Китайская классическая проза

[Вл. Самошин]

Спасибо! 

[Вл. Самошин]

劉向 (77 – 6)

《戰國策·趙策》

趙太后新用事，秦急攻之。趙氏求救於齊。齊曰： "必以長安君為質，兵乃出。" 太后不肯，大臣強諫。太后明謂左右： "有復言令長安君為質者，老婦必唾其面。"
左師觸龍言願見太后。太后盛氣而揖之。入而徐趨，至而自謝，曰： "老臣病足，曾不能疾走，不得見久矣。竊自恕，而恐太后玉體之有所郄也，故願望見太后。" 太后曰： "老婦恃輦而行。" 曰： "日食飲得無衰乎?" 曰： "恃粥耳。" 曰： "老臣今者殊不欲食，乃自強步，日三四里，少益耆食，和於身也。" 太后曰： "老婦不能。" 太后之色少解。
左師公曰： "老臣賤息舒祺，最少，不肖。而臣衰，竊愛憐之，願令得補黑衣之數，以衞王官，沒死以聞。" 太后曰： "敬諾。年幾何矣?" 對曰： "十五歲矣。雖少，願及未填溝壑而託之。" 太后曰： "丈夫亦愛憐其少子乎?" 對曰： "甚於婦人。" 太后笑曰： "婦人異甚。" 對曰： "老臣竊以為媪之愛燕後賢於長安君。" 曰： "君過矣，不若長安君之甚。" 左師公曰： "父母之愛子，則為之計深遠。媪之送燕後也，持其踵為之泣，念悲其遠也，亦哀之矣。已行，非弗思也，祭祀必祝之，祝曰： '必勿使反。'豈非計久長，有子孫相繼為王也哉?" 太后曰： "然。" 左師公曰： "今三世以前，至於趙之為趙，趙主之子孫侯者，其繼有在者乎?" 曰： "無有。" 曰： "微獨趙，諸侯有在者乎?" 曰： "老婦不聞也。" "此其近者禍及身，遠者及其子孫。豈人主之子孫則必不善哉? 位尊而無功，奉厚而無勞，而挾重器多也。今媪尊長安君之位，而封之以膏腴之地，多予之重器，而不及今令有功於國。一旦山陵崩，長安君何以自託於趙? 老臣以媪為長安君計短也，故以為其愛不若燕後。"太后曰："諾。恣君之所使之。"於是為長安君約車百乘，質於齊，齊兵乃出。
子義聞之曰： "人主之子也，骨肉之親也，猶不能恃無功之尊，無勞之奉，而守金玉之重也，而況人臣乎?"

ЛЮ СЯН (77 – 6)

«ПЛАНЫ СРАЖАЮЩИХ ЦАРСТВ·ПЛАНЫ ЦАРСТВА ЧЖАО»

Тай-хо́у, вдова правителя царства Чжа́о, только-только приступила к управлению, когда неожиданно царство Цинь напало на Чжа́о. Чжа́о обратилось тогда к царству Ци, прося его о помощи. Ци сказало: «Необходимо вашего сына, правителя Чанъа́ни, передать нам в заложники, тогда мы вышлем войска». Тай-хо́у не соглашалась, но сановники настойчиво убеждали её. Однако, она ясно сказала тем, кто стоял слева и справа от неё: «Если ещё раз хоть кто-нибудь скажет мне, что мой сын, правитель Чанъа́ни, должен стать заложником в Ци, я, старая женщина, непременно плюну тому в лицо!»

Левый министр Чу Лун заговорил, с надеждой посмотрев на неё. Та, кипя гневом, всё же поклонилась ему, ожидая что он скажет. Чу Лун войдя, медленным шагом приблизился к ней и, извиняясь, сказал: «У вашего старого слуги больные ноги, давно уже не могу быстро ходить, и давно уже не имел возможности видеть вас. Я извиняюсь, но, боюсь, и ваше яшмовое тело имеет трещину, посему захотел увидеть вас». Тай-хо́у ответила: «Я, старая женщина, передвигаюсь, полагаясь на повозку». Тогда Чу Лун спросил: «Каждый день едите и пьёте, и не уменьшаете ни того, ни другого?» Тай-хо́у ответила: «Полагаюсь на жидкую кашу, и только». Чу Лун сказал: «Старый ваш слуга нынче совершенно не собирался есть, и по-прежнему, с трудом передвигается, но всё же прошёл три-четыре ли: мало пользы для старика в еде, зато в гармонии со своим телом». Тай-хо́у ответила: «Я, старая женщина, так не могу». И гнев её немного уменьшился.

Тогда господин левый министр сказал: «Мой негодный сын Шу Ци годами ещё слишком мал, несмышлён, а ваш слуга уже дряхл, но люблю и жалею своего сына, надеюсь, что он сможет надеть чёрное платье, став стражником во дворце – не страшась смерти, хочу, чтобы вы услышали это». Тай-хо́у ответила: «Почтительно обещаю. А сколько ему лет?» Чу Лун ответил: «Пятнадцать. Да, слишком мал, но желаю, чтобы он не свалился в пропасть, и препоручаю его вам». Тай-хо́у спросила: «Такой мужественный человек как вы, тоже любите и жалеете своё малое дитя?» Чу Лун ответил: «Даже больше, чем мать». Тай-хо́у, рассмеявшись, сказала: «Я мать, и для меня это странно слышать». На что Чу Лун ответил: «Ваш старый слуга считает, что любовь матушки к вашей дочери, которую вы отдали замуж за Яньского князя, превосходит её любовь к вашему сыну, правителю Чанъа́ни». Тай-хо́у возразила: «Вы ошибаетесь. Моя любовь к сыну сильнее». Господин левый министр сказал на это: «Любовь отца и матери к ребёнку простирается далеко и уходит глубоко. Когда вы, матушка, провожали вашу дочь, вышедшую замуж, в царство Янь, то удерживали её за пятки и беззвучно плакали, горюя от мысли, что она уезжает так далеко, и скорбели при этом. А когда она уже уехала, не могли не вспоминать о ней, устраивали жертвоприношения, непременно желая ей счастья. В молитвах своих говорили: "Ни за что не позову её обратно". Разве это не далеко идущие планы? Ведь её дети и внуки, следуя один за другим, разве не станут правителями в царстве Янь?» Тай-хо́у ответила: «Истинно так». Тогда господин левый министр спросил: «А у трёх поколений правителей Чжа́о до сегодняшнего дня, дети и внуки всегда наследовали им?» Тай-хо́у ответила: «Нет».  Тогда Чу Лун спросил: «Это так только в царстве Чжа́о, или в других царствах наследуют?» Тай-хо́у ответила: «Я, старая женщина, не слышала об этом».

Чу Лун на это сказал так: «Некоторые из близких наследников навлекли на себя несчастья, некоторые из дальних также навлекли на себя несчастья. Неужели сыновья и внуки правителя царства непременно должны быть несчастны? А всё это потому, что титул их уважаем, и доходы их большие, но получены они без усилий, все они лишь держат в руках множество драгоценных жертвенных сосудов, и только. Ныне вы, матушка, высоко цените вашего сына, правителя Чанъа́ни, подарили ему тучные земли, даровали много драгоценных сосудов, но не дали ему до сих пор возможности послужить государству. А ведь однажды "горы и холмы обрушатся" – вы покинете этот мир – и тогда ваш сын, правитель Чанъа́ни, на кого сможет опереться в царстве Чжа́о? Старый слуга ваш считает, что вы, матушка, заглядываете не слишком далеко, и любите своего сына меньше, чем свою дочь, которую взял в жёны яньский князь». Тай-хо́у сказала на это: «Быть по сему. Поручаю вам подготовить его к отъезду». И тогда для её сына, правителя Чанъа́ни, подготовили повозку и сто боевых колесниц, и отправили его заложником в царство Ци, а царство Ци выдвинуло свои войска для помощи царству Чжа́о.
Цзы И, услышав об этом, сказал: «Дети правителей так близки к ним, как кости и мясо, но всё же нет у них опоры, если не имеют они заслуг, и не могут получать они содержание, а могут лишь держать в руках драгоценную утварь, что уж тогда говорить о слугах!»


Перевёл с китайского Владимир Самошин.

