наш ответ Соссюру

[captain Accompong]

1) всякое мышление даже мышление образное (цветовыми пятнами, музыкальными фразами, кинестетическими образами) всегда обстраивается и дублируется обычным стандартным языковым мышлением, мы просто не отдаем себе в этом отчет и не обращаем внимания, утверждать, что можно мыслить только образами есть колоссальное заблуждение и непонимание того как мыслит человек

Доказательства?

а вы понаблюдайте повнимательнее сами за собой: что происходит у вас в голове, когда вы о чем-то думаете

То есть, ваше глубокое понимание того, как на самом деле мыслит человек, основано лишь на ваших собственных наблюдениях за собой? Исследований психолингвистических и нейрофизиологических вы не проводили? Или хотя бы опросов? Или хотя бы просто ссылок на такие исследования у вас нет?

Ладно. Из наблюдений за собой: Если я сейчас задумаюсь над чем-то вроде "где мне можно купить газету по дороге на работу?" - мне моментально представится яркая картинка, вернее ряд картинок, изображающих в моем сознании эту дорогу со всеми поворотами, и газетным киоском на определенном месте, и даже с несущественными для вопроса деревьями на обочине и их весенним состоянием. Я тут же буду знать ответ. Если же мне пришлось бы описать эту дорогу для вас, - а без вербальных средств тут было бы не обойтись, - мне пришлось бы задумываться гораздо больше, сформулировать словами кучу вещей, без которых я прекрасно обошлась выше, это заняло бы гораздо больше времени и усилий по переводу моих ментальных картинок в слова.

ответ неверный, вербализации присутствуют всегда, другое дело, что они не обязательно должны разворачиваться полностью, и даже наоборот чаще вербализация идет в некоем свернутом/схлопнутом виде, т.е. синтагмы не проговариваются до конца...

[Nekto]

ответ неверный, вербализации присутствуют всегда, другое дело, что они не обязательно должны разворачиваться полностью, и даже наоборот чаще вербализация идет в некоем свернутом/схлопнутом виде, т.е. синтагмы не проговариваются до конца...

Доказательства? 
И почему мы этот свернутый вид должны считать вербальным?

[captain Accompong]

ответ неверный, вербализации присутствуют всегда, другое дело, что они не обязательно должны разворачиваться полностью, и даже наоборот чаще вербализация идет в некоем свернутом/схлопнутом виде, т.е. синтагмы не проговариваются до конца...

Доказательства? 
И почему мы этот свернутый вид должны считать вербальным?

а каким же? ну и что с того, что мы не проговариваем слова до конца и не всегда заканчиваем предложения.

[ginkgo]

ответ неверный, вербализации присутствуют всегда

По-прежнему непонятно, на чем основано это ваше столь категоричное утверждение. Хоть скажите, на чем?

У меня не присутствуют. За то время, что я могу подумать даже четверть синтагмы, я могу представить себе в образах (без слов) события вчерашнего дня, для описания которых даже вкратце понадобилось бы минут 30. Так сильно схлопнуты синтагмы быть не могут.
Часто бывает, что не можешь подобрать нужных слов, чтобы выразить мысль словами, или описать что-то, что так ясно видишь перед внутренним взором, а вы говорите, синтагмы.
Или вот взять комиксы, где целые истории рассказываются без слов, и когда их "читаешь", воспринимаешь исключительно картинки, опять же, без слов. Чтобы описать эти картинки словами, понадобились бы усилия и время.
Театр могу еще в пример привести, не классический-говорильня, а пластический. Где актеры могут выразить кучу всего лишь пластикой и мимикой, а если их попросить описать это все словами, они просто не могут, говорят, что не могут подобрать слова, что словами - в сто раз сложнее.

Хотя образное мышление у разных людей в разной степени развито, может, у вас лично вербальное сильно преобладает. 

[Марбол]

Здравствуйте!

О тепловизионых приборах я неправду сказал: цветов они не различают, то есть показывают монохромную картинку. Цвет на цветнух термограммах - знак условный совершенно и отношения к спектру излучения наблюдаемого предмета не имеет.

