг тесный страданий и мук. На гору ползя по отвесным местам, Ты будешь дышать тяжело; Когда же вершины достигнешь, то там Ты крики услышишь орлов. Орлом ощутишь там себя ты почти – Как снова рожден и воспрял, Свободы глотнешь и поймешь: не ахти Ты много внизу потерял.

[zwh]

Zur Ollea V Die Kälte kann wahrlich brennen Wie Feuer. Die Menschenkinder Im Schneegestöber rennen Und laufen immer geschwinder. O, bittre Winterhärte! Die Nasen sind erfroren, Und die Klavierkonzerte Zerreißen uns die Ohren. Weit besser ist es im Summer, Da kann ich im Walde spazieren, Allein mit meinem Kummer, Und Liebeslieder skandieren.

К оливе V А холод жечь способен Огню подобно. Дети Несутся по сугробам Быстрее всех на свете. Морозит постоянно! Нос мерзнет хуже, хуже... Концерт для фортепьяно Терзает наши уши. Уж лучше летом, не спорю, – По лесу можно гулять И одному в своем горе Стихи о любви повторять.

Насколько я понял, проо фортепьянный концерт -- это он имел в виду, что снег под ногами скрипит. А вот как он так ловко "зоммер" переделал в "зуммер"... Ну, как бы понятно, что для рифмы, но значит ли этот "зуммер" что-то по-немецки (помимо собственно зуммера) -- это для меня осталось-таки тайной.

[zwh]

Zur Ollea VI Altes Kaminstück Draußen ziehen weiße Flocken Durch die Nacht, der Sturm ist laut; Hier im Stübchen ist es trocken, Warm und einsam, stillvertraut. Sinnend sitz ich auf dem Sessel, An dem knisternden Kamin, Kochend summt der Wasserkessel Längst verklungne Melodien. Und ein Kätzchen sitzt daneben, Wärmt die Pfötchen an der Glut; Und die Flammen schweben, weben, Wundersam wird mir zu Mut. Dämmernd kommt heraufgestiegen Manche längst vergeßne Zeit, Wie mit bunten Maskenzügen Und verblichner Herrlichkeit. Schöne Fraun, mit kluger Miene, Winken süßgeheimnisvoll, Und dazwischen Harlekine Springen, lachen, lustigtoll. Ferne grüßen Marmorgötter, Traumhaft neben ihnen stehn Märchenblumen, deren Blätter In dem Mondenlichte wehn. Wackelnd kommt herbeigeschwommen Manches alte Zauberschloß; Hintendrein geritten kommen Blanke Ritter, Knappentroß. Und das alles zieht vorüber, Schattenhastig übereilt – Ach! da kocht der Kessel über, Und das nasse Kätzchen heult.

К оливе VI Старый камин За окном снежинки мчатся Через ночь, и буря воет; Здесь, в каморке, сухо, братцы, И тепло полно покоя. В кресле думаю, печальный, Чуть камин трещит из чрева, И фырчит кипящий чайник Отзвеневшие напевы. Здесь и кошка вечерами Лапки греет с наслажденьем; И парит, витает пламя, Дарит чудо-настроенье. В полумраке возникают Времена из тьмы и пепла, Маскарадом пробегают, Чья краса давно поблекла. Дамы стройные мигают Так таинственно и сладко, Арлекины выбегают, Скачут до полуприпадка. Мраморных богов статýи, Мартовских цветов букеты Обдувают ветра струи В свете лунном, ненагретом. Замки словно бы из злата Здесь дрожат в неровном свете, Рыцари в блестящих латах, Их пажи и блики эти. Мимо, мимо проплывают Тени прошлого поспешно... Ах, то чайник закипает, И котей урчит, конечно.

В оригинале "И мокрая кошка воет" -- это шедеврально! Или это он ее из того чайника полил?

[zwh]

Zur Ollea VII Sehnsüchtelei In dem Traum siehst du die stillen Fabelhaften Blumen prangen; Und mit Sehnsucht und Verlangen Ihre Düfte dich erfüllen. Doch von diesen Blumen scheidet Dich ein Abgrund tief und schaurig, Und dein Herz wird endlich traurig, Und es blutet und es leidet. Wie sie locken, wie sie schimmern! Ach, wie komm ich da hinüber? Meister Hämmerling, mein Lieber, Kannst du mir die Brücke zimmern?

