Попытка перевода Гейне

[zwh]

Das Liedchen von der Reue Herr Ulrich reitet im grünen Wald, Die Blätter lustig rauschen. Er sieht eine holde Mädchengestalt Durch Baumeszweige lauschen. Der Junker spricht: Wohl kenne ich Dies blühende, glühende Bildnis, Verlockend stets umschwebt es mich In Volksgewühl und Wildnis. Zwei Röslein sind die Lippen dort, Die lieblichen, die frischen; Doch manches häßlich bittre Wort Schleicht tückisch oft dazwischen. Drum gleicht dies Mündlein gar genau Den hübschen Rosenbüschen, Wo giftge Schlangen wunderschlau Im dunkeln Laube zischen. Dort jenes Grübchen wunderlieb In wunderlieben Wangen, Das ist die Grube, worein mich trieb Wahnsinniges Verlangen. Dort seh ich ein schönes Lockenhaar Vom schönsten Köpfchen hangen; Das sind die Netze wunderbar, Womit mich der Böse gefangen. Und jenes blaue Auge dort, So klar wie stille Welle, Das hielt ich für des Himmels Pfort, Doch wars die Pforte der Hölle. – Herr Ulrich reitet weiter im Wald, Die Blätter rauschen schaurig. Da sieht er von fern eine zweite Gestalt, Die ist so bleich, so traurig. Der Junker spricht: O Mutter dort, Die mich so mütterlich liebte, Der ich mit bösem Tun und Wort Das Leben bitterlich trübte! O, könnt ich dir trocknen die Augen naß Mit der Glut von meinen Schmerzen! O, könnt ich dir röten die Wangen blaß Mit dem Blut aus meinem Herzen! Und weiter reitet Herr Ulerich, Im Wald beginnt es zu düstern, Viel seltsame Stimmen regen sich, Die Abendwinde flüstern. Der Junker hört die Worte sein Gar vielfach widerklingen. Das taten die spöttischen Waldvöglein, Die zwitschern laut und singen: Herr Ulrich singt ein hübsches Lied, Das Liedchen von der Reue, Und hat er zu Ende gesungen das Lied, So singt er es wieder aufs neue.

Песня покаяния Вот пó лесу едет раз Ульрих меж крон Дерев, чья листва не спадает. И девичий образ – заметил вдруг он – Сквозь ветви за ним наблюдает. Ах, знаю же я, – он себе говорит, – Вон тот пылкий образ горячий, Заманчивый он и вокруг всё парит В любой суете и плаче. Две розочки-губки –свежи и нежны, Слова же – и гóрьки и мерзки И часто закрадываются, темны, В уста, что бывают дерзки. Тот нежный ротик наверно б мог С кустом быть розывым схожим, Где змей ядовитых гнездится клубок, Шипя, если растревожен. А милые ямочки, нежно маня, На щечках такого создания – Та яма, куда увлекают меня Безумные эти желания. На плечи кудряшки упали на треть С головки, что столько я славил, – Наверное, самая сладкая сеть, Что дьявол мне злобно наставил. Глаза голубые так мило глядят, Как волны, чья нéжна прохлада, – Я их сохраню для Небесных тех Врат, Но будут врата это ада... Вот далее следует Ульрих сквозь лес, Лист жутко шуршит не случайно – Другой бледный образ пред ним вдруг воскрес – Невзрачный и очень печальный. Сказал он себе: мама милая, да, Ты так меня нежно любила, А Слово, и Дело мое за года Почти тебе жизнь погубило. Глаза осушил бы твои, если б мог, Я жаром печали моей, Чуть ярче твоих бы румянец стал щек – Я б крови добавил своей. И далее скачет наш Ульрих, суров, Смеркаться в лесу начинает, И множество странных вокруг голосов Шум ветра вам напоминает. Свои же слова он услышал засим, Что тысячу раз отразились, – То птичка лесная смялась над ним, В чьей песне слова исказились. Прекрасную песню наш Ульрих поет – То песня его покаяния, И лишь до конца эта песня дойдет, Ее снова грянет звучание. 03-06.07.2023

[zwh]

Меняю "В любой суете и плаче" на "В любой суете или плаче", а то там слога не хватает. Тогда и «Сей пылкий образ горячий» придется заменить на «Такой пылкий образ горячий».

[zwh]

И в названии не "песня", а "песенка", конечно.

[zwh]

Die Launen der Verliebten (Eine wahre Geschichte, nach ältern Dokumenten wiedererzählt und aufs neue in schöne deutsche Reime gebracht.) Der Käfer saß auf dem Zaun, betrübt; Er hat sich in eine Fliege verliebt. Du bist, o Fliege meiner Seele, Die Gattin, die ich auserwähle. Heirate mich und sei mir hold! Ich hab einen Bauch von eitel Gold. Mein Rücken ist eine wahre Pracht; Da flammt der Rubin, da glänzt der Smaragd. O daß ich eine Närrin wär! Ein'n Käfer nehm ich nimmermehr. Mich lockt nicht Gold, Rubin und Smaragd; Ich weiß, daß Reichtum nicht glücklich macht. Nach Idealen schwärmt mein Sinn, Weil ich eine stolze Fliege bin. – Der Käfer flog fort mit großem Grämen; Die Fliege ging ein Bad zu nehmen. Wo ist denn meine Magd, die Biene, Daß sie beim Waschen mich bediene; Daß sie mir streichle die feine Haut, Denn ich bin eines Käfers Braut. Wahrhaftig, ich mach eine große Partie; Viel schöneren Käfer gab es nie. Sein Rücken ist eine wahre Pracht; Da flammt der Rubin, da glänzt der Smaragd. Sein Bauch ist gülden, hat noble Züge; Vor Neid wird bersten gar manche Schmeißfliege. Spute dich, Bienchen, und frisier mich, Und schnüre die Taille und parfümier mich; Reib mich mit Rosenessenzen, und gieße Lavendelöl auf meine Füße, Damit ich gar nicht stinken tu, Wenn ich in des Bräutgams Armen ruh. Schon flirren heran die blauen Libellen, Und huldigen mir als Ehrenmamsellen. Sie winden mir in den Jungfernkranz Die weiße Blüte der Pomeranz. Viel Musikanten sind eingeladen, Auch Sängerinnen, vornehme Zikaden. Rohrdommel und Horniß, Bremse und Hummel, Die sollen trompeten und schlagen die Trummel; Sie sollen aufspielen zum Hochzeitfest – Schon kommen die bunt beflügelten Gäst, Schon kommt die Familie, geputzt und munter; Gemeine Insekten sind viele darunter. Heuschrecken und Wespen, Muhmen und Basen, Sie kommen heran – Die Trompeten blasen. Der Pastor Maulwurf im schwarzen Ornat, Da kommt er gleichfalls - es ist schon spat. Die Glocken läuten, bim-bam, bim-bam – Wo bleibt mein liebster Bräutigam? – – Bim-bam, bim-bam, klingt Glockengeläute, Der Bräutgam aber flog fort ins Weite. Die Glocken läuten, bim-bam, bim-bam – Wo bleibt mein liebster Bräutigam? Der Bräutigam hat unterdessen Auf einem fernen Misthaufen gesessen. Dort blieb er sitzen sieben Jahr, Bis daß die Braut verfaulet war.