[pomogosha]

«ПРОСЛАВЛЯЮ ВИНО ЗА ЕГО ДОБРОДЕТЕЛЬ»,«ПЛАНЫ СРАЖАЮЩИХ ЦАРСТВ·ПЛАНЫ ЦАРСТВА ЧЖАО» — замечательные переводы 

[Вл. Самошин]

Спасибо! Я очень рад! 

[Вл. Самошин]

王羲之 (303 – 361)

《蘭亭集序》

永和九年，歲在癸丑，暮春之初，會於會稽山陰之蘭亭，修禊事也。群賢畢至，少長咸集。此地有崇山峻岭，茂林修竹，又有清流激湍，映帶左右。引以為流觴曲水，列坐其次，雖無絲竹管弦之盛，一觴一詠，亦足以暢敘幽情。是日也，天朗氣清，惠風和暢。仰觀宇宙之大，俯察品類之盛，所以遊目騁懷，足以極視聽之娛，信可樂也。

夫人之相與，俯仰一世。或取諸懷抱，悟言一室之內；或因寄所託，放浪形骸之外。雖趣舍萬殊，靜躁不同，當其欣於所遇，暫得於己，快然自足，不知老之將至；及其所之既倦，情隨事遷，感慨系之矣。向之所欣，俯仰之間，已為陳跡，猶不能不以之興懷，況修短隨化，終期於盡！古人云，「死生亦大矣。」豈不痛哉！

每覽昔人興感之由，若合一契，未嘗不臨文嗟悼，不能喻之於懷。固知一死生為虛誕，齊彭殤為妄作。後之視今，亦猶今之視昔。悲夫！故列敘時人，錄其所述。雖世殊事異，所以興懷，其致一也。後之覽者，亦將有感於斯文。

ВАН СИ-ЧЖИ (303 – 361)

ПРЕДИСЛОВИЕ К СБОРНИКУ «ОРХИДЕЙНАЯ БЕСЕДКА»

В девятый год правленья под девизом Гармонии Всеве́чной, под знаками гу́й-чо́у, когда уж на весну спускаться сумерки поча́ли, собрались мы в «Беседке Орхидей», что под Шаньи́нем, в Гу́йцзи, чтоб жертвы принести на берегу реки для отвращения несчастий. Талантливые, мудрые пришли – и стар, и млад – все вместе мы собрались. А в месте этом – и горы высоки, и мощные хребты, и лес густой, и стройные бамбуки; есть и поток прозрачный с теченьем быстрым – беседку ту и справа он, и слева окружает блестящим поясом. И посчитали мы, что он годится, чтоб чарки наши винные в поток извилистый пускать. Расселись друг от друга мы недалеко. Хоть не было у нас ни духовых, ни струнных инструментов, то чарку выпьем, то стихи споём: довольны были та́к, что без стесненья все самые заветные мы чувства изливали.
А в этот день та́к небо было ясно и воздух свеж, дул ветерок – и лёгкий, и прохладный. Взор свой подъяв, глядели мы на неба беспредельность, взор опустив, смотрели на пышность множества земных существ: так, взорами бродя повсюду, давали чувствам мы своим свободу, и зрение, и слух свой услаждали мы всемерно – поистине, то радость чистая была.
Все люди радуются вместе, то вверх смотря, то вниз взирая на этот мир. Одни, все чувства в груди своей лелеют, проникновенные слова лишь дома говоря; другие, то, что есть в душе у них, то выпускают они на волю, словно волны. Хоть то, что одному приятно, а другому неприятно имеет десять тысяч вариантов – движенье и покой ведь не одно и то же – но встречаясь, на время обретают они радость, так рады, что довольны участью своею, не ведая, что старость скоро уж придёт; когда же утомятся от радости своея, то чувства их меняются затем, и вздохи горькие тогда их души вяжут. И то, что радовало их когда-то, в мгновенье краткое уж стало прошлого следами, и уж не может больше вдохновлять их; к тому же долгое и краткое – изменятся всё в своё время, в конце концов ведя к исчезновенью. Ведь древние ещё сказали: «И смерть, и жизнь – равно они велики!» Как не страдать, осознавая это?!
Я, всякий раз, когда смотрю на то, что радость иль печали у тех, кто раньше жили, вызывало, то чувствую, что будто с ними я и одинаков, но не могу над письменами их не убиваться и скорбеть, и не могу понять их всей душою. Поскольку знаю я, что смерть и жизнь равнять – всё это ложь, равнять и долгий век, и краткий, ведь это значит безрассудно поступать! Ведь те, кто будут после нас, смотреть на нас те будут та́к же, как мы, сегодняшние, на тех, кто жили прежде, смотрим. О, горе горькое! А потому, расположив в порядке, всё то, что сочинили товарищи мои, я записал слова их здесь. Хоть время разное, и в каждом времени дела отличные творятся, но радость иль заветные мечты – они всё те же. И те, кто прочитают эти строки после нас, всё те же чувства испытают, как и мы.


Перевёл с китайского Владимир Самошин.


В девятый год правленья под девизом Гармонии Всевечной – период правления императора Му-ди династии Восточная Цзинь (317 – 420) под девизом «Всевечная Гармония» продолжался с 345 по 356 годы. Девятый год правления под этим девизом приходился на 353 год.
Под знаками гу́й-чо́у – т.е. в пятидесятый год шестидесятилетнего цикла.
Шаньи́нь, Гу́йцзи – оба топонима находятся в округе Шаоси́н провинции Чжэцзя́н.
«И смерть, и жизнь – равно они велики!» – слова́, приписываемые Конфуцию (551 – 479), которые приведены в трактате «Чжуан-цзы», в гл. «О полноте свойств», автором которого считают Чжуан-цзы (ок. 369 – 286).
Равнять и долгий век, и краткий – в оригинале: равнять век мифического Пэн Цзу́, прожившего около восьмисот лет, и того, кто умер, не дожив до двадцати шести. (см. «И-ли»). Аллюзия на пассаж из «Чжуан-цзы», гл. «О равенстве вещей».

[Вл. Самошин]

李白 (701 – 762)

《春夜宴諸從弟桃李園序》

夫天地者，萬物之逆旅；光陰者，百代之過客。而浮生若夢，爲歡幾何？古人秉燭夜遊，良有以也。
況陽春召我以煙景，大塊假我以文章。會桃李之芳園，序天倫之樂事。 羣季俊秀，皆爲惠連；吾人詠歌，獨慚康樂。
幽賞未已，高談轉清。 開瓊筵以坐花，飛羽觴而醉月。不有佳作，何伸雅懷？ 如詩不成，罰依金谷酒數。

ЛИ БО (701 – 762)

ВЕСЕННЕЙ НОЧЬЮ, ВМЕСТЕ СО ВСЕМИ СВОИМИ МЛАДШИМИ ДВОЮРОДНЫМИ БРАТЬЯМИ,
ПИРУЕМ В САДУ ЦВЕТУЩИХ ПЕРСИКОВ И СЛИВЫ. ПРЕДИСЛОВИЕ К СТИХАМ

О, Небо и Земля, для всего сущего вы – постоялый двор, а свет и тень – во все века – лишь гости, что проходят мимо. А наша жизнь, что поплавок плывущий, иль будто краткий сон: для радости, нам много ль времени дано? Вот древние: держа в руке свечу, гуляли по ночам – ведь добрый смысл имелся в этом! Тем более, когда весенняя пора зовёт нас на природу, что дымкою окутана сейчас, а Ком Великий дарит нам способность творить стихи и оды!

Собрались мы в саду, благоухающем, где персики и слива все в цвету, чтоб рассказать о том, что радовало всех нас. Талантливы все братья младшие, все даровиты, все – с Хуэй-ля́нем схожи; и только я один, стихи свои читая нараспев, Кан-лэ́ стыдился.

Ещё не кончили мы любоваться уединённой красотою сада, как речи наши о высоком переменились, стали искренними, что ли. Роскошную циновку расстелив, уселись мы среди цветов: летали чарки, словно птицы – пьянели мы под ясною луной. Ах, ты не можешь сочинить прекрасные стихи, не можешь выразить в них искренние чувства? Но, коли так, коль не сподобился стихи кто сочинить, тому штрафные наливали чарки, по правилам, что в "Золотой долине" заложили!


Перевёл с китайского Владимир Самошин.