[captain Accompong]

http://www.refal.net/turchin/phenomenon/chapter07.htm

"Среди всех представлений выделенное место в процессе мышления занимают представления о языковых объектах — словах и предложениях. Эти представления всегда (за исключением, конечно, глухонемых) являются единством слуховых и моторных представлений, а у людей, с детства имеющих дело с письменностью, к ним может присоединиться и зрительная компонента. Представляя в уме какое-либо слово, мы мысленно произносим его, слышим и, возможно, видим написанным. Будем для краткости называть их языковыми представлениями. Именно поток языковых представлений называют обычно мышлением. Наличие этого потока является специфической особенностью человека; у животных он отсутствует. Так называемое абстрактное мышление на деле — мышление словами, поток языковых представлений. Достижения мысли, которыми так гордится человечество, были бы невозможны без мышления словами.
Значение языковых представлений состоит в том, что они однозначно связаны со словами и предложениями как материальными элементами материальной системы «язык». Эта последняя система есть совокупность всех слов и предложений, произносимых устно, передаваемых по телефону и радио, написанных или напечатанных на бумаге, закодированных на перфокартах для вычислительных машин и т. д., — одним словом, то, что мы назвали выше нервной системой материального тела культуры. Функционально поток языковых представлений ничем не отличается от последовательности их материальных коррелятов — слов. Внешнюю, наблюдаемую сторону мышления можно описать как деятельность, состоящую в создании некоторых материальных языковых объектов, например, произнесение предложений вслух (к сожалению, эти объекты очень недолговечны) или написание их на бумаге. Такую деятельность мы будем называть языковой.

Есть веские основания именно языковую деятельность считать основной, первичной стороной мышления, а поток языковых представлений — лишь переходным элементом, формой связи между материальными языковыми объектами и совокупностью всех (а не только языковых) представлений. В самом деле, ведь именно языковые объекты являются хранителями и передатчиками информации, а также элементами языковых моделей действительности. Ребенка обучают языковой деятельности подобно тому, как его обучают другим видам деятельности: хождению, стрельбе из лука, забиванию гвоздей. В результате он как бы подключается к языку, использует уже имеющиеся в нем модели и обогащает его новыми. В частности, он может использовать его и некоммуникативно («для себя»), как юноша Уу из племени Ням-Ням, который считал врагов по пальцам. При некоммуникативном использовании языка возможно наличие потока языковых представлений без явной деятельности («я думаю!»), но ведь эти представления возникли и приобрели смысл в результате деятельности с вещественными материальными языковыми объектами! И нередко в процессе размышления мы шепчем отдельные слова и целые фразы, возвращая им материальную оболочку. Первичность вещественной языковой деятельности особенно ясно видна, когда мы имеем дело с научными моделями действительности. Человек может в уме перемножить несколько больших чисел или привести подобные члены в несложном алгебраическом выражении, но это следствие того, что его учили делать это с реальными, написанными символами. Задайте ему задачу посложнее, и он потребует карандаш и бумагу!"

[captain Accompong]

http://www.langust.ru/review/lang_h02.shtml
"Связь языка и мышления
Язык - система словесного выражения мыслей. Но возникает вопрос, может ли человек мыслить не прибегая к помощи языка?

Большинство исследователей полагают, что мышление может существовать только на базе языка и фактически отождествляют язык и мышление.

Еще древние греки использовали слово «logos» для обозначения слова, речи, разговорного языка и одновременно для обозначения разума, мысли. Разделять понятия языка и мысли они стали значительно позднее.

Вильгельм Гумбольдт, великий немецкий лингвист, основоположник общего языкознания как науки, считал язык формирующим органом мысли. Развивая этот тезис, он говорил, что язык народа - его дух, дух народа - это его язык.

Другой немецкий лингвист Август Шлейхер считал, что мышление и язык столь же тождественны, как содержание и форма.