Причуды влюбленных (Одна правдивая история, пересказанная опираясь на старые документы и с использованием прекрасной немецкой рифмы.) Жук в грусти раз на заборе был – Он Муху одну так сильно любил. – О, Муха, душа и любовь моя, В супруги тебя выбираю я! Скорее ты стань-ка мою женой! Смотри, мой живот какой золотой! Спина же – чудо вся, коль не врут, – На ней и рубины, и изумруд. – О, нет, я не дура совсем пока, И я никогда не пойду за Жука! На что мне то злато, рубин, изумруд? С богатством мне счастья они не дадут. Душа к идеалу стремится всегда, Ведь я же Муха и тем горда! В печали великой наш Жук улетел, А Муха – в ванну. Так много дел! Где ж там служанка моя Пчела? Хочу, чтоб помыла мои крыла! И пусть помоет мои бока. Невеста нынче я у Жука. Отличный выбран был мной супруг; Так счастлив бывает не каждый Жук. Спина у него – мне соврать не дадут – Блестит как рубин или изумруд. Весь в злате живот, благороден духом – На зависть всем прочим сраным Мухам. Ворочайся, Пчелка, меня завей, Корсет затяни и духами полей! Эссенцией розовой тело протри И маслом лавандовым ноги снутри. Всё чтоб не воняло всё там пока Лежать в руках буду жениха. Стрекóзы жужжат, голубы и прозрачны, Считают меня уже новобрачной. Плетут для меня – просто сбились с ног – Невесты белый такой венок. Вон там музыкантов разместят, Певицу и целый хор Цикад. Выпь и все Шершни, Слепни, Шмели Бить в барабаны, дуть в трубы пошли. Играть они будут на свадьбе моей – Все гости, что с крыльями, будут на ней. Семья вся нарядная, много знакомых, Внизу ж будут толпы простых насекомых. Осы, кузнечики уж прибывают, Тетки, дядья – трубы всех зазывают. Вот пастор Крот в черной мантии тоже Прибыл – опаздывать пастор не может. Звон колокольный – бим-бом! – всё не стих... Так где же там он – мой любимый жених? Звон колокольный несется легко, А вот наш жених улетел далеко. Звон колокольный – бим-бом! – всё не стих... Так где же там он – мой любимый жених? Жук в это время был не у дел – Грустно на куче навозной сидел. Там просидел он лет этак семь, Муха ж сгнила за то время совсем. 08-09.07.2023

[zwh]

Du bliebest mir treu am längsten, Und hast dich für mich verwendet, Und hast mir Trost gespendet In meinen Nöthen und Aengsten. Du gabest mir Trank und Speise, Und hast mir Geld geborget, Und hast mich mit Wäsche versorget, Und mit dem Paß für die Reise. Mein Liebchen! daß Gott dich behüte, Noch lange, vor Hitz' und vor Kälte, Und daß er dir nimmer vergelte Die mir erwiesene Güte.

Ты долго была мне верной, Ты всё хлопотала, решала, В тревогах меня утешала, В нужде и лишеньях безмерных. Еду и питье в довесок Давала, в долг денег малость, С бельем ты моим разбиралась И с паспортом для поездок. Пусть, милая, Бог сберегает Тебя в жар и холод. Ужасно, Что Он никогда не воздаст то, Что сделала ты мне, родная. 09-10.07.2023

[Andrey Lukyanov]

«Ужасно» там нет.

Вторая часть четверостишия такое же пожелание, как и первая.

[zwh]

Тогда так:

Пусть, милая, Бог сберегает
Тебя в жар и холод бесстрастно
И пусть никогда не воздаст то,
Что сделала ты мне, родная.

[zwh]

Тут получилось два варианта перевода, потому что, посмотерв на первый, я заметил, что втрочки слишком коротки по сравнению с оригиналом, посему решил их таки удлинить.

Auf meiner Herzliebsten Äugelein Mach ich die schönsten Kanzonen. Auf meiner Herzliebsten Mündchen klein Mach ich die besten Terzinen. Auf meiner Herzliebsten Wängelein Mach ich die herrlichsten Stanzen. Und wenn meine Liebste ein Herzchen hätt, Ich machte darauf ein hübsches Sonett.

На моей любимой глазках    Я писал свои канцоны, А на ротике прекрасном –    Свои лучшие терцины. А на щечках на атласных –    Замечательные станцы. Было б сердце в ней – в ответ Написал б на нем сонет. 12.07.2023

На моей на любимой глазках Написал я свои канцоны, А на ротике на прекрасном – Восхитительные терцины. А на щечках ее на атласных – Замечательнейшие станцы. Было б сердце у ней – в ответ Написал бы на нем сонет. 12.07.2023

Вроде как второй вараинт получше звучит, не?

[zwh]

Тут не могу решить, какой вариант последней строчки лучше, засим прошу хелпа.

König Richard Wohl durch der Wälder einödige Pracht Jagt ungestüm ein Reiter; Er bläst ins Horn, er singt und lacht Gar seelenvergnügt und heiter. Sein Harnisch ist von starkem Erz, Noch stärker ist sein Gemüthe, Das ist Herr Richard Löwenherz, Der christlichen Ritterschaft Blüthe. Willkommen in England! rufen ihm zu Die Bäume mit grünen Zungen – Wir freuen uns, o König, daß du Oestreichischer Haft entsprungen. Dem König ist wohl in der freien Luft, Er fühlt sich wie neugeboren, Er denkt an Oestreichs Festungsduft – Und giebt seinem Pferde die Sporen.

Король Ричард В великолепьи лесов пустых Стремительно всадник мчится, Он дует в рожок, он весел и лих Он рад был освободиться. Из бронзы из крепкой все латы его, И крепок дух – заглядеться! Цвет рыцарства он Христова всего, Он – Ричард Львиное Сердце*! "Приветствуем в Англии! Видеть хотим! – Деревья кричат в день приезда. Мы рады тому, что ушел невредим Ты в Австрии из-под ареста». А воздух свободы манит и манит – Он будто бы снова родился, Дух крепости в Австрии будет забыт... 1) Дал шпоры, вперед накренился. 2) Дал шпоры коню, чтоб взбодрился. 3) Дал шпоры, чтоб конь шевелился. 4) Дал шпоры, чтоб конь торопился. 13.07.2023

* Король Англии Ричард Львиное Сердце был взят в плен 21 декабря 1192 г. в окрестностях Вены из-за разногласий в ходе III Крестового похода, освобожден 4 февраля 1194 г., 13 марта 1194 г. высадился на берегу Англии.