Держа в руке свечу, гуляли по ночам – тем самым "продлевая" день. Аллюзия на одно из "Девятнадцати древних стихотворений", в котором есть такие строки: "Годы жизни не вмещают и ста, а печалей – на тысячу лет. День краток, и горько, что ночь длинна, почему б не гулять, со свечою в руке!" (Перевод мой. – В.С.)
Великий Ком – иносказательно: Земля.
Хуэй-ля́нь – поэт Се Хуэй-ля́нь (394 – 430), родственник Се Лин-юня (385 – 433), с юных лет отличался способностью к сочинению стихов.
Кан-лэ́ – поэт Се Лин-юнь.
"Золотая долина" – название парка, разбитого неким Ши Цзуном (249 – 300) к северо-западу от Лояна, в котором тот часто устраивал пиры, во время которых их участники сочиняли стихи, а того, у кого это не получалось, "штрафовали" тремя чарками вина.

[Вл. Самошин]

張岱 (1597 – 1684)

《湖心亭看雪》

崇禎五年十二月，餘住西湖。大雪三日，湖中人鳥聲俱絕。是日更定矣，餘拏一小舟，擁毳衣爐火，獨往湖心亭看雪。霧凇沆碭，天與雲與山與水，上下一白。湖上影子，惟長堤一痕、湖心亭一點、與餘舟一芥、舟中人兩三粒而已。
到亭上，有兩人鋪氈對坐，一童子燒酒爐正沸。見餘大喜曰："湖中焉得更有此人？"拉餘同飲。餘強飲三大白而別。問其姓氏，是金陵人，客此。及下船，舟子喃喃曰："莫說相公癡，更有癡似相公者！"

ЧЖАН ДАЙ (1597 – 1684)

В БЕСЕДКЕ ХУСИНЬТИ́Н ЛЮБУЮСЬ СНЕГОМ

В двенадцатой луне пятого года, из тех, что под девизом "Возвышенное счастье" проходили, остановился я на озере Сиху́. Три дня подряд шёл сильный снегопад, на озере людей не видно было, и даже птицы все куда-то скрылись. А в этот день, под вечер, снег начал затихать, и я надумал взять маленькую лодку, одеться потеплее в шерстяное платье, и захватив с собой горячих углей, поехать одному в беседку Хусиньти́н, полюбоваться снегом. Над озером туман стоял белёсый, и небо с облаками, и луна, и горы, и вода – и сверху, и внизу – всё было белым. Неясными тенями виднелись только очертанья насыпи на берегу, да чёрной точкою беседка Хусиньти́н, горчичным зёрнышком казалась моя лодка, а в лодке – ещё два-три попутчика мои, и больше ничего.
К беседке подойдя, я увидал двоих там, что сидели на войлоке, расстеленном, друг против друга. Слуга-мальчишка грел вино на очаге, которое как раз уже кипело. Меня увидев, те обрадовались очень, и говорят: "Никак не ожидали, чтобы на озеро пожаловал такой, как вы!" Вина мне поднесли, чтоб выпил с ними вместе. Насилу выпив три штрафные чарки, прощаться с ними стал я, спросив при этом: кто они, откуда? Сказали, что они, мол, из Цзинли́на люди, живут здесь вдалеке от дома.
Когда же сел уже я в лодку, услышал – лодочник пробормотал – "Не говори, что э́тот глуп, есть и ещё глупее люди!"


Перевёл с китайского Владимир Самошин.


В двенадцатой луне – в двенадцатом месяце по лунному календарю.
Под девизом "Возвышенное счастье" – девиз правления Чжу Ю-цзяня, по горькой иронии судьбы, последнего императора династии Мин; под этим девизом проходили годы с 1628 по 1644, когда династия Мин пала под ударами маньчжурских войск, основавших в Китае новую династию – Цин (1644 – 1911).
Пятый год – 1632 г.
Озеро Сиху́, иначе, Западное озеро – живописное озеро в провинции Чжэцзя́н.
И даже птицы все куда-то скрылись – аллюзия на стихотворение Лю Цзун-юаня (773 – 819) "Снег над рекой".
Мой перевод этого стихотворения см. в рубрике "Кружок китайской поэзии". 
Хусиньти́н – досл. беседка "Посреди озера".
Цзинли́н – современный Нанкин в провинции Цзянсу́.

[Вл. Самошин]

陶淵明 (365 – 427)

《五柳先生傳》

先生不知何許人也，亦不詳其姓字。宅邊有五柳樹，因以爲號焉。閒靜少言，不慕榮利。好讀書，不求甚解；每有會意，便欣然忘食。性嗜酒，家貧不能常得。親舊知其如此，或置酒而招之。造飲輒盡，期在必醉；既醉而退，曾不吝情去留。環堵蕭然，不蔽風日，短褐穿結，簞瓢屢空，晏如也。常著文章自娛，頗示己志。忘懷得失，以此自終。
贊曰：黔婁之妻有言： "不慼慼於貧賤，不汲於富貴。" 其言茲若人之儔乎？銜觴賦詩，以樂其志，無懷氏之民歟？葛天氏之民歟？

ТАО ЮАНЬ-МИН (365 – 427)

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ГОСПОДИНА [ПО ПРОЗВИЩУ] ПЯТЬ ИВ

Откуда родом господин сей, я не знаю, не знаю в точности фамилии его, и имени второго я не знаю тоже. С усадьбой его рядом растут пять ив, вот почему себе он прозвище такое взял. Беспечен и спокоен он, и мало говорит, и не стремится он ни к выгоде, ни к славе. Читать он любит книги, хоть не ищет, в том, что читает, он пониманья полного во всём, но всякий раз, когда уразумеет мысль он, то радуется так, что забывает и поесть.
Имеет по натуре он пристрастие к вину, да вот беда – семья его бедна, не может почасту получить он то, что выпить хочет. Родные и друзья старинные все знают об увлечении его вином, и то вина поставят, устроив пир, то пригласят его к себе, чтоб выпил. Когда же пьёт, то пьёт уж он до дна, надеясь, что ещё когда-нибудь напьётся непременно; но, опьянев, не жадничал он никогда, и не хотел остаться. Вкруг стен его жилища, всё заросло полынью там и сорняками, но ни от ветра, ни от солнца не защищают стены его дома; короткую сермягу он, залатанную, носит; для риса короб тростниковый и для вина тыква-горлянка, пусты бывают часто, а он всё так же безмятежен. А то напишет он какое сочиненье, чтоб удовольствие себе доставить, и в сочиненье том он много выражает того, к чему душа его стремится. В своей душе при этом забывая и о потерях и приобретеньях, и в этом-то и состоит вся жизнь его.
Добавлю, в похвалу ему, что некогда жена Цянь Ло́у о муже говорила так: "От бедности и худородства не печалился он, не скорбел, не тянулся к богатству, не искал и почёта".  Вот разве слова́ её, к таким, как этот господин, не подойдут? Ведь кубок держит он в руке и сочиняет стихи и оды для того лишь, чтоб радость, которую даёт ему и то́, и э́то, ему свои стремленья выразить полнее помогала. Живёт он во времена правленья У Хуа́я? Иль, может, когда Гэ Тянь судьбу страны вершил?


Перевёл с китайского Владимир Самошин.


Господин по прозвищу Пять Ив – Тао Юань-мин так называет здесь себя.
Цянь Ло́у – даос-отшельник эпохи Борющихся царств (475 – 221).
У Хуа́й, Гэ Тянь – мифические правители древности, во времена правления которых народ жил в довольстве и радости.