Филолог Макс Мюллер высказывал эту мысль в крайней форме: «Как мы знаем, что небо существует и что оно голубое? Знали бы мы небо, если бы не было для него названия?... Язык и мышление два названия одной и той же вещи».

Фердинанд де Соссюр (1957-1913), великий швейцарский лингвист, в поддержку тесного единства языка и мышления приводил образное сравнение: «язык - лист бумаги, мысль - его лицевая сторона, а звук оборотная. Нельзя разрезать лицевую сторону, не разрезав оборотную. Так и в языке нельзя отделить ни мысль от звука, ни звук от мысли. Этого можно достичь лишь путем абстракции».

И, наконец, американский лингвист Леонард Блумфилд утверждал, что мышление - это говорение с самим собой.

Однако многие ученые придерживаются прямо противоположной точки зрения, считая, что мышление, особенно творческое мышление, вполне возможно без словесного выражения. Норберт Винер, Альберт Эйнштейн, Фрэнсис Гальтон и другие ученые признаются, что используют в процессе мышления не слова или математические знаки, а расплывчатые образы, используют игру ассоциаций и только затем воплощают результат в слова.

С другой стороны многим удается скрывать скудость своих мыслей за обилием слов.

«Бессодержательную речь всегда легко в слова облечь». (Гёте)

Творить без помощи словесного языка могут многие творческие люди - композиторы, художники, актеры. Например, композитор Ю.А. Шапорин утратил способность говорить и понимать, но мог сочинять музыку, то есть, продолжал мыслить. У него сохранился конструктивный, образный тип мышления.

Русско-американский лингвист Роман Осипович Якобсон объясняет эти факты тем, что знаки - необходимая поддержка для мысли, но внутренняя мысль, особенно когда это мысль творческая, охотно использует другие системы знаков (неречевые), более гибкие, среди которых встречаются условные общепринятые и индивидуальные (как постоянные, так и эпизодические).

Некоторые исследователи (Д. Миллер, Ю. Галантер, К. Прибрам) считают, что у нас есть очень отчетливое предвосхищение того, что мы собираемся сказать, у нас есть план предложения, и когда мы формулируем его, мы имеем относительно ясное представление о том, что мы собираемся сказать. Это значит, что план предложения осуществляется не на базе слов. Фрагментарность и свернутость редуцированной речи - следствие преобладания в этот момент в мышлении несловесных форм.

Таким образом, обе противоположные точки зрения имеют под собой достаточные основания. Истина, скорее всего, лежит посередине, т.е. в основном, мышление и словесный язык тесно связаны. Но в ряде случаев и в некоторых сферах мышление не нуждается в словах."

[captain Accompong]

а вот пример неудачного опуса на тему языка и мышления: http://www.ruscenter.ru/629.html

[Драгана]

А как вам феномен постепенного засыпания,таких полуснов?Когда сразу засыпаешь,когда постепенно. Вот такие то ли мысли,то ли слова,то ли образы,переходное явление - это вербалика или нет?Даже как будто фраза, то ли сам подумал,то ли приснилось.

[antbez]

У меня бывает подобное  Непонятно, что за язык, что за смысл у слов...

[Драгана]

И вроде как в тот момент понимаешь,что имела в виду,а осознаешь-это или абракадабра нерусская,набор звуков,или сочетания типа "коза мама хотел прийти" - а интонация как реальной фразы. Или как бы одновременно зрительно-слуховой образ.Такой вот феномен!

[Драгана]

И вот этот зрительно-звуковой воображаемый образ. Ну тут Соссюр тихо курит, а за дело берутся новые психологи...
А в повседневности - бывает же иногда и легкая синестезия, и реакция в виде не слов,а образов.Чувствуешь запах-вспоминаешь события картинкой.

[Драгана]

А вот вопрос. Если человек вспоминает чьи-то слова в целом, фразой с голосом, интонацией, а возможно-и выражением лица - это вербалика? Вроде словами - да. Но ведь в комплексе, представить можно как и музыкальную фразу! А строка из песни?