К оливе VII Страстные желания Ты во сне вдруг замечаешь Те цветы, что столь прекрасны; С вожделением неясным Аромат их ощущаешь. От цветов тех отделяет Тебя пропасть, что глубока; Сердцу грустно, одиноко, Всё болит оно, страдает. Они манят, беспокоят... Как же к ним добраться, Боже? Может, ты, волшебник, сможешь Через бездну мост построить?

[zwh]

Zur Ollea IX Kluge Sterne Die Blumen erreicht der Fuß so leicht, Auch werden zertreten die meisten; Man geht vorbei und tritt entzwei Die blöden wie die dreisten. Die Perlen ruhn in Meerestruhn, Doch weiß man sie aufzuspüren; Man bohrt ein Loch und spannt sie ins Joch, Ins Joch von seidenen Schnüren. Die Sterne sind klug, sie halten mit Fug Von unserer Erde sich ferne; Am Himmelszelt, als Lichter der Welt, Stehn ewig sicher die Sterne.

К оливе IX Умные звезды Цветы под ногой, потом под другой – Их так легко растоптать; И люди пройдут, раздавят, согнут, Чтоб робких и дерзких смять. Жемчужин покой – в пучине морской, Но только и там их найдут; Просверлят дыру, чтоб легче шнуру Связать их в шелкóвый жгут. А звёзды умны, с небес вышины На дальнюю Землю глядят; И вечно с небес свет льют нам отвес, Не ведая бед и утрат.

[Fantemumrikken]

Summer - это так швабы говорят "лето", через звук "у". Гейне был тоже с Рейна, но вроде не шваб. Зумма - это в берлинском немецком значит ещё чё-то типа жужжания насекомых (противовес "фортепьяну снежного скрипа")

[zwh]

Summer - это так швабы говорят "лето", через звук "у". Гейне был тоже с Рейна, но вроде не шваб. Зумма - это в берлинском немецком значит ещё чё-то типа жужжания насекомых (противовес "фортепьяну снежного скрипа")

Danke. Sehr interassant.

[zwh]

Zur Ollea X Die Engel Freilich, ein ungläubger Thomas, Glaub ich an den Himmel nicht, Den die Kirchenlehre Romas Und Jerusalems verspricht. Doch die Existenz der Engel, Die bezweifelte ich nie; Lichtgeschöpfe sonder Mängel, Hier auf Erden wandeln sie. Nur, genädge Frau, die Flügel Sprech ich jenen Wesen ab; Engel gibt es ohne Flügel, Wie ich selbst gesehen hab. Lieblich mit den weißen Händen, Lieblich mit dem schönen Blick Schützen sie den Menschen, wenden Von ihm ab das Mißgeschick. Ihre Huld und ihre Gnaden Trösten jeden, doch zumeist Ihn, der doppelt qualbeladen, Ihn, den man den Dichter heißt.

К оливе X Ангелы Слов нет, как Фома неверный Я не верю в небеса – Нам попы из Рима мерно Обещают чудеса. Но что ангелы реальны, Очевидно в нашей мгле – Их тела чисты кристально И гуляют по Земле. Только не нужны им крылья, Этим светлым существам; Ангелы всегда бескрылы, Что я лично видел сам. Милы, белы руки, шеи, Нежный взгляд с ума сведет, Защищают всех людей и Охраняют от невзгод. Благосклонность их и милость Утешают чаще тут Тех, чья мука долго длилась, Что поэтами зовут.

[zwh]

Es leuchtet meine Liebe, In ihrer dunkeln Pracht, Wie'n Mährchen traurig und trübe, Erzählt in der Sommernacht. Im Zaubergarten wallen Zwei Buhlen, stumm und allein; Es singen die Nachtigallen, Es flimmert der Mondenschein. Die Jungfrau steht still wie ein Bildniß, Der Ritter vor ihr kniet. Da kommt der Riese der Wildniß, Die bange Jungfrau flieht. Der Ritter sinkt blutend zur Erde, Es stolpert der Riese nach Haus; Wenn ich begraben werde, Dann ist das Mährchen aus.

