Попытка перевода Гейне

[zwh]

Ueber die Berge steigt schon die Sonne, Die Lämmerheerde läutet fern; Mein Liebchen, mein Lamm, meine Sonne und Wonne, Noch einmal säh' ich dich gar zu gern! Ich schaue hinauf, mit spähender Miene – Leb' wohl, mein Kind, ich wandre von hier! Vergebens! Es regt sich keine Gardine; – Sie liegt noch und schläft, und träumt von mir.

Вот над горою солнце восходит, Стадо овечек скачет, любя; Ты мне овечка и солнце сегодня, Милая, рад, что я встретил тебя! Глянул я вверх с интересом невинным – Что же, дитя, удаляюсь навек! Тщетно! Не двинулась даже гардина – Спит, видит сны обо мне человек.

[zwh]

Dämmernd liegt der Sommerabend Ueber Wald und grünen Wiesen; Goldner Mond, am blauen Himmel, Strahlt herunter, duftig labend. An dem Bache zirpt die Grille, Und es regt sich in dem Wasser, Und der Wandrer hört ein Plätschern, Und ein Athmen in der Stille. Dorten, an dem Bach alleine, Badet sich die schöne Elfe; Arm und Nacken, weiß und lieblich, Schimmern in dem Mondenscheine.

Летний вечер наступает По-над лесом и лугами, Златый месяц в небе синем Свежестию услаждает. У ручья кузнечик слышен, И вода бежит неспешно, И журчание доносит, Тишина всё время дышит. В том ручье, одна и юна, Всё купается русалка – Вся прелестная, нагая Чуть мерцает в свете лунном.

С одной стороны, "свежестию услаждает" -- это небольшая натяжка, с другой "свежестью нас услаждает" несколько тяжеловесно...

[zwh]

Nacht liegt auf den fremden Wegen, – Krankes Herz und müde Glieder; – Ach, da fließt, wie stiller Segen, Süßer Mond, dein Licht hernieder. Süßer Mond, mit deinen Strahlen Scheuchest du das nächt'ge Grauen; Es zerrinnen meine Qualen, Und die Augen überthauen.

Ночь в пути во странах чуждых – В сердце боль, и силы тают, И с молитвою послушной Сладкий лунный свет стекает. Ах, луна, своим сияньем Отпугни всю серость ночи, Всё страдание пусть канет И навек оттают очи.

[zwh]

Lehn' deine Wang' an meine Wang', Dann fließen die Thränen zusammen; Und an mein Herz drück' fest dein Herz, Dann schlagen zusammen die Flammen! Und wenn in die große Flamme fließt Der Strom von unsern Thränen, Und wenn dich mein Arm gewaltig umschließt – Sterb' ich vor Liebessehnen!

Коснись щекой моей щеки, И слезы пусть польются, И сердце к сердцу пусть прильнет, Чтоб пламенем взметнуться! И в это пламя потекут Те слезы речкой ровной; Обняв тебя рукой, умру Я от тоски любовной.

К сожалению, пришлось породить новую сущность -- в виде реки и похерить оригинальную -- в виде бури

ЗЫ. Кстати, у Фета тоже река появилась, но у него размер оригингала сохранен похуже.

[zwh]

Ich will meine Seele tauchen In den Kelch der Lilie hinein; Die Lilie soll klingend hauchen Ein Lied von der Liebsten mein. Das Lied soll schauern und beben, Wie der Kuß von ihrem Mund', Den sie mir einst gegeben In wunderbar süßer Stund'.

Свою душу хочу окунуть В чашу с лилией я скорей, И та лилия сможет шепнуть О любимой песню моей. И пусть песня трепещет вовне Поцелуем из уст твоих – Тем, что раз подарила ты мне В час столь сладкий для нас двоих.

[zwh]

Es stehen unbeweglich Die Sterne in der Höh', Viel tausend Jahr', und schauen Sich an mit Liebesweh. Sie sprechen eine Sprache, Die ist so reich, so schön; Doch keiner der Philologen Kann diese Sprache verstehn. Ich aber hab' sie gelernet, Und ich vergesse sie nicht; Mir diente als Grammatik Der Herzallerliebsten Gesicht.

