Попытка перевода Гейне

[zwh]

Mir träumte: traurig schaute der Mond, Und traurig schienen die Sterne; Es trug mich zur Stadt, wo Liebchen wohnt, Viel hundert Meilen ferne. Es hat mich zu ihrem Hause geführt, Ich küßte die Steine der Treppe, Die oft ihr kleiner Fuß berührt Und ihres Kleides Schleppe. Die Nacht war lang, die Nacht war kalt, Es waren so kalt die Steine; Es lugt aus dem Fenster die blasse Gestalt, Beleuchtet vom Mondenscheine.

Мне снилось: печально смотрела луна, И звезды светили убого; Унесся я в город, живет где она За тысячу миль одиноко. И к дому ее привело там меня, И я целовал те ступени, Что часто касалась любимой ступня И шлейф ее платья весенний. Холодная долгая ночь наплыла, В ступенях тепла не осталось; Видна из окошка фигура была, Что бледно луной освещалась.

[zwh]

К сожалению, не могу похвастаться в уверенности, что мне удалось таки стопроцентно верно передать богатый внутренний мир лирического героя...

Mit dummen Mädchen Mit dummen Mädchen, hab ich gedacht, Nichts ist mit dummen anzufangen; Doch als ich mich an die klugen gemacht, Da ist es mir noch schlimmer ergangen. Die klugen waren mir viel zu klug, Ihr Fragen machte mich ungeduldig, Und wenn ich selber das Wichtigste frug, Da blieben sie lachend die Antwort schuldig.

С девицами глупыми С девицами глупыми – думал, друзья, – И начинать нет смысла; Но вот столкнулся с умными я, И стало вообще всё кисло. Девицы умные слишком умны – Терпенья нет с их вопросов, А если ж мои к ним вопросы важны, В ответ мне смеются просто.

[zwh]

Nacht lag auf meinen Augen, Blei lag auf meinem Mund, Mit starrem Hirn und Herzen Lag ich im Grabesgrund. Wie lang, kann ich nicht sagen, Daß ich geschlafen hab; Ich wachte auf und hörte, Wies pochte an mein Grab. »Willst du nicht aufstehn, Heinrich? Der ewge Tag bricht an, Die Toten sind erstanden, Die ewge Lust begann.« Mein Lieb, ich kann nicht aufstehn, Bin ja noch immer blind; Durch Weinen meine Augen Gänzlich erloschen sind. »Ich will dir küssen, Heinrich, Vom Auge fort die Nacht; Die Engel sollst du schauen, Und auch des Himmels Pracht.« Mein Lieb, ich kann nicht aufstehn, Noch blutets immerfort, Wo du ins Herz mich stachest Mit einem spitzgen Wort. »Ganz leise leg ich, Heinrich, Dir meine Hand aufs Herz; Dann wird es nicht mehr bluten, Geheilt ist all sein Schmerz.« Mein Lieb, ich kann nicht aufstehn, Es blutet auch mein Haupt; Hab ja hineingeschossen, Als du mir wurdest geraubt. »Mit meinen Locken, Heinrich, Stopf ich des Hauptes Wund, Und dräng zurück den Blutstrom, Und mache dein Haupt gesund.« Es bat so sanft, so lieblich, Ich konnt nicht widerstehn; Ich wollte mich erheben Und zu der Liebsten gehn. Da brachen auf die Wunden, Da stürzt' mit wilder Macht Aus Kopf und Brust der Blutstrom, Und sieh! – ich bin erwacht.

Мне ночь глаза закрыла, Свинец закрыл мне рот, Застыли мозг и сердце, Лежу в могиле, вот. Как долго, я не знаю, Провел я в этом сне; Проснулся и услышал – Стучится кто-то мне. «Ты встать не хочешь, Генрих? Ведь вечный день настал, Все мертвые воскресли, Счастливым каждый стал». Любовь, я встать не в силах, Я слеп теперь – беда; Глаза мои от плача Погасли навсегда. «Я, Генрих, расцелую Глаза, всю тьму скраду; Ты ангелов увидишь И неба красоту». Любовь, я встать не в силах, Всё хлещет кровь вовне, Где сердце поразила Ты острым словом мне. «Где сердце твое, Генрих, Ладонь свою прижму – И кровь не будет литься, И боль уйдет во тьму». Любовь, я встать не в силах, В крови вся голова; Как был тобой похищен, Я не погиб едва. Дай, локоном я, Генрих, Остановлю ту кровь, И голова мгновенно Здоровой станет вновь. Была та просьба нежной, Не смог я возражать И захотел подняться   , К любимой чтоб бежать. Тут раны все открылись, Пошла потоком кровь Из головы и сердца, И я очнулся вновь.