[Вл. Самошин]

李固 (94 – 147)

《遺黃瓊書》

聞已度伊、洛，近在萬歲亭。豈即事有漸，將順王命乎？蓋君子謂："伯夷隘，柳下惠不恭。"故傳曰："不夷不惠，可否之間。"蓋聖賢居身之所珍也。誠遂欲枕山棲谷，擬跡巢、由，斯則可矣；若當輔政濟民，今其時也。自生民以來，善政少而亂俗多，必待堯舜之君，此爲志士終無時矣。
常聞語曰："嶢嶢者易缺，皎皎者易污。"《陽春》之曲，和者必寡；盛名之下，其實難副。近魯陽樊君被徵初至，朝廷設壇席，猶待神明。雖無大異，而言行所守無缺；而毀謗布流，應時折減者，豈非觀聽望深，聲名太盛乎？自頃徵聘之士胡元安、薛孟嘗、朱仲昭、顧季鴻等，其功業皆無所採，是故俗論皆言處士純盜虛聲，願先生弘此遠謨，令衆人歎服，一雪此言耳。

ЛИ ГУ (94 – 147)

ПИСЬМО ДЛЯ ХУАН ЦЮНА

Слышал, перешёл ты Ишу́й и Лошу́й, остановившись близко от павильона Десяти тысяч лет. Неужто дела подвигли, что решил ты склониться пред волей государя? Муж благородный говорил когда-то: "Бо И́, тот недалёким был, а Люся́ Хуэ́й, тот самого себя не уважал". А посему и говорят ещё, что нужно быть "и не таким, как И́, и не таким, как Хуэ́й – нельзя ли разве держаться середины?" Ведь совершенномудрый блюдёт себя, как жемчуг драгоценный. Поистине, желаньям следуя своим, постель себе в горах он стелет, приют себе находит он в долинах. А подражая-следуя и Чао-фу, и Сю́й Ю, та́к, как они́, он поступает тоже; но, если решил помочь ты правителю в правлении его, и помогать народу в его нуждах, для этого сейчас то самое настало время. Поскольку, с самого времён начала, хорошего правленья было мало, а скверного-худого много. А если непременно ждать таких правителей, какими были и мудрый Шунь, и мудрый Я́о, то на то, чтоб дождаться таких, может и времени не хватить.
Я некогда слыхал, что говорят и так: "Прямое-твёрдое легко сломать, чистое-белое легко испачкать". В "Солнечной весне" песня есть, но тех, кто подпевает ей, всегда немного: бывает, человеку с цветущим именем, непросто соответствовать ему. Недавно, луя́нский досточтимый Фань был призван ко двору, там для него соорудили помост высокий, на возвышенье циновку постелили, как будто ожидали прибытия пресветлого духа. Хоть не имел особых он отличий, но в рассуждениях и действиях его изъянов не было; однако, оклеветан был, и тотчас имя славное его стало тускнеть: ведь разве от того, что мнения людские не проникают глубоко, слава-известность может процветать? За тем же вскоре, Ху́ Юань-а́нь, Сюэ́ Мэн-ча́н, Чжу́ Чжун-чжа́о, Гу́ Цзи-ху́н и другие, приглашённые на службу ко двору, все стали говорить, что на заслуги Фаня не стоит обращать вниманья, а посему распространяться стали слухи, и начали все говорить, что слава-то его – пустая.
Вот почему, тебе желаю, преждерождённый, осуществить твои далеко идущие планы, заставить всех теми планами восхищаться, и отмыть и очистить от грязных слухов [славное имя Фаня]!


Перевёл с китайского Владимир Самошин.


Хуан Цюн (86 – 164) – чиновник, оставивший службу и удалившийся от дел, которого император династии Восточная Хань (25 – 220) Шунь-ди (115 – 144) вновь призвал ко двору.
Ишу́й и Лошу́й – реки, протекающие к югу от столицы империи, города Лоя́н.
Павильон Десяти тысяч лет – находится в уезде Дэнфэ́н провинции Хэнань.
Муж благородный – имеется в виду философ Мэн-цзы (372 – 289).
Бо И́ – сын Гучжу́-цзю́ня, правителя государства Шан-Инь (1751 – 1111), который после того, как Инь пало под ударами войск Чжоу (1122 – 247), отказался есть хлеб завоевателей и удалился в горы, где питался дикими травами, и впоследствии погиб. В "Беседах и суждениях" Конфуция (551 – 479) говорится, что Бо И́ "не поступился своими идеалами, и не покрыл себя позором".
Люся́ Хуэ́й – чиновник в царстве Лу эпохи Вёсен и Осеней (770 – 476), которого трижды отрешали от должности, но он всё равно не покинул царство. Конфуций, если верить "Беседам и суждениям", отзывался о нём так: "Он (Люся́ Хуэ́й. – В.С.) поступался своими идеалами, и покрыл себя позором".
Чао-фу и Сюй Ю – легендарные отшельники.
Яо и Шунь – полумифические первые императоры Китая.
"Солнечная весна", – сборник древних песен.
Луянский досточтимый Фань – речь идёт о знаменитом восточно-ханьском учёном-затворнике Фань Ине из Луяна.
Стали говорить, что на все заслуги Фаня не стоит обращать внимания, а посему распространяться стали слухи... – похожую мысль, правда, примерно на тысячу семьсот лет позже, высказал Александр Сергеевич Грибоедов (1795 – 1829) в своём "Горе от ума", ("...Поверили глупцы, другим передают, старухи вмиг тревогу бьют – и вот общественное мненье!"), а затем и Александр Сергеевич Пушкин (1799 – 1837) в "Евгении Онегине" ("...Но шепот, хохотня глупцов... И вот общественное мненье! Пружина чести, наш кумир! И вот на чем вертится мир!"
Преждерождённый – уважительное обращение, в данном случае, к Хуан Цюну.

[Вл. Самошин]

劉塞 (1311 – 1375)

《賣柑者言》

杭有賣果者，善藏柑，涉寒暑不潰。出之燁然，玉質而金色。置於市，賈十倍，人爭鬻之。
予貿得其一，剖之，如有煙撲口鼻，視其中，則幹若敗絮。予怪而問之曰："若所市於人者，將以實籩豆，奉祭祀，供賓客乎？將炫外以惑愚瞽也？甚矣哉，爲欺也！"
賣者笑曰："吾業是有年矣，吾賴是以食吾軀。吾售之，人取之，未嘗有言，而獨不足子所乎？世之爲欺者不寡矣，而獨我也乎？吾子未之思也。
今夫佩虎符、坐皋比者，洸洸乎干城之具也，果能授孫、吳之略耶？ 峨大冠、 拖長紳者，昂昂乎廟堂之器也，果能建伊、皋之業耶？盜起而不知御，民困而不知救，吏奸而不知禁，法斁而不知理，坐糜廩粟而不知恥。觀其坐高堂，騎大馬，醉醇醴而飫肥鮮者，孰不巍巍乎可畏，赫赫乎可象也？又何往而不金玉其外，敗絮其中也哉？今子是之不察，而以察吾柑！"
予默默無以應。退而思其言，類東方生滑稽之流。豈其憤世疾邪者耶？而託於柑以諷耶？

ЛЮ САЙ (1311 – 1375)

ТОГОВЦА МАНДАРИНАМИ СЛОВА

Торговец есть в Ханчжо́у, что мандарины продаёт, умея сохранить их та́к, что и в жару, и в стужу не портятся они. Вытащит их – они сияют-горят, словно то яшма золотистого цвета. Выложит их на продажу, так продаёт по цене вдесятеро большей, чем другие, но люди дерутся друг с другом, чтоб только купить у него.

И я́ купил у него один мандарин, очистил, попробовал – и в рот, и в нос ударил чад и дым, смотрю на мякоть, а она – похожа на очёски ваты. Я удивился и спросил торговца: "Ты продаёшь на рынке мандарины, чтоб наполняли люди ими бамбуковые вазы, жертвы принося, иль для того, чтобы преподнести их дорогому гостю? Иль всё же для того ты продаёшь, чтоб этим блеском смог ты простаков дурачить? Хорош, ну, что́ тут скажешь! А это ведь обман!"

Торговец мандаринами с улыбкой мне ответил: "Торговлей сей я занимаюсь много лет, и полагаюсь на неё, чтоб тело бренное своё мог пропитать я. Я – продаю, а люди покупают, ещё ни разу никто дурного слова не сказал, и только вы один, кто недоволен тем мандарином, что купили? А в мире, ведь, обманщиком не я один, иль вы считаете, что я один такой? Мне кажется, что вы не думали над этим.

Ведь ныне те, кто бирки носят на поясе с изображеньем тигра, и те, которые сидят на шкуре тигра – все бравые-воинственные, как щит и стены городские все вместе взятые, так вот они, и в самом деле способны разработать план такой, какой сумели Су́нь-цзы и У Ци́?! А те, кто носят высокие шапки, волоча за собой предлинный пояс, горделиво красуясь в храме предков, способны ль они́ на успехи, которых добились И И́нь и Га́о Я́о? Разбойники повсюду голову подняли, а те не разумеют, как дать отпор им; народ страдает, а те не знают, как ему помочь; чиновники воруют, а те не знают, как пресечь се зло, порушены законы, а те не знают, как привести в порядок их – сидят да транжирят зерно из казённых житниц, и знать не знают они стыда!