[Драгана]

Или когда интонацию слышишь, а слова из-за двери не все разбираешь, но догадываешься кое-что. А это?

[Тася]

А вот вопрос. Если человек вспоминает чьи-то слова в целом, фразой с голосом, интонацией, а возможно-и выражением лица - это вербалика? Вроде словами - да.  А строка из песни?

Драгана! )) А может быть, здесь  уже надо говорить о воссоздании в памяти какой-то имевшей место в прошлом речевой ситуации? То есть одно дело, когда мы мыслим о какой-то, так скажем, нелингвистической вещи или ситуации, используя средства языка (причём не только слова), и другое дело, когда в памяти "проигрывается"  лингвистическая ситуация, наполненная чьей-то речью в её звуковых и зрительных компонентах, как и всякие другие зрительно-слуховые реальные ситуации нашей жизни.   

Или когда интонацию слышишь, а слова из-за двери не все разбираешь, но догадываешься кое-что. А это?

А здесь уже, по-моему,  "догадываешься кое-что"  по нескольким причинам. Во-первых, как известно, во многих случаях слово можно опознать по воспринятым согласным, даже не разобрав толком гласных (это с т.зр. теории информации), во-вторых, за дверью улавливается ритмическая структура слова, что тоже немаловажно, и, наконец, в-третьих,  наверное,  существенно то, что истинность этих отдельных  черт фонетического экспонента "проверяется"  возможностью/ невозможностью сочетаемости с теми словами контекста, которые были легко восприняты, а не угаданы. Получается, что в конечном счёте догадываться помогает языковая компетенция.   

[Драгана]

Ну да. Ситуация в целом.
Да и где граница между собственно языком и нечленораздельными "угу" в смысле да, "а-а" в смысле нет, жестом "вон там" с соответствующими словами или без них... Или детский лепет...

[Nekto]

Еще древние греки использовали слово «logos» для обозначения слова, речи, разговорного языка и одновременно для обозначения разума, мысли.

Вспомнилось... "В начале было Слово..." А как это звучит по-гречески?
Может быть мы вообще неправильным переводом Библии пользуемся?

Филолог Макс Мюллер высказывал эту мысль в крайней форме: «Как мы знаем, что небо существует и что оно голубое? Знали бы мы небо, если бы не было для него названия?...

Вспомнился дзенский коан: "Кто тот Мастер, что делает траву зеленой?"


Однако многие ученые придерживаются прямо противоположной точки зрения, считая, что мышление, особенно творческое мышление, вполне возможно без словесного выражения. Норберт Винер, Альберт Эйнштейн, Фрэнсис Гальтон и другие ученые признаются, что используют в процессе мышления не слова или математические знаки, а расплывчатые образы, используют игру ассоциаций и только затем воплощают результат в слова.

[Драгана]

Про голубое небо. А знаете,что не только //англ.blue,нем.blau,фр.bleu -и синий,и голубой,но и у нас было? Как синий,одно. А слово голубой обозначало и светло-синий,и желтый цвет. И сейчас в диалектах бывает. И серб-хорв.плав -оба значения..Вот и восприятие!

[Драгана]

Это так же,как у чукчей полно слов для обозначения разного типа снега,но нет слова,обозначающего снег вообще. Уровень обобщения.

[Тася]

Это так же,как у чукчей полно слов для обозначения разного типа снега,но нет слова,обозначающего снег вообще. Уровень обобщения

Так-то встречается такое явление в языках, когда  видовые понятия (или части) к-л сферы  обознаяаются отдельными словами, а родовое понятие этой же сферы или совсем не имеет отдельной номинации и поэтому обозначается описательно, или его наименование совпадает с названием одного из видовых понятий (или частей).

[Triton]

Напишу здесь, чтобы не разводить оффтоп. В другом топике Драгана писала:

А слова в какой-то степени тоже образы! Где грань?