Стоят недвижно звезды Вверху, как визави, И сто столетий смотрят На горести любви. Язык их так прекрасен, Богат и так глубок, Что ни один филолог Понять его не смог. Но выучил я этот Язык для мудрецов; Грамматикой мне служит Возлюбленной лицо.

[zwh]

Наверно по-русски звезды висят, а не стоят, как в оригинале...

[Andrey Lukyanov]

К сожалению, пришлось породить новую сущность -- в виде реки и похерить оригинальную -- в виде бури

Буря — это Sturm. А Strom — это как раз и есть река (или поток в общем смысле).

[zwh]

К сожалению, пришлось породить новую сущность -- в виде реки и похерить оригинальную -- в виде бури

Буря — это Sturm. А Strom — это как раз и есть река (или поток в общем смысле).

А-а, значит, у меня это английское "storm" так наложилось.

[zwh]

Mein Kind, wir waren Kinder, Zwei Kinder, klein und froh; Wir krochen in's Hühnerhäuschen Und steckten uns unter das Stroh. Wir krähten wie die Hähne, Und kamen Leute vorbei – Kikereküh! sie glaubten, Es wäre Hahnengeschrei. Die Kisten auf unserem Hofe, Die tapezirten wir aus, Und wohnten drin beisammen, Und machten ein vornehmes Haus. Des Nachbars alte Katze Kam öfters zum Besuch; Wir machten ihr Bückling' und Knixe Und Complimente genug. Wir haben nach ihrem Befinden Besorglich und freundlich gefragt; Wir haben seitdem dasselbe Mancher alten Katze gesagt. Wir saßen auch oft und sprachen Vernünftig, wie alte Leut', Und klagten, wie Alles besser Gewesen zu unserer Zeit; Wie Lieb' und Treu' und Glauben Verschwunden aus der Welt, Und wie so theuer der Kaffee, Und wie so rar das Geld! – – – Vorbei sind die Kinderspiele Und Alles rollt vorbei, – Das Geld und die Welt und die Zeiten, Und Glauben und Lieb' und Treu'.

Малыш, детьми мы были, Веселыми – топ-топ; В курятник залезали, В соломе скрыться чтоб. Кукареку кричали, И люди – ха-ха-ха! – Те вопли принимали За пенье петуха. А во дворе сундук был, Обклеили его И сделали в нем домик- Не домик – волшебство! И от соседей кошка К нам заходила в дом; Мы кланялись старушке, Хваля ее притом. По мнению соседей, Вопросов сотни мы О кошках задавали, Пытливые умы. Мы сетовали часто, Как люди, что в годах, Что лучшее прошло всё И обратилось в прах. Любовь и верность с верой Покинули сей свет, И стал дороже кофе, А денег нынче нет! Прошли те игры детства, И с ними всё прошло И деньги, веру, верность С собою унесло.

[zwh]

Мои тут новеллы -- это то, что друзей двести и что табак сырой, а в остальном всё вроде по тексту. Каким образом там Бог поучаствовал в третьей с конца строке -- этого я, честно, не понял.

Frau Sorge In meines Glückes Sonnenglanz, Da gaukelte fröhlich der Mückentanz. Die lieben Freunde liebten mich Und teilten mit mir brüderlich Wohl meinen besten Braten Und meinen letzten Dukaten. Das Glück ist fort, der Beutel leer, Und hab auch keine Freunde mehr; Erloschen ist der Sonnenglanz, Zerstoben ist der Mückentanz, Die Freunde, so wie die Mücke, Verschwinden mit dem Glücke. An meinem Bett in der Winternacht Als Wärterin die Sorge wacht. Sie trägt eine weiße Unterjack', Ein schwarzes Mützchen, und schnupft Tabak. Die Dose knarrt so gräßlich, Die Alte nickt so häßlich. Mir träumt manchmal, gekommen sei Zurück das Glück und der junge Mai Und die Freundschaft und der Mückenschwarm Da knarrt die Dose - daß Gott erbarm, Es platzt die Seifenblase - Die Alte schneuzt die Nase.