[zwh]

Lasarus VI Erinnerung Dem Einen die Perle, dem Andern die Truhe, O Wilhelm Wisetzki*, du starbest so fruhe – Doch die Katze, die Katz' ist gerettet. Der Balken brach, worauf er geklommen, Da ist er im Wasser umgekommen – Doch die Katze, die Katz' ist gerettet. Wir folgten der Leiche, dem lieblichen Knaben, Sie haben ihn unter Maiblumen begraben, – Doch die Katze, die Katz' ist gerettet. Bist klug gewesen, du bist entronnen Den Stürmen, hast früh ein Obdach gewonnen – Doch die Katze, die Katz' ist gerettet. Bist früh entronnen, bist klug gewesen, Noch eh' du erkranktest, bist du genesen – Doch die Katze, die Katz' ist gerettet. Seit langen Jahren, wie oft, o Kleiner, Mit Neid und Wehmuth gedenk' ich deiner – Doch die Katze, die Katz' ist gerettet.

Лазарь VI Воспоминание Одним гроб, а жемчуг другим, как ни странно. Вильгельмчик Висецкий, ты умер так рано... Но вот кошка была спасена. Бревно надломилось, по коему шел он, И воды сомкнулись со всхлипом тяжелым... Но вот кошка была спасена. За телом мы шли, милый мальчик в могиле, Средь ландышей мальчика похоронили... Но вот кошка была спасена. Ты умненьким был, бурь ты всех избегаешь, Но рано пристанище ты обретаешь... Но вот кошка была спасена. Ты рано сбежал, умным ты оказался – Ты прежде всех хворей здоровым остался... Но вот кошка была спасена. И многие годы так часто, парнишка, Завидую с грустью тебе, даже слишком... Но вот кошка была спасена. 15-16.07.2023

* Из прозаического произведения Гейне «Путевые картины» ("Reisebilder"): «И маленький Вильгельм (в действительности мальчика звали Франц Вицевский – прим. переводчика) лежит там, и в этом виноват я. Мы оба учились в школе францисканского монастыря и были с ним товарищи; однажды мы играли с ним в том самом месте, где меж каменных стен течет Дюссель, и я сказал: «Вильгельм, вытащи кошечку, она упала в воду», — и он весело вскочил на доску, перекинутую через ручей, вытащил кошечку из воды, но сам упал туда, и когда его вытащили, он был мокрый и мертвый. А кошечка жила еще долго».

,,Auch der kleine Wilhelm liegt dort (auf dem Kirchhofe) und daran bin ich schuld. Wir waren Schulkameraden im Franziskanerkloster (zu Düsseldorf) und spielten auf jener Seite desselben, wo zwischen steinernen Mauern die Düssel fließt, und ich sagte: ,,Wilhelm, hol' doch das Kätzchen, das eben hineingefallen" – und lustig stieg er hinab auf das Brett, das über dem Bach lag, riß das Kätzchen aus dem Wasser, fiel aber selbst hinein, und als man ihn herauszog, war er naß und todt. – Das Kätzchen hat noch lange Zeit gelebt."
(Heinrich Heine's Reisebilder, zweiter Theil, Capitel VI., Seite 119).

[zwh]

Der Tambourmajor Das ist der alte Tambourmajor, Wie ist er jetzt herunter! Zur Kaiserzeit stand er in Flor, Da war er glücklich und munter. Er balanzirte den großen Stock, Mit lachendem Gesichte; Die silbernen Tressen auf seinem Rock, Die glänzten im Sonnenlichte. Wenn er mit Trommelwirbelschall Einzog in Städten und Städtchen, Da schlug das Herz im Wiederhall Den Weibern und den Mädchen. Er kam und sah und siegte leicht, Wohl über alle Schönen; Sein schwarzer Schnurbart wurde feucht Von deutschen Frauenthränen. Wir mußten es dulden! In jedem Land, Wo die fremden Eroberer kamen, Der Kaiser die Herren überwand, Der Tambourmajor die Damen. Wir haben lange getragen das Leid, Geduldig wie deutsche Eichen, Bis endlich die hohe Obrigkeit Uns gab das Befreyungszeichen. Wie in der Kampfbahn der Auerochs Erhuben wir unsere Hörner, Entledigten uns des fränkischen Jochs Und sangen die Lieder von Körner. Entsetzliche Verse! Sie klangen ins Oh'r Gar schauderhaft den Tyrannen! Der Kaiser und die Tambourmajor, Sie flohen erschrocken von dannen. Sie ärndteten beide den Sündenlohn Und nahmen ein schlechtes Ende. Es fiel der Kaiser Napoleon Den Britten in die Hände. Wohl auf der Insel Sankt-Helena, Sie marterten ihn gar schändlich; Am Magenkrebse starb er da Nach langen Leiden endlich. Der Tambourmajor, er ward entsetzt Gleichfalls von seiner Stelle. Um nicht zu verhungern dient er jetzt Als Hausknecht in unserm Hotele. Er heitzt den Ofen, er fegt den Topf, Muß Holz und Wasser schleppen. Mit seinem wackelnd greisen Kopf Keucht er herauf die Treppen. Wenn mich der Fritz besucht, so kann Er nicht den Spaß sich versagen, Den drollig schlotternd langen Mann Zu nergeln und zu plagen. Laß ab mit Spötteley'n, o Fritz! Es ziemt Germania's Söhnen Wohl nimmermehr mit schlechtem Witz Gefallene Größe zu höhnen. Du solltest mit Pietät, mich däucht, Behandeln solche Leute; Der Alte ist dein Vater vielleicht Von mütterlicher Seite.