Любви моей свет так непрочен И мрачены его все лучи... И вот сказка грустная очень Звучит себе в летней ночи. В волшебном саду там гуляют Влюбленные молча одни, Весь сад соловьи оглашают, Свет лунный мерцает в черни. Девица нема, как картина, А он на коленях пред ней... Явилась вдруг тень исполина – Девица сбежала скорей. Упал рыцарь наземь, сражённый, Всё к дому гигант ковылял... Остынет мой прах, погребённый, – И сказке наступит финал.

[zwh]

Die Fensterschau Der bleiche Heinrich ging vorbei, Schön Hedwig lag am Fenster. Sie sprach halblaut: Gott steh mir bei, Der unten schaut bleich wie Gespenster! Der unten erhub sein Aug in die Höh', Hinschmachtend nach Hedewigs Fenster. Schön Hedwig ergriff es wie Liebesweh, Auch sie ward bleich wie Gespenster. Schön Hedwig stand nun mit Liebesharm Alltäglich lauernd am Fenster. Bald aber lag sie in Heinrichs Arm, Allnächtlich zur Zeit der Gespenster.

Обзор из окна Раз бледный Генрих проходил, Гедвига у окóн Шепнула: «Боже, дай мне сил! Как призрак бледен он!» Глаза он томно поднял ввысь До милого окна. В Гедвиге чувства родились, Как призрак вся она. Она, с тоской любви в уме, Весь день у тех окóн. И вот до призраков во тьме Всю ночь – она и он.

[zwh]

Ach, wenn ich nur der Schemel wär' (Der Kopf spricht:) Ach, wenn ich nur der Schemel wär', Worauf der Liebsten Füße ruhn! Und stampfte sie mich noch so sehr, Ich wollte doch nicht klagen thun. (Das Herz spricht:) Ach, wenn ich nur das Kißchen wär', Wo sie die Nadeln steckt hinein! Und stäche sie mich noch so sehr, Ich wollte mich der Stiche freu'n. (Das Lied spricht:) Ach, wär' ich nur das Stück Papier, Das sie als Papillote braucht! Ich wollte heimlich flüstern ihr In's Ohr, was in mir lebt und haucht.

Ах, если бы я скамейкой была... Голова: Ах, если бы я скамейкой была Для ножек любимой моей! Топтала меня бы она, мила, Ни жалобы бы о ней. Сердце: Ах, было бы поцелуем я, Где иглы торчат у ней! Колола бы больно она меня – Всё к радости бы моей. Песня: Ах, мне бы кусочком бумажки быть, Служить папильоткой* ей! Могла б тихим шепотом ей говорить На ушко о страсти моей.

*Папильо́тка (фр. papillote) — небольшой жгут ткани или бумаги, на который до изобретения бигуди накручивали прядь волос для их завивки. Папильотки использовали как женщины, так и мужчины.

[Бенни]

Почему поцелуем? И по правописанию, и по смыслу здесь явно подушечка.

[zwh]

Почему поцелуем? И по правописанию, и по смыслу здесь явно подушечка.

Да, мой косяк-с, опять английский подмешался. Исправленный вариант: "Ах, если б подушечкой было я".

[zwh]

An eine Sängerin Als sie eine alte Romanze sang Ich denke noch der Zaubervollen, Wie sie zuerst mein Auge sah! Wie ihre Töne lieblich klangen, Und heimlich süß in's Herze drangen, Entrollten Thränen meinen Wangen, – Ich wußte nicht wie mir geschah. Ein Traum war über mich gekommen: Als sey ich noch ein frommes Kind, Und säße still, beim Lämpchenscheine, In Mutters warmen Kämmerleine, Und läse Mährchen wunderfeine, Derweilen draußen Nacht und Wind. Die Mährchen fangen an zu leben, Die Ritter steigen aus der Gruft; Bei Ronzisvall da giebt's ein Streiten, Da kommt Herr Roland herzureiten, Viel kühne Degen ihn begleiten, Auch leider Ganelon, der Schuft. Durch den wird Roland schlimm gebettet; Er schwimmt in Blut, und athmet kaum; Kaum mochte fern sein Jagdhornzeichen Das Ohr des großen Carls erreichen, – Da muß der Ritter schon erbleichen, – Und mit ihm stirbt zugleich mein Traum. Das war ein laut verworr'nes Schallen, Das mich aus meinem Träumen rief. Verklungen war jetzt die Legende, Die Leute schlugen in die Hände, Und riefen ,,Bravo" ohne Ende; Die Sängerin verneigt sich tief.