Взгляните и на тех, которые сидят в высоких залах, и ездят на раскормленных конях, от лучшего вина пьянеют, и жирное и свежее едят – кото́рые из них не величавы, и не способны страх внушить народу; кото́рые из них внушительны настолько, что невольно заставить могут подражать себе? И у кого́ из них, помимо внешнего их золота и яшмы, не обнаружишь ты внутри одни очёски ваты? Но ныне вы не видите сего, а видите один мой мандарин!"

И я молчал, не зная, что ответить. Домой вернувшись, задумался я над его словами, что были из разряда тех, которыми когда-то Дунфа́н Шо́ умел ответить остроумно. Ужель из тех торговец этот, кто негодует на пороки и недуги мира? А этот мандарин – только намёк на те пороки?


Перевёл с китайского Владимир Самошин.



Ханчжо́у – город в провинции Чжэцзян.
Бирка с изображением тигра – верительная бирка военачальника, на которой изображён тигр, которую выдавали при выступлении в поход.
Су́нь-цзы (ок. 545 – ок. 470) – знаменитый стратег древности, автор трактата "Искусство войны".
У Ци́ (440 – 381) – полководец и политический деятель эпохи Борющихся царств (475 – 220).
И И́нь – знаменитый министр эпохи Шан (1766 – 1122).
Га́о Я́о – судья времён легендарных императоров Я́о и Шу́ня, правивших с 2255 года по 2208 год). Здесь: иносказательно о справедливом судье, беспристрастном человеке.
Дунфа́н Шо́ (154 – 93) – придворный учёный, поэт, историк, один из авторов "Истории династии Хань".

[Вл. Самошин]

彭端淑 (1699 – 約1779)

《爲學一首示子姪》

天下事有難易乎？為之，則難者亦易矣；不為，則易者亦難矣。人之為學有難易乎？學之，則難者亦易矣；不學，則易者亦難矣。

吾資之昏，不逮人也；吾才之庸，不逮人也。旦旦而學之，久而不怠焉，迄乎成，而亦不知其昏與庸也。吾資之聰，倍人也；吾才之敏，倍人也。屏棄而不用，其與昏與庸無以異也。聖人之道，卒於魯也傳之。然則昏庸聰敏之用，豈有常哉？

蜀之鄙有二僧：其一貧，其一富。貧者語於富者曰：「吾欲之南海，何如？」富者曰：「子何恃而往？」曰：「吾一瓶一缽足矣。」富者曰：「吾數年來欲買舟而下，猶未能也。子何恃而往？」越明年，貧者自南海還，以告富者，富者有慚色。西蜀之去南海，不知幾千里也，僧之富者不能至，而貧者至焉。人之立志，顧不如蜀鄙之僧哉？

是故聰與敏，可恃而不可恃也，自恃其聰與敏而不學，自敗者也。昏與庸，可限而不可限也，不自限其昏與庸而力學不倦，自力者也。

ПЭН ДУАНЬ-ШУ (1699 – ок. 1779)

«УЧИТЕСЬ!» – ПОУЧАЮ Я СЫНОВЕЙ И ВНУКОВ

Есть в Поднебесной трудные и лёгкие дела? Конечно, есть, но если дело де́лать, тогда и трудное тоже будет лёгким, а если не́ делать, тогда и лёгкое тоже будет трудным. Человеку, чтобы научиться чему-то, быва́ет трудно или легко? Быва́ет, но если учи́ть, тогда и трудное тоже станет лёгким, а если не́ учить, тогда и лёгкое тоже станет трудным.

Если по природе своей я тёмен, то я не догоню других; если мои способности заурядны, я не догоню других. Но если я, утро за утром, буду учиться, и никогда не лениться, то достигну того, что не буду знать о своей темноте и заурядности. Моя темнота просветлеет, и я вдвое превзойду других; мои способности станут ещё бо́льшими, и я вдвое превзойду других. Но если отбросить всё это и не пользоваться, то свою темноту и заурядность не отличишь одну от другой. А ведь учения мудрецов в конце концов передаются и глупцам. Таким образом, если использовать принцип, о котором я сказал, разве не сможешь достичь успеха?

Рассказывают, что в княжестве Шу, в захолустье, жили два буддийских монаха, один – бедный, другой – богатый. Бедный, обращаясь к богатому, сказал: «Я хотел бы отправиться к Южному морю, как ты смотришь на это?» Богатый спросил его: «Что́ послужит тебе опорой, когда отправишься?» Бедный ответил: «Мне достаточно одной фляги для воды и одной чаши для сбора подаяний». Богатый на это заметил: «Я несколько лет собираюсь нанять лодку, и отправиться на ней туда, к Южному морю, но всё ещё не смог. А ты, когда отправишься, на что́, всё же, будешь опираться?»  Через год бедный возвратился с Южного моря, и сказал об этом богатому – богатый покрылся краской стыда. А ведь от Западного Шу до Южного моря не знаю сколько тысяч ли, но богатый монах не смог до него дойти, а бедный смог. Если человек утвердился в своём намерении, разве он не достигнет того же, чего сумел достичь этот бедный монах из Шу?!

По этой причине, на свой ум и способности можно полагаться, а можно и не полагаться, но если полагаться на ум и способности, но не учиться, то сам же станешь неудачником. Темнота и неотёсанность могут иметь предел, а могут и не иметь предела, но если не ограничиваться своей темнотой и неотёсанностью, а учиться неутомимо, то сам станешь способным!


Перевёл с китайского Владимир Самошин.

[Damaskin]

Издателя уже нашли?

[Вл. Самошин]

Увы, для издателей перевод любителя - не перевод:「白馬非馬」...

[Damaskin]

Увы, для издателей перевод любителя - не перевод:「白馬非馬」...

Вот поэтому я и не стал заниматься китайской литературой
Хотя с древнеиндийской что-то получилось. Так что, может, у вас и с китайской прозой получится. По крайней мере, я бы такую книжку с удовольствием бы приобрел.

[Вл. Самошин]

Обращался, несколько лет назад, в па́ру издательств – безрезультатно. Хотя тогда речь шла об издании переводов китайской поэзии, уверен, что то́ же самое было бы и с переводами прозы. А издавать за свои деньги – овчинка выделки не сто́ит. Поэтому, махнул я на это дело рукой, и перевожу сейчас просто, что называется, ради интереса.

[Вл. Самошин]

劉向 (77 – 6)

《戰國策·楚策》

莊辛謂楚襄王曰：『君王左州侯，右夏侯，輦從鄢陵君為壽陵君，專淫逸侈靡，不顧國政，郢都必危矣。』襄王曰：『先生老悖乎? 將以為楚國襖祥乎？』莊辛曰：『臣誠見其必然者也，非敢以為國襖祥也。君王卒幸四子者不衰，楚國必亡矣。臣請闢於趙，淹留以觀之。』莊辛去之趙，留五月，秦果舉鄢、郢、巫、上蔡、陳之地，襄王流掩了城陽。於是使人發騶，徵莊辛於趙。莊辛曰：『諾。』莊辛至，襄王曰：『寡人不能用先生之言，今事至於此，為之奈何？』
莊辛對曰：『臣聞鄙語曰：「見兔而顧犬，未為晚也；亡羊而補牢，未為遲也。」臣聞昔湯、武以百里昌，桀、紂以天下亡。今楚國雖小，絕長續短，猶以數千里，豈特百里哉？
王獨不見於蜻蛉乎？六足四翼，飛翔乎天地之間，俛啄蚊虻而食之，仰承甘露而飲之，自以為無患，與人無爭也。不知夫五尺童子，方將調飴膠絲，加已乎四仞之上，而下為螻蟻食也。蜻蛉其小者也，黃雀因是以，俯啄白粒，仰棲茂樹，鼓翅奮翼，自以為無患，與人無爭也。不知夫公子王孫，左挾彈，右攝丸，將加已乎十仞之上，以其頸為招。晝遊乎茂樹，夕調乎酸醎。
夫雀其小者也，黃鵠因是以。遊於江海，淹乎大沼，俯啄魚卷鯉，仰齧陵艹衡，奮其六翮，而凌清風，飄搖乎高翔，自以為無患，與人無爭也。不知夫射者，方將修其盧，治其繒繳，將加已乎百仞之上。彼礛磻，引微繳，折清風而抎矣。故晝遊乎江河，夕調乎鼎鼎。
夫黃鵠其小者也。蔡聖侯之事因是以。南遊乎高陂，北陵乎巫山，飲茹溪流，食湘波之魚，左抱幼妾，右擁嬖女，與之馳騁乎高蔡之中，而不以國家為事。不知夫子發方受命乎宣王，系已朱絲而見之也。
蔡聖侯之事其小者也，君王之事因是以。左州侯，右夏侯，輦從鄢陵君為壽陵君，飯封祿之粟，而載方府之金，與之馳騁乎雲夢之中，而不以天下國家為事，不知夫穰候方受命乎秦王，填邑塞之內，而投已乎黽塞之外。』
襄王聞之，顏色變作，身體戰慄。於是乃以執珪而援之為陽陵君，與淮北之地也。