[zwh]

Leise zieht durch mein Gemüt Liebliches Geläute. Klinge, kleines Frühlingslied, Kling hinaus ins Weite. Kling hinaus, bis an das Haus, Wo die Blumen sprießen, Wenn du eine Rose schaust, Sag, ich laß sie grüßen.

Тихо в душу мне летит Нежный перезвон. Песенка весны, звучи Здесь и вширь – вдогон!          Вплоть до дома, где цветы Рóдятся на свет; Как увидишь розу ты – Передай привет.

[Andrey Lukyanov]

Очень мило.

[zwh]

Очень мило.

Спс. Это про последнее?

[Andrey Lukyanov]

Это про последнее?

Да.

[zwh]

Не уверен, что смог приемлемо перевести последнюю строфу, так что есть место для критики-с.

Nachts, erfaßt vom wilden Geiste, Streck ich die geballten Fäuste Drohend aus – jedoch erschlafft Sinkt der Arm, mir fehlt die Kraft. Leib und Seele sind gebrochen, Und ich sterbe ungerochen. Auch kein Blutsfreund, zornentflammt, Übernimmt das Rächeramt. Ach! Blutsfreunde sind es eben, Welche mir den Tod gegeben, Und die schnöde Meucheltat Ward verübet durch Verrat. Siegfried gleich, dem hörnen Recken, Wußten sie mich hinzustrecken – Leicht erspäht Familienlist, Wo der Held verwundbar ist.

Ночью, диким духом схвачен, Я кулак отнюдь не прячу, Я грожу им, но слабеет Тут рука, а и мощь хиреет. Дух и тело разделённы, Я умру неотомщённый. Самый гневный близкий друг Мстить не станет – недосуг. Ах, друзья так педантичны, Чтобы смерть послать мне лично; Все коварства их грязны, А измены холодны. – 30.11 В шлеме, Зигфриду подобный, Я ведь с ног свалить способный – Старой хитростью гоним, Где герой настоль раним.

[Andrey Lukyanov]

Siegfried gleich, dem hörnen Recken, Wußten sie mich hinzustrecken – Leicht erspäht Familienlist, Wo der Held verwundbar ist.

В шлеме, Зигфриду подобный, Я ведь с ног свалить способный – Старой хитростью гоним, Где герой настоль раним.

Как Зигфрида, которого обманывают богатыри,
Они смогли меня свалить —
Семейная хитрость легко открывает
Уязвимое место героя.

[zwh]

Как Зигфрида, которого обманывают богатыри,

Вроде ж "hörnen" -- это "наставлять рога (мужу)".

[Бенни]

По второй строчке согласен с Андреем, а первую понял как "Подобно Зигфриду, роговому богатырю" (по известной легенде, после того как Зигфрид искупался в крови дракона, его кожа ороговела и стала неуязвимой, кроме одного места на спине, на которое упал лист; есть даже средневековая "Песнь о роговом Зигфриде" - "Das Lied vom Hürnen Seyfrid").

[Andrey Lukyanov]

первую понял как "Подобно Зигфриду, роговому богатырю" (по известной легенде, после того как Зигфрид искупался в крови дракона, его кожа ороговела и стала неуязвимой, кроме одного места на спине, на которое упал лист; есть даже средневековая "Песнь о роговом Зигфриде" - "Das Lied vom Hürnen Seyfrid").

Пожалуй, что так.

[zwh]

Словно Зигфрид, весь из рога,
Ими сбит я был жестоко –
Хитрость рассказала им,
Где герой весьма раним.

[Rachtyrgin]

Хочу поругать всех прочитавших мой последний перевод и не указавших мне, что последние две строки я понял неправильно. И в самом деле, я вчера вечером недоглядел и "verstellen" прочел как "verstehen". Короче, переделанный последний куплет вот:

Ты хочешь быть просто собакой,
Не любишь играть для зевак.
Друзья же мои остальные –
Те все притворяются так.