Одной певице когда она пела старинный романс Я вспомнил сказку ту, когда Она в глаза мои взглянула,    Как речь ее тут зазвучала, Как сладко сердце застучало, Слеза по щечке зажурчала – Меня тут что-то захлестнуло. Я видел странный сон в ту ночь: Я был спокойным малышом, Сидел я так тихо в свете лампы В чулане теплом я у мамы За чтеньем сказки нежной самой, И ночь и ветер за окном. И сказки стали оживать, Поднялся рыцарь из могилы, У Ронсесвальеса* сраженье, Ролáнда** видим приближенье, Отряд в его распоряженьи, Предатель Ганелон унылый... И им Ролáнд повержен смелый; Он весь в крови и еле дышит; Без сил рожок он свой поднял, И Карл Великий звукам внял, Ролáнд, бледнея, кровь терял... На этом весь мой сон и вышел. И звуков гром утих на этом, Что вывел изо сна меня. На том легенда отзвучала, Рукоплесканье грохотало, И «браво!» долго не смолкало... Певица кланялась полдня.

* Ронсесвальес (исп. Roncesvalles) – Известность этого места обусловлена битвой при Ронсесвальесе 15 августа 778 года. Здесь арьергард войска Карла Великого под предводительством Роланда был уничтожен местными басками, что легло в основу песни о Роланде.

**Ролáнд (фр. Roland, старофр. Hruodland) – В эпосе Хруодланд – Роланд является не только образцом христианского рыцаря и лучшим воином Карла, но и родным его племянником; размеры поражения расширены; баски заменены сарацинами; их нападение в Ронсевальской долине, где воинам Карла, находившимся под предводительством Роланда, трудно было защищаться, объясняется изменой одного из вельмож Карла – Ганелона (на деле архиепископа во времена правления Карла Лысого), личного врага Роланда. Падая в неравной борьбе, Роланд трубит в свой знаменитый рог; Карл Великий услышав его, повернул назад и отомстил сарацинам, а по возвращении в Ахен предал казни изменника Ганелона.

[zwh]

Честно говоря, местами перевод довольно сильно отходит от оригинала (больше, чием я позволял себе во многих случаях), но... супротив селяви ж не попрешь...

Die Minnesänger Zu dem Wettgesange schreiten Minnesänger jetzt herbei; Ei, das giebt ein seltsam Streiten, Ein gar seltsames Turnei! Phantasie, die schäumend wilde, Ist des Minnesängers Pferd, Und die Kunst dient ihm zum Schilde, Und das Wort, das ist sein Schwert. Hübsche Damen schauen munter Vom beteppichten Balkon', Doch die rechte ist nicht drunter Mit des Sieges Myrthenkron'. Andre Leute, wenn sie springen In die Schranken, sind gesund; Aber Minnesänger bringen Dort schon mit die Todeswund'. Und wem dort am besten dringen Liedes Blutström' aus der Brust, Der wird's beste Lob erringen, Und sein Weh giebt Andern Lust.

Миннезингеры На турнир по пенью песен Миннезингеры собрáлись; Да, спор будет интересен, Мы его давно заждáлись! А фантазия, что пенна, ¬– Миннезингеровский конь! И искусство – щит толстенный, Слово – меч, а в нем огонь. Дамы резво выбегают На балкон под стук сердец, Правы ж те, что мирт вплетают В победителя венец. Люди скачут беспрестанно За оградой, все здоровы, Миннезингерам же раны – Это их души основы. Кто свою представит песню Из груди потоком крови Похвала тому и честь, и Радость боли, скрытой в слове.