Госпожа Забота В лучах от счастья моего Плясали мошки делово, Друзья любили все меня, По-братски всё со мной деля – Жаркое мое, салаты И все мои дукаты. Но счастье прочь, карман пустой, И нет уж дружбы никакой. Где прежний блеск во всей красе? И мошки разлетелись все. И с ними друзей моих двести Исчезло со счастьем вместе. У койки ночью у моей Сидит Забота, что всех верней – И бел халат, и черен колпак, Сидит и нюхает табак, Жестянка гремит с ним ужасно, Старуха же та безобразна. Порой мне снится невзначай, Что счастье снова и тот же май, Друзья вернулись и мошек рой... Гремит жестянка – табак сырой... И лопнул пузырь тот мыльный – Старуха сморкнулась сильно.

[Andrey Lukyanov]

Wir haben nach ihrem Befinden
Besorglich und freundlich gefragt;

Мы справлялись о её (кошки) здоровье.

daß Gott erbarm,

≈ Господи помилуй!

[zwh]

Wir haben nach ihrem Befinden
Besorglich und freundlich gefragt;

Мы справлялись о её (кошки) здоровье.

Насколько я понимаю, дословно получается примерно следующее:

Мы о ее самочувствии
заботливо и ласково спрашивали;
мы после этого то же самое
многим старым кошкам говорили.

Да-а, что-то далековато от оригинала у меня тут получилось... Тогда, может, так получше будет? --

И о ее здоровье
Потом справлялись мы,
Всех кошек уважая,
Бесхитростно прямы.

daß Gott erbarm,

≈ Господи помилуй!

А-а, типа дословно "чтобы Бог сжалился"? Тогда ближе к оригиналу будет так:

Друзья вернулись и мошек рой...
Гремит жестянка – о, Боже мой!

ЗЫ Да, кстати, салатов в оригинале тоже не было.

[zwh]

Im Rhein, im heiligen Strome, Da spiegelt sich in den Well'n, Mit seinem großen Dome, Das große, heilige Cöln. Im Dom da steht ein Bildniß, Auf goldenem Leder gemalt; In meines Lebens Wildniß Hat's freundlich hineingestrahlt. Es schweben Blumen und Englein Um unsre liebe Frau; Die Augen, die Lippen, die Wänglein, Die gleichen der Liebsten genau.

В Рейне, в теченьи нескором, В извечном бурленьи Пускай отразится с собором Великим священный Кельн. В соборе том есть картина На коже, любому видна; Моей жизни дичь и рутину Лучом осветила она. Цветы там и ангелы зримо Парят вкруг Девы Святой, Подобной моей любимой Глаз, губ и ланит красотой.

[zwh]

Во второй строке имелось в виду: "В извечном бурленьи волн".

[zwh]

O schwöre nicht und küsse nur, Ich glaube keinem Weiberschwur! Dein Wort ist süß, doch süßer ist Der Kuß, den ich dir abgeküßt; Den hab' ich, und dran glaub' ich auch, Das Wort ist eitel Dunst und Hauch.      *     *     *      O schwöre, Liebchen, immerfort, Ich glaube dir auf's bloße Wort! An deinen Busen sink' ich hin, Und glaube, daß ich selig bin; Ich glaube, Liebchen, ewiglich, Und noch viel länger, liebst du mich.

О, не клянись, целуй и всё! Не верю в женских клятв вранье! Твои слова сладки, но нет – Их слаще поцелуй в ответ; Его я испытал, теперь Я знаю: слово – чушь, не верь!    *     *     * Клянись, любимая, всегда – Я слову верю без труда! В твоей груди я утонул – В блаженство словно бы нырнул. Навечно, милая моя, И дольше – любишь ты меня.

