Нет, всё было не так.
За основу возьму одну особенность лейденской формулировки «закона Станга»: оттяжка в а. п. b происходила только с конечных слогов, не считая слабых редуцированных.
Насколько я понимаю, она была введена для объяснения пар типа са́дит : сади́тся, встречающихся в различных славянских языках. Из них хорошо выводится тенденция (также общеславянская) связывать а. п. b с переходными, а c — с непереходными глаголами; она может отчасти объяснить флуктуации а. п. b ~ c у i-глаголов, которые МАШ сейчас «объясняет» сложнейшими условиями «правостороннего дрейфа» в бесчисленных «праславянских диалектах». Однако главным свидетельством в пользу этого положения должен считаться т. н. «тип моли́ши», впервые обнаруженный Дыбо в среднеболгарском и существующий в двух вариантах:
— в некоторых болгарских и русских текстах презенс 2. л. ед. ч. i-глаголов в а. п. b имеет ударение на теме.
— в некоторых старинных украинских текстах такое же ударение якобы наблюдается также во 2. л. мн. ч. Дыбо цитирует твори́ши, твори́те из какого-то списка Измарагда XVII века, но это свидетельство потрясающе ненадёжно, поскольку в том же списке имеется твори́тъ и тво́риши.
Любой из подтипов может быть первичен. Если второй отлично согласуется с гипотезой Эбелинга, первый мог бы указывать на альтернативную формулировку (например, в связи с количеством гласного следующего слога). Но в любом случае практически исключено аналогическое происхождение этого типа; поэтому крайне удивительно, что я никогда не видел упоминаний у нём у лейденцев.
Если с этой оговоркой рассмотреть окончания, порождающие предфлексионное ударение в а. п. b, легко видеть, что практически все они оканчиваются именно на редуцированный (этому, надо думать, обязана оландеровская формулировка об оттяжке со срединного слога). Единственный ясный случай с собственно конечным гласным — тв. п. мн. ч. o-склонения в части славянских диалектов.
Что касается долгого гласного, Станг предположил, что предфлексионное ударение связано с его «циркумфлексностью». Ясно, что на это его толкнула разница между *bòběxŭ, *xòditĭ и *žena̋xŭ, *kopa̋jetĭ. Но второй случай нерелевантен согласно рассуждению выше, а в первом необходимо учитывать межпарадигматическую аналогию. А. п. c a-склонения характеризовалась флексионным ударением в большинстве форм; за счёт этого существовала модель:
*golvà : *ženà
*golvỳ : *ženỳ
*golvě̀ : *ženě̀
*golva̋mi : *žena̋mi
и т. д.
Ясно, что необходимые формы порождаются прозрачной пропорциональной аналогией:
*golva̋mŭ : ?
*golva̋xŭ : ?
В o-склонении ситуация была ровно обратной. Формам с флексионным ударением в а. п. b соответствовали энклиномены в а. п. c:
*vĭl̑ko : *bobò
*vĭl̑ka : *bobà
*vĭl̑ci : *bobì
*vĭl̑ky : *bobỳ
и т. д. Поэтому модели, которая породила бы форму *bobě̋xŭ, не было. Напротив в сочетании с предыдущей пропорцией предфлексионное ударение *bòběxŭ могло послужить основой для обратной перестройки:
*vĭlcě̋xŭ : *bòběxŭ
*vĭlkỳ : ?
Я хочу предложить следующую гипотезу о происхождении а. п. b:
1. Закон Дыбо: ударение смещается вправо на одну мору. Сдвиг был фонологизирован в момент совпадения конечного ударения в *uilkú и *babú. Старые ударные долготы стали восходящими (VV́), тогда как получившие сдвинутое ударение оказались нисходящими (V́V).
2. Образование нового акута: слабые редуцированные потеряли часть своей слоговости и способность нести ударение. Оно сдвинулось на одну мору влево, запустив длинную цепочку акцентных сдвигов:
— долготы в перестроенном слоге получили от еров восходящее ударение: VVCV́ > VV́CV̆.
— старые ударные долготы в перестроенном слоге вновь стали нисходящими: VV́CV > V́VCV̆.
— долготы в перестроенном слоге, получившие ударение по закону Дыбо, отдали его предыдущей море: VCV́VCV > V́CVVCV̆. В конфигурации VVCVVCV̆ это породило новые восходящие долготы в неперестроенном слоге.
— старые восходящие долготы в неперестроенном слоге стали нисходящими: VV́ > V́V.
— на этом комбинации «структура слога × ударная мора» кончились. Нисходящим (получившим ударение по закону Дыбо) долготам в неперестроенном слоге некуда было деваться, т. к. сдвиг влево породил бы уже занятые новые восходящие долготы. Поэтому они просто совпали со старыми восходящими.
3. Преобразованные парадигмы немедленно попали под влияние морфологических процессов. Их роль в формировании реально засвидетельствованных акцентных кривых в славянских диалектах очень велика.
Такое предположение отличается от других своей крайней экономностью. Оно не зависит ни от балтославянских слоговых интонаций (думаю, их не было), ни от ещё более сомнительных фонологических признаков «доминантности» в духе МАШ.