ЛЮ СЯН (77 – 6)

«ПЛАНЫ СРАЖАЮЩИХСЯ ЦАРСТВ · ПЛАНЫ ЦАРСТВА ЧУ»

Та́к Чжуан Синь сказал Сян-ва́ну, князю Чу: «У господина князя, слева – Чжо́у-хо́у, а справа – Ся-хо́у, за колесницей следуют князья Яньли́на с Шоули́ном – а эти двое особенно распутны и ленивы, и оба любители богатства и транжиры, которые пренебрегают делами государства – Инду́, столице княжества, опасность будет непременно угрожать!» Сян-ва́н на то ему ответил: «Совсем ты выжил из ума, почтенный? Считаешь ты, что княжество моё с несчастьем вдруг столкнётся?» Ответил Чжуан Синь: «Слуга ваш видит, в самом деле, что обязательно случится та́к, хоть и не смеет он считать, что княжество столкнётся с этим. Но если, князь, вы не уменьшите к тем четверым своё расположенье, то непременно погибнет государство Чу! А я, слуга ваш, пока укроюсь в царстве Чжа́о, там задержусь надолго, и на это посмотрю».
И Чжуан Синь уехал в царство Чжа́о, пять месяцев пробыл там, а Цинь, тем временем, уж захватило земли Янь, и Ин, и У, Шанца́й, и Чэнь – Сян-ва́н при этом убежал с Чэнъя́н. А потому отправил верхового, чтоб поскакал он к Чжуан Си́ню в царство Чжао. Ответил Чжуан Синь: «Я повинуюсь!» Когда ж вернулся Чжуан Синь, сказал ему Сян-ван: «Я, одинокий, не смог воспользоваться словами вашими, почтенный, а между тем дела уж стали таковы, как вы об этом говорили, и что́ же делать с этим мне теперь?»

Ответил та́к ему на это Чжуан Синь: «Слуга ваш слышал, что в народе говорят: "Увидев зайца, оглянуться на собаку – и то ещё не вечер; и даже если овцы сдохли, ещё не поздно хлев их починить". Ещё слыхал слуга, что в древности и ша́нский князь Тан-ва́н, и чжо́уский У-ва́н, на земли только в сотню ли и опирались, [но Поднебесная при них] цвела, при ся́ском же Цзе-ва́не и и́ньском Чжо́у-ва́не погибла Поднебесная страна. Пусть нынче Чу мало́, но если лишнее отрезать, а то, чего не достаёт, дополнить, то станет оно таким, как будто бы простёрлось на тысячу всю ли – и что́ там сотня!

Князь стрекозу не видел разве? – продолжил Чжуан Синь. –  Шесть ног у ней, и крылышек четыре, свободно между небом и землёй парит-летает, опустит голову и комара иль мошку схватит– и наестся, поднимет голову – росой напьётся сладкой, и считает, что нет причин для беспокойства у неё – ведь с не ведёт она борьбу с людьми.
Или об отроке таком не знаешь, разве, что ростом был пять чи всего лишь, который собрался смазать сетку сиропом клейким, да на четыре жэня вверх её поднять, [чтоб стрекозу поймать], а снизу муравьи с медведками изъели сетку ту. Да, стрекоза – то малое созданье, и жёлтый чиж – тот тоже мал: опустит клюв и подберёт с земли крупинку белую зерна, а вверх взлетит – приют себе устроит среди густых деревьев, и тоже считает он, что нет причин для беспокойства у него, ведь не ведёт борьбу и о́н с людьми. Того не знает, что у княжеского сына в левой руке рогатка есть, а в правой – камень, и что способен он стрелять на десять жэней, и прямо в шейку тому чижу способен он попасть, чтобы добыть его. И вот тот чиж, что днём порхал себе свободно между ветвей густых дерев, тот вечером уже, приправлен кислым и солёным, [и приготовлен для трапезы того сынка].

Да, чиж – то мелкое созданье, но ведь и лебедь – то ж. Летает он и над рекою, и над морем, задерживается и на больших болотах, опустит клюв – угря поймает или карпа, поднимет клюв – травы сорвёт он с кочки, а то – расправит перья маховые, и взлетит стремительно под свежим ветром, паря в высокой вышине, и сам считает, что нет причин для беспокойства у него – ведь не ведёт борьбу же он с людьми. Только не ведает о том он, что стрелок, уже готовится разжечь свою жаровню, и держит лук с привязанной за шнур стрелой, которая летит на сотню жэней вверх. А у стрелы той – острый наконечник из камня твёрдого, и хоть привязана она за шнур, способна пробить она тот свежий ветер, и лебедь уже на землю упадёт тогда. Так он, лишь днём летавший над малыми река́ми и большими, тем вечером окажется уже в треножниках, [в которых трапезу готовят].

Да, лебедь – не великое созданье. Но и цайшэ́нского хо́у дела таковы ж. На юг он ездит в Гаоли́н, на север доезжает до Уша́ни, пьёт воду из потока ручья Жуси́, ест рыбу из волн реки Сянцзя́н, рукою левой юную жену он обнимает, рукою правой прижимает наложницу любимую свою, и вместе с ними скачет он по Гаоца́ю, и не считает де́лом управленье владением своим. Да вот беда: того не знает, что некий господин приказ уж получил от Сюань-ва́на, чтоб тот связал алым шнурком его, да и покончить с ним.
Дела цайшэ́нского хо́у ничтожны, но и ваши, князь, мой господин, ведь тоже таковы ж. По левую руку у вас – Чжо́у-хо́у, по правую – Ся-хо́у, за колесницей следуют яньли́нский князь и шоули́нский тоже, питаете вы их хлебами вашими, ссужаете им золото из государственной казны, и вместе с ними вы скачете по заповеднику Юньмэ́н, и не считаете, что управленье Поднебесной есть дело важности особой. Ещё того не ведаете вы, что господин Жан-хо́у уж получил приказ от ва́на ци́ньского Иса́й засыпать и выбросить всех тех, кто прячется в Мэнса́е».

Сян-ва́н, услышав это, в лице переменился, всем телом задрожал от страха. А посему он тут же Чжуан Си́ня отметил скипетром, пожаловав тому Яньли́на-князя титул, и вместе с ним [отвоевал] те зе́мли, что к северу от Хуайхэ́ лежат.


Перевёл с китайского Владимир Самошин.


И то ещё не вечер – удивительно, что в древнекитайском языке это выражение означает то́ же, что и в современном русском: ещё не поздно!
Чи – единица измерения длины, около 0.3 м.
Жэнь – то же, но около 2.4 м.