Разница, на мой взгляд, в том, что образы и слова - явления, относящиеся к двум разным системам. И образы, и слова - суть "ярлыки", привязанные к некоторым фактам действительности. Но образы возникают и обрабатываются на уровне нейронной сети мозга, так сказать на уровне "аппаратного обеспечения человека", и этот механихм не отличается от аналогичного механизма восприятия, запоминания и мысленного воспроизведения образов у прочих высших позвоночных. Слова же - объекты системы языка, и хотя их тоже в определённом смысле можно считать образами, их обработка осуществляется иным механизмом, на ином уровне организации информации.

Турчин в 4-й главе "Феномена науки" пишет об этом так:



Язык

До сих пор мы рассматривали человека как индивидуума и интересовались возможностями его мозга. При таком подходе вовсе не очевидно, что появление на Земле человека — это такая уж революция в истории жизни. Лягушка умнее медузы. Собака умнее лягушки. Обезьяна умнее собаки. Теперь появилось существо, которое умнее обезьяны. Ну и что?

Революцию создало появление человеческого общества, обладающего определенной культурой и, в первую очередь, языком. Ключевым моментом является здесь язык.

Под языком вообще понимают определенный способ сопоставления объектам Ri, которые рассматриваются как некая первичная реальность, объектов Li, называемых именами объектов Ri, и рассматриваемых как нечто вторичное, специально созданное для сопоставления объектам Ri,. По отношение к имени Li объект Ri, называют его значением. Совокупность всех объектов Li часто также называют языком (в более развернутой форме ее следовало бы назвать материальным фиксатором или носителем языка). Множество объектов Li, может быть гораздо обширнее и разнообразнее множества языков Li. Так, например, обстоит дело в случае естественных языков: русского, английского и т. п. Ясно, что при замене восприятия реальных объектов и ситуаций на их словесное описание теряется огромное количество информации. В тех случаях, когда информативность объектов Ri и Li одного порядка величины, вместо слова язык часто употребляют кибернетический термин код. Переход от R к L называют кодированием, а обратный переход от L к R — декодированием. Так, при передаче по радио сообщения с помощью «морзянки», исходный текст — набор букв кодируется набором точек и тире. В этом коде (языке) информация совершает путешествие в эфире и принимается в заданной точке. Затем происходит декодирование с языка точек и тире на язык букв. Процесс кодирования и декодирования в данном случае не приводит к потере информации.

Так как для перехода от значения к имени и обратно нет более удобных общепринятых терминов, чем кодирование и декодирование, мы будем употреблять эти термины в самом общем смысле, не заботясь о соотношении информативностей (и называя язык не «кодом», а именно «языком»).

Элементарный язык есть и у животных, в первую очередь у тех, которые живут сообществами и поэтому должны как-то согласовывать свои действия и «выяснять отношения». Мы называем его элементарным лишь в сравнении с языком человека, сам по себе он не так уж прост и, по-видимому, прекрасно удовлетворяет потребность членов сообщества в обмене информацией. Сигнал опасности, просьба о помощи, намерение вступить в брачные отношения, согласие или отказ на это предложение, приказ подчиниться, приказ убраться восвояси — эти и другие компоненты входят в состав языка большинства птиц и млекопитающих и выражаются жестами и звуками. Пчелы, вернувшись с взятка в улей, сообщают родичам о расположении места, где они были, совершая своеобразные движения, напоминающие танец.



Языкотворчество

Но язык у человека радикально отличается от языка у животных. Различие здесь такое же, как в употреблении орудий. Для животного язык есть нечто изначально данное, элемент инстинктивного поведения. Если он и меняется, то только вместе с поведением, вместе с общей эволюцией вида. Для человека язык — нечто несравненно более подвижное и изменчивое, чем поведение. Человек сам создает язык, он обладает способностью (и даже потребностью) давать имена, чего не может ни одно животное. Присвоение явлениям (в частности, предметам) имен — это, пожалуй, наиболее простое и наглядное проявление управления ассоциированием. Между словом «лев» и реальным львом нет ничего общего, тем не менее устанавливается ассоциация «лев» — лев, имя — значение.