Тамбурмажор Вот он – старик-тамбурмажор, Теперь он слаб и хил. В Империи в нем был задор, Он боек, счастлив был! Махать он жезлом был готов, Сияя во всю прыть, Свет солнца в блеске галунов Мог просто ослепить. Когда под барабанный бой Входил он в новый град, Сердца стучали вперебой У женщин и девчат. Входил он, видел, побеждал Любых красоток там, И ус был моктым и блистал От слез немецких дам. Где проходил враг, сто причин Есть для того, что там Наполеон сражал мужчин, Тамбурмажоры – дам. Дубы немецкие, мы всласть Терпели гнет и мрак, Но наконец-то свыше власть Шлет избавленья¹ знак. Бык на арене стал бойцом, Рога поднял и ждет. Мы песни Кёрнера² поем, Долой же франкский гнет! Стихи ужасны – рев, азарт, Тиранам то невмочь! Тамбурмажор и Бонапарт Бегут оттуда прочь. Срубили денег – миллион, Но худ их был талан, И вот уже Наполеон В руках у англичан. Он на Святой Елене жил, Страдая, до того Как рак желудка погубил В мучениях его. Тамбурмажору что ж робеть? Работает покорно – Чтоб с голоду не помереть – В отеле коридорным. Он топит печь, кастрюли трет, С водой, дровами маясь, И головой седой трясет, Пыхтя наверх взбираясь. Как Фриц ко мне заходит в дом, Он отказать не может Зло подшутить над стариком И посмеяться тоже. Фриц, это надо прекратить! В Германии нельзя Над побежденными шутить, Нахально им дерзя. Ты относись к его судьбе Давай-ка с пиететом – Он может быть отцом тебе! Не забывай об этом. 17-18.07.2023

¹ Освободительная война (нем. Befreiungskrieg, Freiheitskrieg) — принятый в немецкой историографии термин для названия общенационального вооружённого движения немцев за освобождение от зависимости от наполеоновской Франции.
² Карл Теодор Кёрнер (нем. Carl Theodor Körner; 1791—1813) — немецкий писатель, драматург и поэт-патриот. В 1813 году вышел манифест прусского короля, и Т. Кёрнер, оставив обеспеченную жизнь и прекрасную невесту, устремился на призыв отечества принять участие в Освободительной войне.

[zwh]

Eduard Panaschirter Leichenwagen, Schwarzbehängte Trauerpferde! Ihm, den sie zu Grabe tragen, Glückte nichts auf dieser Erde. War ein junger Mann. Er hätte Gern wie And're sich erquicket An dem irdischen Bankette, Doch es ist ihm nicht geglücket. Lieblich ward ihm eingeschenket Der Champagner, perlenschäumend; Doch er saß, das Haupt gesenket, Melancholisch ernst und träumend. Manchmal ließ er in den Becher Eine stille Thräne fließen, Während rings umher die Zecher Ihre Lust erschallen ließen. Nun geh schlafen! Viel freudsamer Wachst du auf in Himmelssäälen, Und kein Weltrausch-Katzenjammer Wird dich dort wie Andre quälen.

Эдуард Катафалк стоит в полоску, Рядом лошади все в черном. В эту раз попал повозку, То с удачей дело спорно. Молод был. На этом свете Мог бы тоже наслаждаться На земном больщом банкете. Не сложилось что-то, братцы. Ему мило наливали, И шампанское всё в пене, Но он грустен был и дале, Весь понурый и в смятеньи. Иногда в бокал с напитком У него слеза стекала, А вокруг кутили прытко, Радость просто грохотала. Спать иди! Теперь веселье Предстоит в небесных залах Без мучений от похмелья, Как у многих разудалых. 19.07.2023

[Rachtyrgin]

Es ist dasselbe Heldenloos,
Es sind dieselben alten Mähren –
Die Namen sind verändert blos,
Doch sind's dieselben ,,Helden lobebären".

Аллюзия на "Песню о Нибелунгах":

Uns ist in alten mæren / wunders vil geseit
von helden lobebæren / von grôzer arebeit,
von fröuden, hôchgezîten, / von weinen und von klagen,von küener recken strîten / muget ir nu wunder hœren sagen.

helden lobebæren - героические деяния.

[zwh]

Es ist dasselbe Heldenloos,
Es sind dieselben alten Mähren –
Die Namen sind verändert blos,
Doch sind's dieselben ,,Helden lobebären".

Аллюзия на "Песню о Нибелунгах":

Uns ist in alten mæren / wunders vil geseit
von helden lobebæren / von grôzer arebeit,
von fröuden, hôchgezîten, / von weinen und von klagen,von küener recken strîten / muget ir nu wunder hœren sagen.

helden lobebæren - героические деяния.

Спс, попробую разобраться, но перевод этого стиха на этом, видимо, йок.

[zwh]

Die Wanderratten Es gibt zwei Sorten Ratten: Die hungrigen und satten. Die satten bleiben vergnügt zu Haus, Die hungrigen aber wandern aus. Sie wandern viel tausend Meilen, Ganz ohne Rasten und Weilen, Gradaus in ihrem grimmigen Lauf, Nicht Wind noch Wetter hält sie auf. Sie klimmen wohl über die Höhen, Sie schwimmen wohl durch die Seen; Gar manche ersäuft oder bricht das Genick, Die lebenden lassen die toten zurück. Es haben diese Käuze Gar fürchterliche Schnäuze; Sie tragen die Köpfe geschoren egal, Ganz radikal, ganz rattenkahl. Die radikale Rotte Weiß nichts von einem Gotte. Sie lassen nicht taufen ihre Brut, Die Weiber sind Gemeindegut. Der sinnliche Rattenhaufen, Er will nur fressen und saufen, Er denkt nicht, während er säuft und frißt, Daß unsre Seele unsterblich ist. So eine wilde Ratze, Die fürchtet nicht Hölle, nicht Katze; Sie hat kein Gut, sie hat kein Geld Und wünscht aufs neue zu teilen die Welt. Die Wanderratten, o wehe! Sie sind schon in der Nähe. Sie rücken heran, ich höre schon Ihr Pfeifen – die Zahl ist Legion. O wehe! wir sind verloren, Sie sind schon vor den Toren! Der Bürgermeister und Senat, Sie schütteln die Köpfe, und keiner weiß Rat. Die Bürgerschaft greift zu den Waffen, Die Glocken läuten die Pfaffen. Gefährdet ist das Palladium Des sittlichen Staats, das Eigentum. Nicht Glockengeläute, nicht Pfaffengebete, Nicht hochwohlweise Senatsdekrete, Auch nicht Kanonen, viel Hundertpfünder, Sie helfen Euch heute, Ihr lieben Kinder! Heut helfen Euch nicht die Wortgespinste Der abgelebten Redekünste. Man fängt nicht Ratten mit Syllogismen, Sie springen über die feinsten Sophismen. Im hungrigen Magen Eingang finden Nur Suppenlogik mit Knödelgründen, Nur Argumente von Rinderbraten, Begleitet mit Göttinger Wurst-Zitaten. Ein schweigender Stockfisch, in Butter gesotten, Behaget den radikalen Rotten Viel besser als ein Mirabeau Und alle Redner seit Cicero. 1855