Чуток поругать Вас все-таки надо. Ну так, для порядка. Здесь такой смысл: ты хочешь быть просто собакой, а не казаться чем-то еще. Тогда verstellen sich логично понимать как stellen sich - ставить себя. "Друзья мои остальные слишком уж ставят себя". Не просто притворяются, а притворяются чем-то бОльшим, чем они есть на самом деле. Я ж говорил, что Гейне ехиден. При Ваших способностях у Вас есть хороший шанс разрешить этот смысл.

[Rachtyrgin]

Не уверен, что смог приемлемо перевести последнюю строфу, так что есть место для критики-с.

Leicht erspäht Familienlist, Wo der Held verwundbar ist.

Familienlist - это очень точное указание на адресата стихотворения. Надо изучать исторический контекст. Современники поэта наверняка понимали, к кому он обращается. Возможно, это обращение к родителям.

[zwh]

Хочу поругать всех прочитавших мой последний перевод и не указавших мне, что последние две строки я понял неправильно. И в самом деле, я вчера вечером недоглядел и "verstellen" прочел как "verstehen". Короче, переделанный последний куплет вот:

Ты хочешь быть просто собакой,
Не любишь играть для зевак.
Друзья же мои остальные –
Те все притворяются так.

Чуток поругать Вас все-таки надо. Ну так, для порядка. Здесь такой смысл: ты хочешь быть просто собакой, а не казаться чем-то еще. Тогда verstellen sich логично понимать как stellen sich - ставить себя. "Друзья мои остальные слишком уж ставят себя". Не просто притворяются, а притворяются чем-то бОльшим, чем они есть на самом деле. Я ж говорил, что Гейне ехиден. При Ваших способностях у Вас есть хороший шанс разрешить этот смысл.

Да, я именно так и понял эту строчку. И, кажется, в меру сил это выразил:

Ты хочешь быть просто собакой,
Не любишь играть для зевак.

-- т.е. не хочет играть на публику, а хочет быть самой собой.

[zwh]

Не уверен, что смог приемлемо перевести последнюю строфу, так что есть место для критики-с.

Leicht erspäht Familienlist, Wo der Held verwundbar ist.

Familienlist - это очень точное указание на адресата стихотворения. Надо изучать исторический контекст. Современники поэта наверняка понимали, к кому он обращается. Возможно, это обращение к родителям.

Думаю, что через почти два века точное указание адресата волнует разве что историков, читателю же важнее получить эстетическое наслаждение от развития сюжета с боль-мень знакомыми образами и сочетания достаточно качественных рифм. Т.е. можно скрупулезно точно передать все (ну... большую часть) оттенки образа, но если он не знаком большинству потенциальных читателей и, чтоб его понять, надо прочесть сноску на полстраницы, то куму такой перевод нужен? Смею уверить, что вышеуказанному читателю глубоко наплевать, было ли это обращение к родителям или партнеру по преферансу, если это не выражено явно в тексте перевода (либо не выводится легко из знакомых ему образов).

[zwh]

Не могу понять, для чего тут в первой строчке родительный падеж:

»O, des liebenswürdgen Dichters,
Dessen Lieder uns entzücken!
Hätten wir ihn in der Nähe,
Seine Lippen zu beglücken!«

[zwh]

Ramsgate I »O, des liebenswürdgen Dichters, Dessen Lieder uns entzücken! Hätten wir ihn in der Nähe, Seine Lippen zu beglücken!« Während liebenswürdge Damen Also liebenswürdig dachten, Mußt ich, hundert Meil entfernet, In der öden Fremde schmachten. – Und es hilft uns nichts im Norden Wenn im Süden schönes Wetter, Und von zugedachten Küssen Wird ein magres Herz nicht fetter.

Рамсгит I «О, поэт тот наш любезный, Чьи нас песни восхитили! Будь вблизи он, его губы Мы бы точно усладили!» Пока милые все дамы Мило думают такое, Лучше за сто миль уехать, На чужбине жить в покое. Ничем север не поможет, Коли юг погодой манит, И от поцелуев этих Сердце счастливей не станет.