Язык как средство моделирования

Язык возникает как средство связи, коммуникации между членами первобытного сообщества. Но, раз возникнув, он вдруг оказывается источником других, совершенно новых возможностей, не связанных в принципе с общением между людьми. Что это за возможности, покажем на примере языка чисел.

Вообразим себе юношу из первобытного племени Ням-Ням. Назовем его для определенности Уу и проследим, как он выполняет функции разведчика.

Уу лежит за толстым старым дубом и неотрывно следит за входом в пещеру на противоположном берегу реки. На восходе солнца сюда подошла группа мужчин из вражеского племени Мань-Мань. Они явно затеяли что-то нехорошее, наверное, оставить в пещере засаду. Они суетятся около пещеры, то входят в нее, то выходят, то исчезают в лесу, то снова возвращаются к пещере. Каждый раз, когда один враг входит в пещеру, Уу загибает один палец, когда один враг выходит из пещеры, он разгибает один палец. Когда враги уйдут, Уу будет знать, оставили ли они засаду и если оставили, то сколько человек. Уу побежит к своему племени и покажет им на пальцах, сколько врагов осталось в пещере.

Почему наш герой имеет возможность, не заходя в пещеру, знать в каждый момент времени, сколько там врагов? Потому что с помощью своих пальцев он построил модель интересующей его части внешнего мира. А интересует его пещера и находящиеся в ней враги. Каждому врагу, находящемуся в пещере, соответствует в его модели загнутый палец. Загнутый палец — это имя врага в пещере, враг в пещере — это значение загнутого пальца. Операции над именами — загибание и разгибание пальцев — соответствуют входу и выходу врагов из пещеры. Это — язык. Его можно назвать языком пальцев, если иметь в виду физический материал, из которого построена модель, или языком чисел, если иметь в виду способ сопоставления имен значениям. И этот язык используется не только, а в нашем примере даже не столько для передачи информации, сколько для построения модели, которая нужна именно как модель — средство предвидеть события, средство узнать косвенно то, что нельзя узнать прямо. Если родное племя Ням-Ням далеко, а Уу не собирается никому сообщать, сколько врагов в пещере, он все равно имеет основания считать врагов, сгибая и разгибая пальцы. Это нужно ему самому для планирования своих действий. Коммуникативное использование языка, т. е. использование его как средства общения между людьми, дополняется некоммуникативным использованием языка в качестве средства построения моделей действительности.

Тут-то, как говорят англичане, лягушка и прыгает в воду. Моделирующая функция языка — тот заключительный элемент, которого нам не хватало для оценки появления на земле человека как рубежа двух эпох, как события космической важности. Когда астроном определяет положение планет на небе, затем производит какие-то манипуляции над цифрами и в результате предсказывает, где будут планеты через заданный промежуток времени, он делает в сущности то же самое, что юноша Уу из племени Ням-Ням, когда он загибает и разгибает пальцы, наблюдая за входом в пещеру. Искусство, философия, наука — все это не что иное, как создание языковых моделей действительности. Дальнейшая часть настоящей книги будет посвящена анализу этого процесса, его закономерностей и результатов. Но сначала мы бросим общий взгляд на его место в эволюции Вселенной.



Самопознание

У животных нет понятия о себе самом, это понятие не нужно для обработки информации, поступающей извне. Мозг животного можно сравнить с зеркалом, которое отражает окружающую действительность, но само ни в чем не отражается. В самом примитивном человеческом обществе каждому человеку присваивается имя, и каждый человек произносит свое имя и предложения, в которых его имя содержится. Таким образом, он сам — в виде предложений, содержащих его имя, — становится предметом своего внимания и изучения. Язык представляет собой как бы второе зеркало, в котором отражается весь мир, и в том числе каждый индивидуум, и в котором каждый индивидуум может увидеть (вернее, не может не увидеть!) самого себя. Так возникает понятие «Я». Если заключительный этап кибернетического периода можно назвать этапом познания, то эра разума — это эра самопознания. Система двух зеркал — мозга и языка создает возможность бесчисленного множества взаимных отражений без необходимости выходить из пространства между зеркалами. Это порождает неразрешимые загадки самопознания и в первую очередь загадку смерти.