[zwh]

Die Welt ist dumm, die Welt ist blind, Wird täglich abgeschmackter; Sie spricht von dir, mein schönes Kind, Du hast keinen guten Charakter. Die Welt ist dumm, die Welt ist blind, Und dich wird sie immer verkennen; Sie weiß nicht wie weich deine Arme sind, Und wie deine Küsse brennen.

Мир глуп и слеп, мое дитя, А стал еще бестактен – Он говорит, что у тебя Пресквернейший характер. Мир глуп и слеп наверняка, Он оценить не в силах То, как нежна твоя рука, Как поцелуй твой пылок.

[zwh]

Wie die Wellenschaumgeborene Stralt mein Lieb im Schönheitsglanz, Denn sie ist das auserkorene Bräutchen eines fremden Manns. Herz, mein Herz, du vielgeduldiges, Grolle nicht ob dem Verrath; Trag es, trag es, und entschuldig' es, Was die holde Thörin that.

Как из пены волн рожденная, Красотой сияет вся, Но с другим уж обрученная И невеста не моя. Сердце, будь же снисходительно, Об измене так не вой; Всё стерпи, ведь всё простительно Дуре милой молодой.

Непонятно, правда, откуда тут "ob"... В роли усилительной частицы?

[zwh]

Ja, du bist elend, und ich grolle nicht; Mein Lieb, wir sollen beide elend seyn! Bis uns der Tod das kranke Herze bricht, Mein Lieb, wir sollen beide elend seyn. Wohl seh ich Spott, der deinen Mund umschwebt, Und seh dein Auge blitzen trotziglich, Und seh den Stolz, der deinen Busen hebt, – Und elend bist du doch, elend wie ich. Unsichtbar zuckt auch Schmerz um deinen Mund, Verborgne Thräne trübt des Auges Schein, Der stolze Busen hegt geheime Wund', – Mein Lieb, wir sollen beide elend seyn.

Да-да, жалка ты, но мне чужда грусть; Должно быть, мы с тобою жалки оба! Коснулась раны сердца смерть – и пусть, Поскольку мы с тобою жалки оба. Насмешка стала возле губ порхать, Твои глаза мерцают своенравно, Гордыня грудь вверх подняла опять – Жалка ты, но и жалок я подавно. Невидимая боль коснулась губ, Слеза туманит глаз, исчезла злоба, И гордо грудь лелеет раны труп – Родная, до чего ж мы жалки оба...

Злобу пришлось добавить чисто для рифмы, и труп тоже

[zwh]

Ewigkeit, wie bist du lang, Länger noch als tausend Jahr; Tausend Jahre brat ich schon, Ach! und ich bin noch nicht gar. Ewigkeit, wie bist du lang, Länger noch als tausend Jahr; Und der Satan kommt am End, Frißt mich auf mit Haut und Haar.

Вечность, как же ты длинна! Ты длинней, чем тыща лет. Жарясь тыщу лет уже, Не готов еще я, нет. Вечность, как же ты длинна! Ты длинней, чем тыща лет.

А вот с последними двумя строчками натуральная засада! Дословно они звучат так:

И Сатана придет в конце
Сожрет меня с кожей и волосами.

У меня есть два похожих варианта перевода, и оба неполноценные:

Сатана в конце сожрет
Кожу, волосы, скелет.

и

Сатана сожрет меня --
Кожу, волосы, скелет.

А хотелось бы оставить и "меня", и "в конце". Ну, и "скелет" по возможности выкинуть, соранивши-таки рифму-с.

[zwh]

So hast du ganz und gar vergessen, Daß ich so lang dein Herz besessen, Dein Herzchen so süß und so falsch und so klein, 's kann nirgend was süß'res und falscheres seyn. So hast du die Lieb' und das Leid vergessen, Die's Herz mir thäten zusammen pressen. Ich weiß nicht war Liebe größer als Leid? Ich weiß nur sie waren groß allebeid'!