[Вл. Самошин]

王維 (701 – 761)

《山水論》

凡畫山水，意在筆先。丈山尺樹，寸馬分人。遠人無目，遠樹無枝。遠山無石，隱隱如眉；遠水無波，高與雲齊。此是訣也。
凡畫山水，平夷頂尖者巔，峭峻相連者崖，懸石者巖，形圓者巒，路通者川。兩山夾道者名為壑也，兩山夾水名為澗也，似嶺而高者名為陵也，極目而平者名為坂也。依此者粗知之彷彿也。
觀者先看氣象，後辨清濁。定賓主之朝揖，列羣峯之威儀，多則亂，少則慢，不多不少，要分遠近。遠山不得連近山，遠水不得連近水。山腰掩抱，寺舍可安；斷岸坂堤，小橋小置。有路處則林木，岸絕處則古渡，水斷處則煙樹，水闊處則征帆，林密處居舍。臨巖古木，根斷而纏藤；臨流石岸，欹奇而水痕。
凡畫林木，遠者疏平，近者高密，有葉者枝嫩柔，無葉者枝硬勁。松皮如鱗，柏皮纏身。生土上者根長而莖直，生石上者拳曲而伶仃。古木節多而半死，寒林扶疏而蕭森。
有雨不分天地，不辨東西。有風無雨，只看樹枝。有雨無風，樹頭低壓，行人傘笠，漁父蓑衣。雨霽則雲收天碧，薄霧霏微，山添翠潤，日近斜暉。
早景則千山欲曉，霧靄微微，朦朧殘月，氣色昏迷。晚景則山銜紅日，帆卷江渚，路行人急，半掩柴扉。
春景則霧鎖煙籠，長煙引素，水如藍染，山色漸清。夏景則古木蔽天，綠水無波，穿雲瀑布，近水幽亭。秋景則天如水色，簇簇幽林，雁鴻秋水，蘆島沙汀。冬景則借地為雪，樵者負薪，漁舟倚岸，水淺沙平。凡畫山水，須按四時。或曰煙籠霧鎖，或曰楚岫雲歸，或曰秋天曉霽，或曰古冢斷碑，或曰洞庭春色，或曰路荒人迷。如此之類，謂之畫題。
山頭不得一樣，樹頭不得一般。山籍樹而為衣，樹籍山而為骨。樹不可繁，要見山之秀麗；山不可亂，須顯山之精神。能如此者，可謂名手之畫山水也。

ВАН ВЭЙ (701 – 761)

«О ТОМ, КАК ГО́РЫ-ВО́ДЫ СЛЕДУЕТ ПИСАТЬ»

Когда пишешь го́ры-во́ды, мысль раньше кисти должна идти. Го́ры – в чжан высотой, деревья – в чи, лошадь – в цунь, а человек – тот в фэнь. У тех людей, кто далеко, чтоб не было глаз видно, у тех деревьев, что далёко – нет ветвей. Далёкие го́ры пиши без камней, тенисты-тенисты они, словно брови густые; далёкие воды пиши без волн, в вышине облака чтоб были ровны. Всё это и есть гор и вод живописания тайна.

Когда ты пишешь го́ры-во́ды, то ровной пиши верхушку гребня, соединяя её с отвесною скалой, а камни те, что над утёсом нависают, должны быть круглыми, и небольшими; доро́ги – чтобы шли с потоком рядом. Когда между двух гор есть узкая дорога, ущельем называется она; когда же две горы сжимают реку, то это называется потоком; то, что похоже на хребет высокий, то зовётся сопкой, а то, что и вдали едва заметишь, то склоном горным называют. Ты с этим познакомился теперь в общих чертах.

Ведь тот, кто на картину смотрит, он раньше должен духовный образ увидать, потом уж отличить он сможет прозрачное от мутного. Установи, кто – гость, а кто – хозяин, которого приветствует гость утром; когда гор много – это беспорядок, когда же мало их, то уж убого слишком – должно быть их не много, и не мало, причём далёкие от близких до́лжно отделить. Гора далёкая не может сливаться с близкою горой, река далёкая не может сливаться с близкою рекой. Там, где у гор сужаются бока, там, словно бы рукой, прикрой то место: поставить туда можно будет буддийский храм или подворье; если берег обрывист – пусть запруда там будет, мосток небольшой поставить тоже можно. Там, где доро́ги, там обязательно деревьев роща, а там, где круча обрывается – там древний перевоз; там, где река кончается, там чтоб деревья в дымке, там, где река разли́лась, там парус, вдаль плывущий, а там, где роща густая – там дома и жилища. С утёсом рядом – старые деревья, у которых ползучие травы корней обрубки обвивают; с потоком рядом – каменные кручи, причудливо склонились набок, намокли от воды. 

Когда ты пишешь рощи иль деревья, далёкие должны быть редкими и ровными, а близкие – высокими, густыми. Коль есть листва на ветках, должна быть молодой и нежной, коль нет на ветках листьев, должны быть ветки твёрдыми и сильными. Кора на соснах – та, что чешуя на рыбе, на кипарисах же кора – как будто обвивает ствол их. У тех, что уродились на земле, у тех и корень длинный, и ствол прямой, у тех же, что родились на камнях, у тех ствол скрюченный-кривой, стоят те одиноко-сиротливо. У деревьев старых сучьев много, и все они – полусухие, в холодных рощах деревья чахлые-унылы стоят.

Коль пишешь дождь, неотличимо должно быть небо от земли, та́к, чтоб, где – запад, где – восток, нельзя было узнать. Коль ветер есть, но нет дождя, должны быть ви́дны деревьев ветви. Коль – дождь, но ветра нет, дерев макушки должны к земле клониться, прохожий люд – все в шляпах из бамбука, зонтами головы прикрыли, а рыболов – в накидке из травы. А дождь прошёл – и тучи с лазури неба все убрались, остался тонкий лишь туман, да дымка редкая, и горы, как будто стали выше, и изумруднее потоки, и скоро уже лягут на землю лучи косые заходящего светила.   

Коль утро пишешь, когда множество гор вот-вот озарены будут рассветом, туман и дымка, те должны быть лишь едва-едва заметны; коль пишешь тусклую-неясную луну, что на ущербе, то цвет её – тёмным и смутным должен быть.
Коль вечер пишешь, то солнце красное пиши так, будто оно во рту у гор, и свёрнут парус лодки, что пристала к речному берегу; идущие по тропам люди – те спешат, и уж полуприкрыты из хвороста плетёные ворота в доме бедняка.

Коль пишешь ты весну, туманом всё должно укрыто быть и пеленою окутано, рыбачья лодка к берегу прижалась, вода – мелка, и ровен там песок. Ещё скажу: коль пишешь го́ры-во́ды, давать названья им нужно такие, чтоб те соотносились с одним из четырёх сезонов года. Примерно, так: «Дымка накрыла, туман окутал», иль так, к примеру: «К вершине чу́ской вновь тучка приплыла», иль так: «Прояснило небо осеннее на рассвете», иль так: «У древнего кургана разбитая стела стои́т», или вот так ещё: «Весенние краски над озером Дунти́н», иль так: «На безлюдной дороге сбился с пути». Названия такого рода зовутся надписью к картине. 

Да, во́т ещё: вершины гор ни в коем случае не до́лжно все одинаково писать, дерев макушки – тоже, подобными друг другу не должны быть. Деревья те, что на горе́ растут – её, горы, одежда; а гора, на которой деревья растут – их, деревьев, кости. Нельзя, чтобы деревья густыми были слишком – должны сквозь них видны́ быть горы́ очарование и прелесть; и го́ры тоже не должны толпиться в беспорядке – должна проявлена быть чистая, беспримесная сущность их. Коль сможешь так всё написать, то можно будет сказать: написаны те го́ры-во́ды прославленного мастера рукою!


Перевёл с китайского Владимир Самошин.


Го́ры-во́ды – так китайцы называют пейзажную живопись.
Чжан – единица измерения длины, около 3 м. В данном контексте, очевидно, преувеличение.
Чи – то же, но около 0.3 м.
Цунь – то же, но около 0.03 м.
Фэнь – то же, но около 0.003м.
К вершине чу́ской вновь тучка приплыла – аллюзия на оду Сун Юя (298 – 222) «Го́ры высокие Тан», в которой, среди прочего описывается, как к чу́скому князю, во сне, приходила волшебная фея, которая, покидая того утренней тучкой, возвращалась к нему вечерним дождём.