Бродячие крысы Два вида крыс открыты: Что голодны, что сыты. Что сыты – дома веселы́, Голодные – в пути и злы. И странствуют на тыщи миль, Без отдыха – поди осиль. В жестоком беге за успехом Им ветер с бурей не помеха. Они залазят вверх не зря, Они плывут через моря; Кто тонет, кто ломает шею, Живые ж дальше прут быстрее. А эти парни – просто псы, У них ужасные усы. А головы себе стригут Крысоподобно. И бегут. А радикальная толпа О Боге вспоминать тупа. Не крестят отпрысков своих, А бабы общие у них. Толпа та чувственна, слепа, Лишь жрет и пьет, она глупа, Знать не желает, жря в тиши, Весть о бессмертии души. И не боится ни черта Она ни ада, ни кота. Добра и денег нет как нет, Переделить хотят весь свет. Те крысы странствуют – я слышу – Уже всё ближе-ближе-ближе, Несется труб и дудок звон... Тем крысам имя – легион. Мы проиграем всё вот-вот, Они стоят здесь у ворот! А бургомистр и весь сенат Себе лишь тыквы теребят. Оружье взяли горожане, В колокола попы буянят, И под угрозою весьма Святое – собственность сама! Но ни набат, попов запреты Или сенатские декреты, Ни пушки – будем здесь честны – Вам не помогут, пацаны! Словесная не сможет пряжа Помочь вам в центре ералаша. Крыс не пугают силлогизмы Или тончайшие софизмы. Желудки в логике все плотски – Им нужен суп и можно клёцки, Жаркое хорошо для смазки И гёттингенские колбаски. Треска, зажаренная в масле, По нраву радикальной массе, Милее ей со всех сторон, Чем Мирабо* иль Цицерон. 12.11.2022, 20-23.07.2023

* Оноре-Габриэль Рикети, граф де Мирабо (фр. Honoré-Gabriel Riqueti de Mirabeau; 1749 – 1791) — деятель Великой Французской революции, один из самых знаменитых ораторов и политических деятелей Франции, масон.

[zwh]

Traumbilder VI Im süßen Traum, bei stiller Nacht, Da kam zu mir, mit Zauberpracht, Die lang ersehnte Liebste mein, Und goß mir Gluth in's Herz hinein. Und wie ich schau', erglüh ich wild Und wie ich schau, sie lächelt mild, Und lächelt bis das Herz mir schwoll, Und stürmisch kühn das Wort entquoll: ,,Nimm hin, nimm alles was da mein, Mein Liebstes will ich gern dir weih'n, Dürft' ich dafür dein Buhle seyn, Von Mitternacht bis Hahnenschrei'n." Da staunt' mich an gar seltsamlich, So lieb, so weh, und inniglich, Und sprach zu mir die schöne Maid: So gieb mir deine Seligkeit. ,,Mein Leben süß, mein junges Blut, Gäb' ich, mit Freud und wohlgemuth, Für dich, o Mädchen engelgleich, – Doch nimmermehr das Himmelreich." Wohl braust hervor mein rasches Wort, Doch blühet schöner immerfort, Und immer spricht die schöne Maid: O gieb mir deine Seligkeit! Dumpf dröhnt dieß Wort mir in's Gehör, Und schleudert mir ein Gluthenmeer Wohl in den tiefsten Seelenraum; Ich athme schwer, ich athme kaum. – Das waren weiße Engelein, Die glänzten hell im Rosenschein; Nun aber stürmte wild herauf Ein gräulich schwarzer Koboldhauf'. Die rangen mit den Engelein, Und drängten fort die Engelein; Und endlich auch die schwarze Schaar In Nebelduft zerronnen war. – Ich aber wollt' in Lust vergehn, Ich hielt im Arm mein Liebchen schön; Wie'n Rehlein süß umschmiegt sie mich, Doch weint sie auch recht bitterlich. Feins Liebchen weint; ich weiß warum, Und küß' ihr Rosenmündlein stumm – ,,O still', feins Lieb, die Thränenfluth, Gieb her, feins Liebchen nur Minnegluth." ,,Ergieb dich meiner Minnegluth –" Da plötzlich starr't zu Eis mein Blut; Laut bebet auf der Erde Grund, Und öffnet gähnend seinen Schlund. Und aus dem Abgrund schwarz und graus Stieg wild die schwarze Schaar heraus. Aus meinen Armen schwand feins Lieb; Ich ganz alleine stehen blieb. Da tanzt im Kreise wunderbar, Um mich herum, die schwarze Schaar, Und drängt heran, erfaßt mich bald, Und gellend Hohngelächter schallt. Und immer enger wird der Kreis, Und immer summt die Schauerweis': Du gabest hin die Seligkeit, Gehörst uns nun in Ewigkeit!

Сновидения VI В ночной тиши, в сладчайшем сне Вся в волшебстве пришла ко мне Мной столь желанная любовь, Из сердца жар полился в кровь. Жар охватил меня до дна, И улыбнулась мне она, Улыбкой сердце обожгло, И слово дерзкое пришло: «Возьми, возьми всё, что мое! Готов пожертвовать я всё! Я стать любовником готов С полуночи до петухов». И был я страшно поражен, И умилен, и раздражен, Ответ услышавши ее: «Отдай блаженство мне свое». «Жизнь, молодую кровь мою Тебе, мой ангел, отдаю Я бескорыстно, без труда... В раю ж блаженство – никогда!» Кипят, бурлят слова мои, Но, словно в полузабытьи, В ответ летят слова ее: «Отдай блаженство мне свое». Слова гудят, в ушах звеня, И гонят в пекло всё меня, В души глубины, естества! Дышу с трудом, дышу едва... Здесь были ангелы белы, Они светили мне из мглы, Теперь же бесится, тупа, Тут черных гоблинов толпа. И с ангелами там борьба – Их гонят, сила их слаба... В конце ж тех гоблинов дурман Весь растворился, как туман. А я вкушать восторг хочу – Любимую прижал к плечу... Меня косулей обвила, Но горько плакать начала. В слезах вся – знаю почему! Я поцелую, обниму... «Останови ж потоки слёз – Я жар любви тебе принес! Дарю мой жар тебе, любовь!..» От страха вдруг застыла кровь – Земля под нами затряслась, И бездна отворила пасть. Из бездны той, черна, груба, Рвалась та гоблинов толпа, К ним выскользнула вниз любовь, И я один остался вновь. Вокруг меня, как хоровод, Танцует гоблинский народ, Задеть меня мечта у всех, И дьявольский их слышен смех. И всё теснее этот круг, Мне слышен их напева звук: «Блаженство ты уже отдáл И в плен к нам навсегда попал!» 23.07.2023

[zwh]

Что-то плохо понимаю, о чем речь:

Drob klagte schon der Schüler Virgil's, Der Dichter der Hölle und des Exils.