Конечно, ты всё безвозвратно забыла, Что сердцем твоим я владел – это было! Сердечком двуличным, но маленьким, сладким, Ничто не могло быть столь сладким и гадким. Забыла любовь ты и боль совершенно, Что в сердце сжимали мне одновременно. Не знаю, была ль любовь больше, чем боль... Сильны были обе они – вот в чем соль.

[zwh]

Описка в третьей снизу строчке, должно быть: "Что сердце сжимали мне одновременно".

* * *

Die Linde blühte, die Nachtigall sang, Die Sonne lachte mit freundlicher Lust; Da küßtest du mich, und dein Arm mich umschlang, Da preßtest du mich an die schwellende Brust. Die Blätter fielen, der Rabe schrie hohl, Die Sonne grüßte verdrießlichen Blicks; Da sagten wir frostig einander: ,,Lebwohl!" Da knixtest du höflichst den höflichsten Knix.

Цвели щедро липы, и пел соловей, И солнце смеялось услад посреди; Меня целовала, рукою своей Меня обхватив и прижавши к груди. Все листья опали, лишь ворон вещал, Угрюмые солнца лучи в тишине; Мы хладно друг другу сказали «Прощай!» И книксен ты вежливо сделала мне.

[zwh]

Die Erde war so lange geizig, Da kam der Mai, und sie ward spendabel, Und alles lacht, und jauchzt, und freut sich, Ich aber bin nicht zu lachen kapabel. Die Blumen sprießen, die Glöcklein schallen, Die Vögel sprechen wie in der Fabel; Mir aber will das Gespräch nicht gefallen, Ich finde Alles miserabel. Das Menschenvolk mich ennuyiret, Sogar der Freund, der sonst passabel; – Das kömmt, weil man Madame tituliret Mein süßes Liebchen, so süß und aimabel.

Земля скупой была долго очень, Но май пришел, она стала щедрой, И всё смеется, ликует, хохочет, Но я не могу так смеяться, бедный. Цветут цветы, колокольчики стильны, Беседуют птицы, как будто в сказке... Не нравится мне эта вся говорильня, Ведь для меня всё в тоске и ряске. И очень люди мне докучают, И даже друг, что вчера ценил и я... Пришла бы та, что «мадам» величают, – Моя любимая, самая милая.

Конечно, в оригинале ряски не было, там это описано просто -- "miserabel".

[zwh]

Und als ich so lange, so lange gesäumt, In fremden Landen geschwärmt und geträumt; Da ward meiner Liebsten zu lang die Zeit, Und sie nähete sich ein Hochzeitkleid, Und hat mit zärtlichen Armen umschlungen, Als Bräut'gam, den dümmsten der dummen Jungen. Mein Liebchen ist so schön und mild, Noch schwebt mir vor ihr süßes Bild; Die Veilchenaugen, die Rosenwänglein, Die glühen und blühen, jahraus jahrein. Daß ich von solchem Lieb konnt weichen, War der dümmste von meinen dummen Streichen.

Так долго всё медлил я, где-то ходил, Я в странах иных всё, мечтая, бродил; Любовь не могла ждать все годы подряд И сшила себе подвенечный наряд, И нежной рукой довела до венца Глупейшего из глупейших юнца. Любимая так красива и нежна, Всё так же витает пред мною она; Фиалки-глаза, щечки – роз хоровод, Горят и цветут они из году год. Что я избежал ее чар и оков – Глупейший то был из глупейших шагов.

[zwh]

Seit die Liebste war entfernt, Hatt' ich's Lachen ganz verlernt. Schlechten Witz riß mancher Wicht, Aber lachen konnt' ich nicht. Seit ich sie verloren hab', Schafft' ich auch das Weinen ab, Fast vor Weh' das Herz mir bricht, Aber weinen kann ich nicht.

Как любимой след простыл, Как смеяться, я забыл. Грязных шуток юморок Рассмешить меня не мог. Как ее я потерял, Слезы все поотменял; Сердце боль согнет в дугу, Но заплакать не могу.