[Andrey Lukyanov]

Während liebenswürdge Damen Also liebenswürdig dachten, Mußt ich, hundert Meil entfernet, In der öden Fremde schmachten. – Und es hilft uns nichts im Norden Wenn im Süden schönes Wetter, Und von zugedachten Küssen Wird ein magres Herz nicht fetter.

Пока милые все дамы Мило думают такое, Лучше за сто миль уехать, На чужбине жить в покое. Ничем север не поможет, Коли юг погодой манит, И от поцелуев этих Сердце счастливей не станет.

Пока милые все дамы
Мило думают такое,
Я, за сто миль от них,
Должен прозябать на унылой чужбине.

Что толку нам на севере
От того, что на юге хорошая погода,
И от воображаемых поцелуев
Сердце счастливей не станет.

[Бенни]

Согласен, за исключением того, что в оригинале во второй строфе прошедшее время.

[zwh]

Пока милые все дамы
Мило думают такое,
Зá сто миль и на чужбине
Прозябаю я в покое.

Что на севере нам толку,
Что погода юга манит?
И от мнимых поцелуев
Сердце счáстливей не станет.

[zwh]

К сожалению, 1-ю и 3-ю строки в предпоследнем куплете зарифмовать не удалось

Die Nixen Am einsamen Strande plätschert die Flut, Der Mond ist aufgegangen, Auf weißer Düne der Ritter ruht, Von bunten Träumen befangen. Die schönen Nixen, im Schleiergewand, Entsteigen der Meerestiefe. Sie nahen sich leise dem jungen Fant, Sie glaubten wahrhaftig, er schliefe. Die eine betastet mit Neubegier Die Federn auf seinem Barette. Die andre nestelt am Bandelier Und an der Waffenkette. Die dritte lacht, und ihr Auge blitzt, Sie zieht das Schwert aus der Scheide, Und auf dem blanken Schwert gestützt Beschaut sie den Ritter mit Freude. Die vierte tänzelt wohl hin und her Und flüstert aus tiefem Gemüte: »O, daß ich doch dein Liebchen wär, Du holde Menschenblüte!« Die fünfte küßt des Ritters Händ, Mit Sehnsucht und Verlangen; Die sechste zögert und küßt am End Die Lippen und die Wangen. Der Ritter ist klug, es fällt ihm nicht ein, Die Augen öffnen zu müssen; Er läßt sich ruhig im Mondenschein Von schönen Nixen küssen.

Нимфы Пустынный берег, ручей бежит, Луна взошла над волною, На дюне белой рыцарь лежит Во власти сна без покоя. Красотки-нимфы, одеты в туман, Из моря вышли пучины, Приблизились к месту, где донжуан Наш спит, не зная кручины. Одна теребит в берете перо, Желанием алчным пóлна, Другая мнет портупею его. Морские щебечут волны... Смеется третья, глаза блестят, И вынула меч из ножен, На меч опёрлась, веселый взгляд Его озирает, скошен. Четвертая скачет во весь пыл И шепчет такие речи: «Ах, если б мой ты любимый был, Ты, милый цветок человечий!» Целует пятая руки его Со страстной тоской глубокой, Решилась шестая поцеловать И в губы его, и щеки. А рыцарь умен – не проснулся, вопя, Глаза не спешит открывать; Он в лунном свете позволил себя Тем нимфам расцеловать.

[Andrey Lukyanov]

Sie nahen sich leise dem jungen Fant, Sie glaubten wahrhaftig, er schliefe.

Приблизились к месту, где донжуан Наш спит, не зная кручины.

Приблизились потихоньку к молодому парню,
который, как они искренне считали, спал.

»O, daß ich doch dein Liebchen wär,

«Ах, если б мой ты любимый был,

«Ах, если б я твоей любимой была,

[zwh]

Sie nahen sich leise dem jungen Fant, Sie glaubten wahrhaftig, er schliefe.

Приблизились к месту, где донжуан Наш спит, не зная кручины.

Приблизились потихоньку к молодому парню,
который, как они искренне считали, спал.

Да, оригинал я таки понял. Но надо ж было и зарифмовать еще как-то.

»O, daß ich doch dein Liebchen wär,

«Ах, если б мой ты любимый был,

«Ах, если б я твоей любимой была,

Это тоже понятно, но в таком случае слогов слоишком много, в строчку их не засунуть. А от перестановки мест любимых суть -- в данном случае -- вроде не особо меняется.