Великорусский глагол.

[Γρηγόριος]

Зде я буду выкладꙑвать глагол русинов, иже сущи на великорусских землях, северных и южных, западных и восточных.

[Γρηγόριος]

АРХАНГЕЛЬСКАЯ ГУБ. Печорский уезд.

Купеческая дочь и разбойники.

Купец стал за морё кораблём поежжать, торговать, а дочерь свою оставил дом сохранять. Отец уехал. Как отправился, вдруг разбойники нагонили на золотой кореты. Поставили ли́сьвицу к окну, а один и в окно полез. Доци не знат куда деватьця, отцову саблю хватила со спичи и стала за простенок. Разбойник как стал голову в избу запихивать, она его тюкнула отцовой саблёй; хотела тюкнуть по шеи, да попалась по уху и отрубила ухо. Он свалился с окна. Розбойники перепа́лись, подумали што сам купец дома, положили товарыща в золоту корету и погонили. Доци вышла на уличь, посмотрела за има́ вслед, в котору сторону погнали. Обулась, оделась и пошла за има́ взади. Долго‐ле, коротко‐ле шла по полю и увидела в поли дом превеличающей, большой. В перву избу зашла, всё копья да оружьё; в другу избу зашла, всё тела мёртвы лежат; в третью избу зашла, всё женской наряд висит. Вытенула сундук, отворила, в сундуки персней много увидела и стала перстень выбирать, какой ей ндравитця, какой на пёрст годитця. Вдруг зашумели, загромели, разбойники нагонили на золотых коретах. Не знаёт куды деватця, сундук отодвинула, под лавку за сундук забилась. Розбойники привезли девку. Сели закусывать, один говорит: «Ах, я жаркого захотел». А другой тащит человещьё мясо. Девка увидела, што едят человечьё мясо, стала плакать. Один разбойник сказал девки: «Расширь целюсь‐ту». Девка рот расширила, а он вилками ей в рот‐откнул, у девки голова с плеч покатилась. Эту девку стали обдирать платьё. Стали розбойники ложится спать, а онно́го посадили к дверям караульним. Все розбойники заспали и караульнёй задремал, девка выбивачча, выбивачча, тихонько из‐за сундука выбилась, подошла ко дверям. Ти двери — виж! други — виж! третьи́ — виж! Ушла. Каравульнёй прохватилса и стал кричеть товарищов. Все соскакали, запрегли лошадей и погнали, ново́й по онно́й дороге, ново́й по другой, ново́й по третьёй — все по разным дорогам.
(Ончуков Н. Е. — Северные сказки, 56 — 57 стр.)

[Γρηγόριος]

УРАЛЬСКАЯ ОБЛАСТЬ. Верхнекамский округ. Чердынский район, село Гаинское.

Разговор между жителями.

— Боɣ по́мош, теза! Цёвоко робиш ты?
— Да вот товариш пахал было, да будё по‐ки́ловат, камень в земле попал, дак соха‐та, парень, ри́чзи ря́чки, да и хропнула, все до чи́ста исхрясталось. Топеричи стал сиеть.
— Да, братан, нонце добро сиеть‐то, шипко ведрено стоит. Онолдася хотел было я сиеть жо, да шипко стало мо́рошно, да и дош матёрой был, дак я все и бросил. —
— А куды — ино ты топеречи пошол?
— Эвон на то полё‐то, бо́льшот парень сиял коево́дни озем жо, дак посмотрить, баска ли она?
— А робята те у тя цёво делают? Поди‐ко дерко робят соводни.
— Как, товариш, не робить; веть шибко баско погодье то, да двоецко жо только ро́бят, старуха‐та цёвоко здоровьем те скудатся, а большак этта онолдася издил в лес, да тре́сья ево знат безтолко́вную, — подтяпал сушину, да как она хропнула, только сцалга́ло в лесу‐ту, да на ногу ту ему дудка та только слочка́ла; изломал милой ногу‐ту, кое‐как приехал домой ту.
— Беда, братан! Лонися я такжо цють не попал под матёрушшую сосну, дак как‐то ма́лот угла́нь отдернул меня, цють серчё не выскочило, весь задрожал, как вича на воде.
— Што ты, парень, беда веть! Давно веть колдыко мо́ёт парень изломал ногу ту, да все ишшо нонце как пошевели́т её, дак лихоматом забазланит. Ну, да цё и баеть о том: буват бог здорове‐то даст‐то.
— Да, братан, ю́щё баеть о этой лихой болести. А вот цё тёза знаш то ты написал много хлеба та нонце. Этта коеводни твои те робята сиели цевоко много, знаш то мешков ровно петнадчеть вта́поры сиели...
— Мовчи ко ты, цёво ты и бёшь; этта ономнеся е́ричу сиели, да не́мочь их знат, огороды те худы, дак скот все дочиста съел. Цё ты станешь делать то; а ерича та беда баска была.
— Да тебе, товариш, ешшо слава богу, цё тужить‐то; ты старым хлебом‐то проживеш годов петь‐шесь, а у мня эвон там сусло́ны стоят, дак тожо, не́мочь их возьми, воронье́, как комыру насадят, все, товариш, выкрошили хлеб‐от. А знаш‐то не хватит на́ гот дак беда, а денги нет, купить не на цё, да и купил бы, да где? — Народ у нас всё голь, все скоро по дворам подём.
— Ну уж, братан, забаялся я с тобой, итти жо надэ, не хотел было я соводни итти‐то на поле‐то, да веть, хош не хош, да силой гонят, да цёко голова и болит, к погодью цё ле. Прошай‐ко, тожно́ наболентрясились уж.
— Прошай‐ко, прошай! Взаду ту подёш, дак зались ко мне в избу ту побалентрясить‐то.
— Спасибо, товариш, спасибо. Сам цёво‐ко ты лазишь к нам мало. Этта онолдася колды‐ко был, да боле‐то ровно не бывал.
— Ну, да цёво ты опеть заговорился? Цё о этом и баешь‐то, зовут, дак полизай; гось будешь.
— Ладно, тёза, ладно! досук будёт, дак по путе́‐то залезу. Прошшай‐ко.
— Прошшай, прошшай, товариш, сцесли́во! —
(Обл. слов. 138.)