[Rachtyrgin]

In Mutters warmen Kämmerleine

"Чулан" тут как-то не к месту. Не мать, а Золушка какая-то) Или Гарри Поттер, который жил под лестницей. Сделайте хотя бы каморку, что ли)

[zwh]

In Mutters warmen Kämmerleine

"Чулан" тут как-то не к месту. Не мать, а Золушка какая-то) Или Гарри Поттер, который жил под лестницей. Сделайте хотя бы каморку, что ли)

Хорошо, меняю его на "каморку".

[zwh]

Minneklage Einsam klag ich meine Leiden, Im vertrauten Schooß' der Nacht; Frohe Menschen muß ich meiden, Fliehen scheu wo Freude lacht. Einsam fließen meine Thränen, Fließen immer, fließen still; Doch des Herzens brennend Sehnen Keine Thräne löschen will. Einst ein lachend muntrer Knabe Spielt' ich manches schöne Spiel, Freute mich der Lebensgabe, Wußte nie von Schmerzgefühl. Denn die Welt war nur ein Garten, Wo viel bunte Blumen blüh'n, Wo mein Tagwerk Blumen-warten, Rosen, Veilchen und Jasmin. Träumend süß auf grüner Aue Sah ich Bächlein fließen mild; Wenn ich jetzt in Bächlein schaue, Zeigt sich mir ein bleiches Bild. Bin ein bleicher Mann geworden, Seit mein Auge sie gesehn; Heimlich weh ist mir geworden, Wundersam ist mir gescheh'n. Tief im Herzen hegt' ich lange Englein stiller Friedensruh; Diese flohen zitternd, bange, Ihrer Sternenheimath zu. Schwarze Nacht mein Aug' umdüstert', Schatten drohen feindlich grimm; Und im Busen heimlich flüstert Eine eigen fremde Stimm'. Fremde Schmerzen, fremde Leiden Steigen auf mit wilder Wuth, Und in meinen Eingeweiden Zehret eine fremde Glut. Aber daß in meinem Herzen Flammen wühlen sonder Ruh, Daß ich sterbe hin vor Schmerzen – Minne sieh! das thatest du!

Любовное стенание В чреве ночи я страдаю Одинок, один от всех, Я веселых избегаю И бегу, чуть слышу смех. Слёзы льются бесконечно, Им ведь некуда спешить, Но пожар тоски сердечной Не способны потушить. Мальчик бойкий, я смеялся, В игры разные играл, Даром жизни наслаждался, Чувства боли я не знал. Весь мой мир был сад, и милость Что я каждый день один Наблюдал, что распустилось – Роза, лютик иль жасмин. В дреме на лугу сидел я, Мне ручей журчал в ответ; На ручей на тот глядел я Видел бледный свой портрет. Был я бледен, неприметен, Но глаза не застил мрак. Тайно я страдал всем этим; Чудно, что случилось так. Глубоко  в душе лелеял Нежных ангелов я сам; Все сбежали поскорее К своим звездным небесам. Ночь сомкнула очи крепче, От теней лишь страх большой, И в душе мне тайно шепчет Голос собственный чужой. Все страдания чужие Превращаются в кошмар, И нутро мое снедает Непонятный чуждый жар. Пламя, что в печальном сердце, Согналó с души всю тишь, Некуда от боли деться – Глянь, любовь, чтó ты творишь!

[zwh]

Mein Wagen rollet langsam Durch lustiges Waldesgrün, Durch blumige Thäler, die zaubrisch Im Sonnenglanze blüh'n. Ich sitze und sinne und träume, Und denk' an die Liebste mein; Da grüßen drei Schattengestalten Kopfnickend zum Wagen herein. Sie hüpfen und schneiden Gesichter, So spöttisch und doch so scheu, Und quirlen wie Nebel zusammen, Und kichern und huschen vorbei.

Повозка моя мерно катит Сквозь лéса зеленую мглу, Сквозь чудо цветущей долины И солнечных бликов игру. Сижу, размышляю, мечтаю О милой любимой моей; Вдруг три непонятных созданья Кивнули из мира теней. Всё лица скрывают и скачут, Насмешливы людям в ответ, И кружатся вместе с туманом, Хихикают едущим вслед.

[Andrey Lukyanov]

schneiden Gesichter — строят рожи, гримасничают.

[zwh]

schneiden Gesichter — строят рожи, гримасничают.

Они строят рожи и скачут,