Об этом жаловался уже ученик Виргилия, поэт ада и изгнания.

[Andrey Lukyanov]

Что-то плохо понимаю, о чем речь:

Drob klagte schon der Schüler Virgil's, Der Dichter der Hölle und des Exils.

Об этом жаловался уже ученик Виргилия, поэт ада и изгнания.

Данте?

[zwh]

Что-то плохо понимаю, о чем речь:

Drob klagte schon der Schüler Virgil's, Der Dichter der Hölle und des Exils.

Об этом жаловался уже ученик Виргилия, поэт ада и изгнания.

Данте?

Видать, да. Либо самому лезть смотреть, либо, может, кто-то уже читал сей фолиант.

[zwh]

Да, похоже, Данте и был тем учеником Виргилия.

[zwh]

Два дня развлекался тем, что переводил следующий стишок Гейне... Причем, в голове у меня это звучало в виде некотого мотива, близкого к "С берез, неслышен, невесом, Слетает желтый лист" (хотя там походу он у меня меняется). Несразу заметил, что рифма в оригинале ААББ, а у меня пошла АБВБ, но переделывать уже не хотелось, хотя потом в паре мест тоже получилось ААББ, но их уже не получилось загнать в АБВБ. В общем, попробуйте насладиться игрой воображаемого звука, не особо придираясь к тому, что иногда меня уносило чуть-чуть в сторону.

Die Libelle Es tanzt die schöne Libelle Wohl auf des Baches Welle; Sie tanzt daher, sie tanzt dahin, Die schimmernde, flimmernde Gauklerin. Gar mancher junge Käfer-Thor Bewundert ihr Kleid von blauem Flor, Bewundert des Leibchens Emaille Und auch die schlanke Taille. Gar mancher junge Käfer-Thor Sein Bischen Käfer-Verstand verlor; Die Buhlen sumsen von Lieb' und Treu, Versprechen Holland und Brabant dabei. Die schöne Libelle lacht und spricht: ,,Holland und Brabant brauch' ich nicht, Doch sputet Euch, Ihr Freier, Und holt mir ein Fünkchen Feuer.  ,,Die Köchin kam in Wochen, Muß selbst mein Süpplein kochen; Die Kohlen des Herdes erloschen sind – Holt mir ein Fünkchen Feuer geschwind." Kaum hat die Falsche gesprochen das Wort, Die Käfer flatterten eilig fort. Sie suchen Feuer, und lassen bald Weit hinter sich den Heimathwald. Sie sehen Kerzenlicht, ich glaube In einer erleuchteten Gartenlaube; Und die Verliebten, mit blindem Muth Stürzen sie sich in die Kerzengluth. Knisternd verzehrten die Flammen der Kerzen Die Käfer und ihre liebenden Herzen; Die Einen büßten das Leben ein, Die Andern nur die Flügelein. O wehe dem Käfer, welchem verbrannt Die Flügel sind! Im fremden Land Muß er wie ein Wurm am Boden kriechen, Mit feuchten Insecten, die häßlich riechen. Die schlechte Gesellschaft, hört man ihn klagen, Ist im Exil die schlimmste der Plagen. Wir müssen verkehren mit einer Schaar Von Ungeziefer, von Wanzen sogar, Die uns behandeln als Kameraden, Weil wir im selben Schmutze waten – Drob klagte schon der Schüler Virgil's, Der Dichter der Hölle und des Exils. Ich denke mit Gram an die bessere Zeit, Wo ich mit beflügelter Herrlichkeit Im Heimath-Äther gegaukelt, Auf Sonnenblumen geschaukelt, Aus Rosenkelchen Nahrung sog Und vornehm war, und Umgang pflog Mit Schmetterlingen von adligem Sinn, Und mit der Cicade, der Künstlerin – Jetzt sind meine armen Flügel verbrannt; Ich kann nicht zurück in's Vaterland, Ich bin ein Wurm, und ich verrecke Und ich verfaule im fremden Drecke. O, daß ich nie gesehen hätt' Die Wasserfliege, die blaue Kokett' Mit ihrer feinen Taille – Die schöne, falsche Canaille!

Стрекоза В прекрасном танце Стрекоза Над водами ручья – Летит туда, летит сюда, Искрясь, блестя, скача. Один безумный юный Жук Влюбился в тот наряд И талию в наряде том, И крылья, что парят. И потерял наш юный Жук Весь разум свой вконец:  «Рванем-ка в Голландию и Брабант – Там всё для влюбленных сердец!» Со смехом сказала ему Стрекоза: «Голландия не для меня, А ты принеси-ка скорей, жених, Искристого мне огня. Кухарка придет нескоро, Сама суп варю, синьора; Огонь в очаге потушен – Искристый огонь мне нужен». Едва те плутовка сказала слова, Рванули вперед жуки И ищут огонь, за лес за родной Несутся наперегонки. Они обнаружили свет свечи В беседке в саду одной, Любовью летят они ослеплены На жар той свечи и зной. И с треском сжирает той пламя свечи Сердца влюбленные их, Один лишается жизни в нем, Другой – лишь крыльев своих. Увы же Жуку, чьи сгорели крыла! В далекой чужой стране Он, словно червяк, по земле ползет С другими в грязи наравне. «Дурное общество, – стонет Жук, – Тут просто худшая из всех мук! Клопы вокруг ядовиты, Как прочие паразиты. Они в друзья набиваются нам Средь этой грязи и смрада – Об этом еще и Данте писал, Изгнанья поэт и ада. С тоскою о времени думаю я, Когда я, крылатый, порхал В эфире родой своей стороны, В подсолнухах отдыхал. Из розы я пил благородный нектар, Был знатен и связи имел, С дворянкою-Бабочкой вел разговор, С Цикадой в два голоса пел. Теперь мои крылья сгорели, На родину не улететь, И я, как червяк, валяюсь в грязи, Гнию я и начал слабеть. О, лучше бы я никогда не встречал Кокетку ту с тонкою талией! Да, ту Стрекозу, которую все Прозвали прекрасной канальей!» 24-25.07.2023

[zwh]