[Вл. Самошин]

王維 (701 – 761)

《山水訣》

夫畫道之中，水墨最為上。肇自然之性，成造化之功。或咫尺之圖，寫千里之景。東西南北，宛爾目前；春夏秋冬，生於筆下。初鋪水際，忌為浮泛之山；次布路歧，莫作連綿之道。主峰最宜高聳，客山須是奔趨。回抱處僧舍可安，水陸邊人家可置。村莊著數樹以成林枝須抱體；山崖合一水而瀑瀉，泉不亂流。渡口只宜寂寂，人行須是疏疏。泛舟楫之橋樑，且宜高聳；著漁人之釣艇，低乃無妨。懸崖險峻之間，好安怪木；峭壁巉岩之通途。遠岫與雲容交接，遙天共水色交光。山鉤鎖處，沿流最出其中；路接危時，棧道可安於此。平地樓台，偏宜高柳人家；名山寺觀，雅稱奇杉襯樓閣。遠景煙籠，深岩雲鎖。酒旗則當路高懸，客帆宜遇水低掛。遠山須要低排，近樹惟宜拔迸。手親筆硯之餘，有時遊戲三昧。歲月遙永，頗探幽微。妙悟者不在多言，善學者還從規矩。

塔頂參天，不須見殿，似有似無，或上或下。芳堆土埠，半露檐廒；草舍蘆亭，略呈檣檸。山分八面，石有三方。閒雲切忌芝草樣，人物不過一寸許，松柏上現二尺長。

ВАН ВЭЙ (701 – 761)

«ТАЙНЫ ГОР И ВОД ЖИВОПИСАНЬЯ»

Средь способов писать горы и воды, живописанье водной тушью наиглавнейшее из прочих. Положит оно начало природным качествам и завершит творенья подвиг. Пейзаж даже в тысячу ли на маленькой картине им можно написать. Восток иль запад, север или юг – всё на картине той увидеть будет можно, как будто то, что нарисовано – перед глазами; весна и лето, осень и зима рождаются тогда прямо под кистью. Но вот, гладь водную, когда начнёшь писать, остерегайся, чтобы го́ры в ней не плыли; затем пиши доро́ги, что расходятся развилкой, но только так, чтоб не тянулись они без перерыва. Хозяин-пик, тот должен высоко́ вздыматься, а го́ры-гости к нему должны как бы бежать иль мчаться.

В том месте, где го́ры окружат друг друга, буддийскую келью можно поместить, а там, где во́ды граничат с сушей, расположить жильё людское можно. Деревню иль село ты множеством деревьев окружи, чтобы дерев густые ветви тело того селенья обнимали; горная круча с водою в одно сливается пусть, и пусть та вода пенится-мчится, источник же не должен как попало течь. У места переправы должно́ быть тихо и спокойно, прохожий люд там редок-редок должен быть. Мосто́к, который напоминает лодку, что плывёт, всё ж должен быть высоким; нарисовав же рыбаря на лодке, не помешает сделать его ниже.

А меж крутых утёсов, обрывистых-опасных, неплохо бы расположить какие-нибудь странные деревья; а средь скалистых круч и каменных обрывов – тропу какую-никакую. Далёких гор гряда и облака иль тучи, те непременно чтоб соприкасались, высокое небо вместе с цветом воды, чтоб друг на друга сияли. Там, где го́ры, словно крюком замкнули, там всего лучше вывести поток; когда ж дорога привела к обрыву, там и мостки вполне уместно разместить. Там, где на ровном месте стоит иль терем иль терраса, там сбоку следует высоких ив расположить, что у жилья людского; а там, где на прославленной горе́ стои́т буддийский иль даосский монастырь, прекрасную и удивительную ель поставь, чтоб оттеняла она и пагоды, и кельи. То, что вдали – то дымкою прикрой, утёс, что темнеет, тучами замкни. Флажок, тот, что над кабаком питейным обычно вешают, ты над дорогой подними повыше, а парус лодки, на которой гость приплыл, ты опусти к воде пониже. Далёкие горы тоже следует опустить пониже, а близкие деревья так расставить, чтобы казались они как будто вздёрнутыми вверх иль разбежавшимися по сторонам. И вот, когда рука моя на кисть и тушечницу смотрит, иной раз, свободно-играючи достигает она покоя и созерцанья. Пусть годы и луны вдаль уходят навечно, но кисть всё будет искать таинства неуловимого. Да, кто прекрасное сумел постичь, тому не нужно много слов услышать, но кто к учению способен, тот всё же должен подражать и следовать за образцами.

Если макушка пагоды коснулась неба, не следует писать так, чтобы залы были ви́дны, а нужно так писать, как будто бы они то ль есть, а то ль их нет, вверху они или внизу – кто знает. Холм, травами душистыми накрой, у пристани же, что на берегу, в домах карнизы и житницы с зерном пускай видны лишь только вполовину; а хижина, которая травою крыта, и беседка, покрытая соломой тростниковой, совсем чуть-чуть пусть будут ви́дны. Коль пишешь го́ру дели́ её на восемь граней, а камень – на́ три стороны. Остерегайся того, чтоб облака, беспечные, что по́ небу кочуют, на гриб древесный бы не походили, а люди и предметы чтобы были не более, чем цунь, в размере, а сосны с кипарисами, те, чтобы были двух чи, не больше, в высоту.


Перевёл с китайского Владимир Самошин.

[Вл. Самошин]

王維 (701 – 761)

《山中與裴秀才迪書》

近臘月下，景氣和暢，故山殊可過。足下方溫經，猥不敢相煩，輒便往山中，憩感配寺，與山僧飯訖而去。北涉玄灞，清月映郭。夜登華子岡，輞水淪漣，與月上下。寒山遠火，明滅林外。深巷寒犬，吠聲如豹。村墟夜舂，復與疏鐘相間。此時獨坐，僮仆靜默，多思曩昔，攜手賦詩，步仄徑，臨清流也。當待春中，草木蔓發，春山可望，輕鰷出水，白鷗矯翼，露濕青皋，麥隴朝雊，斯之不遠，倘能從我游乎？非子天機清妙者，豈能以此不急之務相邀。然是中有深趣矣！無忽。因馱黃檗人往，不一，山中人王維白。

ВАН ВЭЙ (701 – 761)

В ГОРАХ ПИШУ СЮЦА́Ю ПЭЙ ДИ́

Вот-вот закончится последний зимний месяц, теплеет воздух, и яснеют дни, в родных горах сейчас так славно прогуляться! Вы ж, сударь мой, твердите всё каноны, и друг Ваш неотёсанный не смеет в такое время беспокоить Вас. Один, поэтому, отправился я в горы, немного отдохнул в монастыре Ганьпэ́й, с буддийскими монахами откушал их трапезы, и путь продолжил свой. Когда я вброд переходил по чёрным водам реки Башу́й, то ясная луна окрестности так ярко освещала! Ночной порой поднялся я на холм – река Ваншу́й рябилась предо мною, и две луны – на небе и в воде! В горах озябших, где-то вдалеке, увидел я огни, они мерцали то ярче, то, как будто угасали, между ветвями рощи небольшой. Продрогшие от холода собаки в глухих проулках жались по дворам, рыча на всех, подобно леопарду, а на базарной площади селенья и поздним вечером всё обдирали рис: глухие звуки те перемежались со звоном колокола, что по временам сюда доносится от стен монастыря. Сижу сейчас один; слуга-мальчишка ничем не нарушает тишины, и столько на душе воспоминаний о днях минувших, о делах былых! О том, как, взявшись за руки, ходили тропинкой узкой, декламируя стихи – тропинкой той, что вьётся вдоль реки. Когда ж дождёмся мы поры весенней, когда деревья все и травы расцветут, – вот будет время, чтоб полюбоваться далёких гор весеннею красой! Тогда на перекатах заиграют то тут, то там весёлые ельцы, и чайки белые свои расправят крылья; обильная роса низины увлажнит, а по утрам среди полей пшеничных, вновь закричит токующий фазан! И время это ведь уже не за горами – со мною Вы не согласитесь побродить? Конечно, если бы не знал я, о благородной чистоте Вашей души, то разве стал бы я писать Вам об этом, в общем-то, не столь уж важном деле? Хотя и есть большой в нём интерес! Увы, разносчик ароматных трав, с которым я передаю это письмо, уже собрался уходить, и я кончаю.

Ван Вэй, отшельник горный, написал.


Перевёл с китайского Владимир Самошин.

[klauss]

Поднялся на эту башню, посмотреть по четырём сторонам, пока есть свободное время, чтобы рассеять тоску-печаль.

Весь перевод в каком-то странном стиле. Звучит не по-русски.

[Damaskin]

Весь перевод в каком-то странном стиле. Звучит не по-русски.

Запятая после "башню" лишняя. "Свободное время" - слишком современно, ИМХО, я бы заменил на "досуг".