Лингвофорум

Читаем по-чешски

Когда-то у нас была волна восточного мистицизма, и мы лазили по разным сектантским сайтам на чешском языке (Чехия казалась тогда самой интересной из зарубежных славянских стран, а славянство, славянские языки и славянские древности было нашим другим большим направлением, которым мы занимались ещё до появления интернета). И вот нам случайно попался текст, который настолько понравился, что мы его переписали и перевели. С тех пор прошло n лет, тот перевод скорее всего утрачен, да он и не нужен теперь. Этот текст, в котором есть и поэтический язык, и пейзажи, и эротика, может быть использован ныне как пособие для овладения чешским языком.
Автор безвестен, из народа, но можно просто оставить ссылку на тот источник, откуда взят текст (сайт каких-то неотантристов):
http://www.sugama2.cz/s/modules/news/article.php?storyid=245

HLADINA

"Každý z nás má v sobě hladinu.

Hladinu L Á S K Y. Je tam někde ukrytá – na rozhraní tvrdé, pevné skály našich smutků, bolestí, strachů, spoutaností. Je na rozhraní balvanu, který si vlečeme na bedrech svého života a na rozhraní klidné, konejšivé, bezpečné a radostné hladiny jezera – hladiny LÁSKY.

Bouře, která se přehnala krajinou je již v nenávratnu. Těžký, nedýchatelný poklop dusna, který všechny tížil po celý den, se rozplynul. Vzduch se vyčistil, projasnil a přinesl nový, čerstvý pocit. Mezi trhajícími se mraky vysvitlo, ještě s posledními paprsky loučícího se dne slunce, aby se zanedlouho mohlo uložit do lůna noci. Objevil se tu nový návštěvník – VÍTR. Chvíli rychlý,silný a chvíli zase trochu nerozhodný a vyčkávající. Vítr, který za podvečerního soumraku láká k toulkám noční krajinou, je zároveň příslibem dobrodružství a spojencem s dosud nepoznanými dálkami.

Mezi starobylými zdmi se rozléhá radostná hudba. Lidé se baví, popíjejí lahodné, voňavé pivo, které má tu kouzelnou moc, utišit neklid a rozzářit oči. Od praskajícího ohně se nese vůně opékajícího se masa. Prostor je naplněn hudbou.

ONA tančí. Tančí šťastná a radostná. její nohy se lehce dotýkají starodávné dlažby pivovarského dvora.

ON ji pozoruje. Rozradostňuje ho její dětská hravost a spontánnost a zároveň přitahuje její dospělá krása a tajemnost. Najednou ucítí blízko sebe její vůni a o jeho tvář se otře hedvábí jejích vlasů. Lehce se k němu přitiskne a zašeptá do ucha: "Chci se s Tebou teď moc milovat má lásko!" Odpoví jí: "Moc rád bych si chtěl s Tebou zaplavat v jezeře."

Den víc a víc ztrácí svojí sílu a vítr se stává ještě vzrušivějším. Auto zvolna míří k jezeru, Soumrak objímá celou krajinu. Les je prostoupen spoustou vůní – od vzrušivé, zemité, přes vůni čerstvých, umytých listů až po panenskou vůni rozvíjejících se květů. Vede ji za ruku, mokrou trávou dolů k vodě. Hledá místo, kudy by se dalo sejít. Všude jsou strmé a prudké srázy a skály. ONA má trochu strach z té výšky. Nakonec nalézají krásné místo, kde se velký kámen setkává s vodní hladinou. Chvíli sedí a pozorují ten klid. Hladina je nehybná, jen dvě loďky rybářů se pomalým, neslyšným tempem převozníka Cháróna ubírají ke břehům. V dálce, na druhé straně zátoky probleskují veselé ohníčky a po hladině se nese zpěv a zvuky kytar a bendža.