Продолжение мозга

Допустим, что в пещеру входят три врага, а выходят два. Тут первобытный человек и без помощи пальцев сообразит, что один враг остался в пещере. Это работает модель, которая есть у него в мозгу. А если входят двадцать пять, а выходят двадцать четыре или двадцать три? Здесь человеческий мозг окажется бессилен: он не содержит нужной модели, нужных понятий. Мы мгновенно и безошибочно различаем множества из одного, двух, трех, четырех предметов и можем отчетливо представить их в своем воображении. Эти понятия даны нам от природы, они распознаются нейронной сетью мозга, подобно понятиям пятна, линии, соприкасания и т. п. С понятиями, которые выражаются числами от пяти до восьми, дело обстоит хуже: здесь многое зависит от индивидуальных особенностей и тренировки. Что же касается понятий «девять», «десять» и т. д., то, за редчайшими исключениями, которые рассматриваются как отклонения от нормы, все они сливаются в одно понятие «много». И тогда человек создает язык, материальный носитель которого (например, пальцы) служит фиксатором новых понятий, выполняя функции тех классификаторов, для которых не нашлось места в мозгу. Если не хватит пальцев, пойдут в ход камешки, палочки, зарубки, а в более развитых языках — цифры и наборы цифр. Какой используется язык — неважно, важно лишь умение кодировать. Процесс счета служит для распознавания новых понятий, выполняя функции нервной сети, работа которой приводит в возбужденное состояние тот или иной классификатор. В результате счета объекту R, например отряду врагов, сопоставляется объект L, например ряд зарубок или цифр. Наконец, правила действий над объектами языка и связи между ними (например, типа 6 + 3 = 9 и т. п.) соответствуют ассоциациям между понятиями в мозгу. Это завершает аналогию между моделями, реализуемыми с помощью языка, и моделями, которые создаются нейронными сетями мозга.

Если орудие — продолжение руки человека, то язык — продолжение его мозга. Он служит для той же цели, для которой служит мозг: увеличению жизнеспособности вида путем создания модели окружающей среды. Он продолжает дело мозга с помощью материала, лежащего за пределами физического тела человека, основываясь на моделях (понятиях и ассоциациях) доязыкового периода, реализуемых нервными сетями. Человек как бы перешагнул через границу своего мозга. Возможности такого перехода (а именно установления связи между внутренним и внешним материалом) открылись благодаря способности управлять ассоциированном, выразившейся в языкотворчестве.

Две функции языка: коммуникативная и моделирующая — неразрывно связаны друг с другом. Счет на пальцах мы привели в качестве примера модели, которая возникает только благодаря языку и которая не может существовать без языка. При коммуникативном использовании языка он выполняет более скромную задачу: фиксирует модель, которая уже существует в чьем-то мозгу. Такие фразы, как «идет дождь», «в соседнем лесу волки» или более отвлеченные: «гадюка ядовита», «огонь гасит воду», суть модели действительности. Когда один человек сообщает это другому, ассоциации, которые раньше были только в голове первого, утверждаются в голове второго.

Благодаря наличию языка человеческое общество коренным образом отличается от сообщества животных. В животном мире члены сообщества контактируют лишь на уровне функций, связанных с питанием и размножением. Члены человеческого общества контактируют не только на этом уровне, но и на самом высоком уровне их индивидуальной организации — на уровне моделирования внешнего мира с помощью ассоциации представлений. Люди, так сказать, контактируют мозгами. Язык — это не только продолжение каждого индивидуального мозга, но и общее, единое продолжение мозгов всех членов общества. Это коллективная модель действительности, над совершенствованием которой трудятся все члены общества и которая хранит опыт предыдущих поколений.