Mimi Bin kein sittsam Bürgerkätzchen, Nicht im frommen Stübchen spinn' ich. Auf dem Dach, in freier Luft, Eine freie Katze bin ich. Wenn ich sommernächtlich schwärme, Auf dem Dache, in der Kühle, Schnurrt und knurrt in mir Musik, Und ich singe, was ich fühle. Also spricht sie. Aus dem Busen Wilde Brautgesänge quellen, Und der Wohllaut lockt herbei Alle Katerjunggesellen. Alle Katerjunggesellen, Schnurrend, knurrend, alle kommen, Mit Mimi zu musiciren, Liebelechzend, lustentglommen. Das sind keine Virtuosen, Die entweiht jemals für Lohngunst Die Musik, sie blieben stets Die Apostel heil'ger Tonkunst. Brauchen keine Instrumente, Sie sind selber Bratsch und Flöte; Eine Pauke ist ihr Bauch, Ihre Nasen sind Trompeten. Sie erheben ihre Stimmen Zum Konzert gemeinsam jetzo; Das sind Fugen, wie von Bach Oder Guido von Arezzo. Das sind tolle Symphonien, Wie Capricen von Beethoven Oder Berlioz, der wird Schnurrend, knurrend übertroffen. Wunderbare Macht der Töne! Zauberklänge sonder Gleichen! Sie erschüttern selbst den Himmel Und die Sterne dort erbleichen. Wenn sie hört die Zauberklänge, Wenn sie hört die Wundertöne, So verhüllt ihr Angesicht Mit dem Wolkenflor Selene. Nur das Lästermaul, die alte Prima-Donna Philomele³ Rümpft die Nase, schnupft und schmäht Mimi's Singen – kalte Seele! Doch gleichviel! Das musiciret, Trotz dem Neide der Signora, Bis am Horizont erscheint Rosig lächelnd Fee Aurora.

Мими «Не являюсь скромной киской, Не мурлычу в спальне крошкой, Я на крыше, где простор, Становлюсь свободной кошкой. Коль гуляю я за пóлночь По прохладе да по крыше, Музыка мурчит во мне, И пою я то, что слышу». Bз груди кошачьей льется Пенье дикой новобрачной, Ловят местные коты В нем гармонию удачно. И котовские ребята Все мурлычут, прибегают Музицировать с Мими, От любви изнемогая. Нет средь нех тех виртуозов, Осквернить чтоб за награду Музыку, ведь им ее Быть апостолами надо. Не нужны им инструменты, Хоть их флейты чутку грубы; Животы – литавры их, А носы их – словно трубы. Голоса они возвысят, Чтоб в концерте лучше спеться. Фуги Баха просто всё Или Гвидо из Ареццо¹! Их симфонии чуть ди́ки, Как Бетховена капризы, Или словно Берлиоз² Через край полился низом. Сила звука бесподобна! Тоны сказочно неровны! Небосвод от них дрожит, И бледнеют звёзды словно. Чуть вы слышите те звуки, Чýдных тембров перемены, Накрывает вам лицо Облачных цветов Селена. Только старая лгунишка Примадонна Филомела³ Морщит нос и зло клеймит То, что нам Мими тут пела. Да, та музыка умолкнет, Но не волей той синьоры, А лишь первый луч падет Бледно-розовой авроры. 26-27.07.2023

¹ Гвидо д'Ареццо, Гвидо Аретинский (итал. Guido d'Arezzo, лат. Guido Aretinus) (ок. 990 — ок. 1050) — итальянский теоретик музыки и педагог, один из крупнейших в эпоху Средних веков и самых значимых во всей истории западноевропейской музыки.
² Гектóр Берлиóз , или Луи-Эктóр Берлиóз (фр. Louis-Hector Berlioz, 1803-1869) — французский композитор, дирижёр, музыкальный писатель периода романтизма.
³ Филомела (др.-греч. Φιλομήλα) — персонаж древнегреческой мифологии. В европейской поэзии Нового времени Филомела означает соловья.

[zwh]

Erinnerung Übersetzt aus dem Englischen Sentimental Magazine, Vol. XXXV. Was willst du, traurig liebes Traumgebilde? Ich sehe dich, ich fühle deinen Hauch! Du schaust mich an mit wehmutvoller Milde; Ich kenne dich, und ach! du kennst mich auch. Ich bin ein kranker Jüngling jetzt, die Glieder Sind lebensmatt, das Herz ist ausgebrannt, Mißmut umflort mich, Kummer drückt mich nieder; Viel anders wars, als ich dich einstens fand! In stolzer Kraft, und von der Heimat ferne, Ich jagte da nach einem alten Wahn; Die Erd wollt ich zerstampfen, und die Sterne Wollt ich entreißen ihrer Himmelsbahn. – Frankfurt, du hegst viel Narrn und Bösewichter, Doch lieb ich dich, du gabst dem deutschen Land Manch guten Kaiser und den besten Dichter, Und bist die Stadt, wo ich die Holde fand. Ich ging die Zeil entlang, die schöngebaute, Es war die Messe just, die Schacherzeit, Und bunt war das Gewimmel, und ich schaute Wie träumend auf des Volks Geschäftigkeit. Da sah ich Sie! Mit heimlich süßem Staunen Erblickt ich da die schwebende Gestalt, Die selgen Augen und die sanften Braunen – Es zog mich hin mit seltsamer Gewalt. Und über Markt und Straßen gings, und weiter, Bis an ein Gäßchen, schmal und traulich klein – Da dreht sich um die Holde, lächelt heiter, Und schlüpft ins Haus – ich eile hinterdrein. Die Muhme nur war schlecht, und ihrem Geize Sie opferte des Mädchens Blüten hin; Das Kind ergab mir willig seine Reize, Jedoch, bei Gott! es dacht nicht an Gewinn. Bei Gott! auf andre Weiber noch als Musen Versteh ich mich, mich täuscht kein glatt Gesicht. So, weiß ich, klopft kein einstudierter Busen, Und solche Blicke hat die Lüge nicht. Und sie war schön! So hold ist nicht gewesen Die Göttin, als sie stieg aus Wellenschaum. Vielleicht war sie das wunderschöne Wesen, Das ich geahnt im frühen Knabentraum! Ich hab es nicht erkannt! Es war umnachtet Mein Sinn, und fremder Zauber mich umwand. Vielleicht das Glück, wonach ich stets geschmachtet, Ich hielts im Arm – und hab es nicht erkannt! Doch schöner war sie noch in ihren Schmerzen, Als nach drei Tagen, die ich wundersüß Verträumt an ihrem wundersüßen Herzen, Der alte Wahn mich weiter eilen hieß; Als sie, mit wild verzweifelnder Gebärde Und aufgelöstem Haar, die Hände rang, Und endlich niederstürzte auf die Erde, Und laut aufweinend meine Knie umschlang! Ach Gott! es hatte sich in meinen Sporen Ihr Haar verwickelt – bluten sah ich sie – Und doch riß ich mich los – und hab verloren Mein armes Kind, und wieder sah ichs nie! Fort ist der alte Wahn, jedoch das Bildnis Des armen Kinds umschwebt mich, wo ich bin. Wo irrst du jetzt, in welcher kalten Wildnis? Dem Elend und dem Gram gab ich dich hin!

Воспоминание Переведено из английского журнала «Sentimental Magazine», №35. Что хочешь ты, печальный образ сонный? Тебя я вижу, чувствую дыханье! Ты смотришь с добротой, к унынью склонной... Друг друга знаем мы – печально знанье. Я юноша больной сейчас, суставы Слабы, и сердце всё обожжено, Окутала досада, нрав нездравый. Тебя найдя, всё краше знал я, но... Когда был в силе я, вдали от дома Я гнался за нелепою мечтой – Была – что сокрушу я Землю – дрема – И звёзды тормозну одной пятой... Ты, Франкфурт, любишь чудаков, эстетов, Но я тебя люблю, ты дал стране И кайзеров, и лучших из поэтов, И милая явилась здесь ко мне. За временем я шел неугомонным – Была то месса, то какой-то торг, Толпа пестрела, и взирал я сонно На деловитый той толпы восторг. Увидел вдруг Ее! Я с изумленьем Глядел на образ чуть парящий тот – Блаженство глаз, шатенка-привиденье... Тянуло с силой к ней меня вперед. По рынку, улицам иду я дальше страстно До переулка ýже и длинней – Свернула милая, мне улыбнулась ясно, Шмыгнула в дом – я поспешил за ней. По жадности своей малышки тетка Чуть уступала девы красоте. Та интерес свой высказала кротко... Мой Бог! пока победа лишь в мечте... Бог! для меня все женщины как музы, Но гладкий лик меня не соблазнит. Стучать ж заученно для сердца – как обуза, И взглядом страстным ложь не помани́т. Она была мила, прекрасна, словно Богиня, что из пены волн морской. Возможно, что была она духовно Из снов мальчишьих – искренней такой! Того я не узнал! Ум помутился, Опутан неким чуждым колдовством. То счастье, жизнь к которому стремился, Держал в руках – но не узнал о том! Была она всё краше в своем горе, Когда через три дня, что я провел В мечтаньях о ее чудесном взоре, Мираж мой старый вновь меня оплел – Когда она, в отчаяньи ужасном, Волóс распущенных не уберя с чела, Упала наземь предо мной и страстно Колени мне руками обвила. О Боже! кровоточащие поры Мои и пряди спутанных волос... Я вырвался – и потерял с позором Ее, не видел больше этих слез. Мираж ушел, но образ безутешный Той девочки летает вкруг меня. Где бродишь ты, в какой нужде кромешной? Ей óтдал я тебя, не оценя! 28-29.07.2023

[zwh]

Celemene Glaube nicht, daß ich aus Dummheit Dulde deine Teufeleien; Glaub auch nicht, ich sei ein Herrgott, Der gewohnt ist zu verzeihen. Deine Nücken, deine Tücken Hab ich freilich still ertragen. Andre Leut an meinem Platze Hätten längst dich tot geschlagen. Schweres Kreuz! Gleichviel, ich schlepp es! Wirst mich stets geduldig finden – Wisse, Weib, daß ich dich liebe, Um zu büßen meine Sünden. Ja, du bist mein Fegefeuer, Doch aus deinen schlimmen Armen Wird geläutert mich erlösen Gottes Gnade und Erbarmen.

Селимена Ты не думай, что столь глуп я, Что коварства все терплю я; И не думай, что Исус я, Что привычно всё прощу я. Твои хитрости с ехидством До сих пор терплю к тому же, А другие уж давно бы Из тебя стрясли всю душу. Тяжек крест! Его тащу я, Снисходителен всегда я – Знай, жена, тебя люблю я, За грехи свои страдая. Да, Чистилище мое ты, Ведь из рук твоих, как ране, Я свою спасаю душу Через Божье состраданье. 30.07.2023

[zwh]

Leib und Seele Die arme Seele spricht zum Leibe: Ich laß nicht ab von dir, ich bleibe Bei dir – Ich will mit dir versinken In Tod und Nacht, Vernichtung trinken! Du warst ja stets mein zweites Ich, Das liebevoll umschlungen mich, Als wie ein Festkleid von Satin, Gefüttert weich mit Hermelin – Weh mir! jetzt soll ich gleichsam nackt, Ganz ohne Körper, ganz abstrakt, Hinlungern als ein selges Nichts Dort oben in dem Reich des Lichts, In jenen kalten Himmelshallen, Wo schweigend die Ewigkeiten wallen Und mich angähnen – sie klappern dabei Langweilig mit ihren Pantoffeln von Blei. O das ist grauenhaft; o bleib, Bleib bei mir, du geliebter Leib! Der Leib zur armen Seele spricht: O tröste dich und gräm dich nicht! Ertragen müssen wir in Frieden Was uns vom Schicksal ward beschieden. Ich war der Lampe Docht, ich muß Verbrennen; du, der Spiritus, Wirst droben auserlesen sein Zu leuchten als ein Sternelein Vom reinsten Glanz – Ich bin nur Plunder, Materie nur, wie morscher Zunder Zusammensinkend, und ich werde, Was ich gewesen, eitel Erde. Nun lebe wohl und tröste dich! Vielleicht auch amüsiert man sich Im Himmel besser als du meinst. Siehst du den großen Bären einst (Nicht Meyer-Bär) im Sternensaal, Grüß ihn von mir vieltausendmal!

Тело и душа Душа надысь сказала Телу: «Тебя не брошу я, я смело С тобой всегда. Потонем дружно В ночи и смерти, если нужно! Ты мне всегда – второе эго, Твои объятья – просто нега, Как в платье праздичном – сатин, В подкладке ж – горностай один... Увы, теперь почти нага, Без Тела я, невелика, Болтаюсь в радостном Ничто Я в Царстве Света на плато, В прохладных тех небесных залах, Где вечности всегда навалом, Она зияет без конца, Гремя, как тапки из свинца. Ужасно как всё это дело... Со мной останься лучше, Тело!» Душе тут Тело отчечает: «Нет, я небя не опечалю! Всё пережить должны мы вместе, Что рок послал нам, честь по чести. Я было фителем из двух Из нас, сгорало я. Ты ж – дух, Ты избрано там, в вышине, Сиять, как звездочка в окне, Искрясь. А я – я просто джут, Материя и ветхий трут, Бреду своею я стезей, Чтоб снова стать простой землей. Прощай же и не будь в слезах! Веселья, может, в небесах Поболе, чем тебе примнилось. Медведицею, зделай милость, Большою стань в небесной зале, Поздравь всех от меня в финале!» 31.07.2023