Pomalu si svlékají šaty. ON vstupuje do vody první. Voda v této chvíli vypadá jako černá tma. Ani není poznat, že je to voda. V prvním momentu ho sevře svým chladem, aby ho v zápětí mohla obejmou svým potemnělým sametem. Voda ho hladí, kolébá a jemně dráždí. Pozoruje z hladiny krásu jejího nahého těla, které v nastálém šeru vystupuje z pozadí skály. ,,Co když mě kousne sumec?", říká trochu nerozhodná s obavami. ,,A nebude mi tam zima?" Po chvíli vstupuje za ním. Plavou spolu vstříc zešedlému obzoru, jakoby to ani nebyla voda, ale jen prostor, ve kterém se dá vznášet a létat. ON pojednou ucítí, jak ho ovíjejí její paže a nohy. ONA se k němu přitiskne a začnou se pomalu milovat. Občas se potopí a občas vynoří, až je z toho velká legrace. Vystupují z vody na skálu. Nočními skalami a vodní hladinou se rozléhá křik jejich milostné extáze.

Je TICHO. Sedí spolu na skále, v místě, kde se pevný tvrdý kámen setkává s klidnou, hladivou vodou. ON i ONA v sobě najednou cítí hluboký klid. Nemluví. Jen sedí a hledí na tu hladinu, skálu, lesy a oblohu. S postupujícím soumrakem začíná vše pozvolna splývat v jeden celek, vítr se utišuje a nakonec i do prostoru samého vstupuje klid. Nechce se jim vůbec odcházet, chce se jim jen sedět a BÝT.

Stojí na pevné, tvrdé, nehybné skále a hned vedle tebe na vzdálenost jednoho kroku, je něco, co se zdá být studené, možná i trochu nevlídné, tajemné, neznámé, neprozkoumané. Dotkneš se toho prstem, nohou, ucítíš to, ochutnáš to a zase se vrátíš na skálu. Máš trochu strach, ale zároveň tě to přitahuje. Ve chvíli, kdy vstupuješ do hladiny, zažíváš znovu a znovu ten zvláštní pocit. Jakoby tě obestoupilo něco jemného, něžného, co tě hladí, objímá, konejší, dává pocit svobody, lehkosti a bezpečí. V té chvíli plaveš a víš, že chceš plavat dál a dál, že si chceš hrát, potápět se, vynořovat se, radovat se ze svobodného pohybu, z volnosti svého nahého těla, které nesvazují šaty. Nic tě nezastaví a nezabrání, abys stále plaval. Pozoruješ hladinu, někdy seshora, někdy zespodu a někdy přímo ji. Je to velmi zvláštní věc. Je tak tenká a slabá, že je v podstatě nepostižitelná, neviditelná. Co to je? Stále a stále tě to bude přitahovat, pořád tě to bude fascinovat, pořád se k ní budeš vracet a nořit se do jejich něžných zákoutí.

Každý z nás má v sobě hladinu.

Hladinu L Á S K Y. Je tam někde ukrytá – na rozhraní tvrdé, pevné skály našich smutků, bolestí, strachů, spoutaností. Je na rozhraní balvanu, který si vlečeme na bedrech svého života a na rozhraní klidné, konejšivé, bezpečné a radostné hladiny jezera – hladiny LÁSKY.

Lásky, která je tam někde ukrytá, ukrytá hluboko v nás, spí, hluboce spí a my ji máme probudit. Objevme tu hladinu, ponořme se do ní. Ve chvíli, kdy to uděláme, už se nebude chtít nikdy vrátit zpět k balvanům. Balvan, skála, kterou jsme si nesli na svých zádech se v té chvíli stane něčím pevným pod našima nohama, na čem budeme stát. A hladina LÁSKY bude nekonečně hravou výzvou a touhou našeho života.

P.S.

Druhý den jsem se na to místo vypravil. Uprostřed skály, kousek od hladiny jezera leželo na šňůrce její SRDCE, které tak dlouho postrádala. Vzal jsem je k sobě. Až se s ní setkám, tak jí je pověsím na krk a políbím ji ...."


Некоторые необходимые предварительные сведения о чешском языке:

в чешском языке ударение всегда падает на первый слог слова;

тот значок, что в русской графике обозначает ударение, в чешском языке обозначает долготу гласного: á [aː], í [iː]...;

буквы i и y обозначают один и тот же звук [ɪ] (соответственно í и ý обозначают долгий [iː]), такая разница в письменном выражении звука обусловлена этимологически;

в чешском языке в некоторых позициях смягчаются лишь согласные d, t, n (конкретно будет рассмотрено далее).


Итак, название

hladina
[ˈɦlaɟɪna]
буква h обозначает звонкий, гортанный согласный, близкий к украинскому "г"
буква l - среднеевропейский "l"
в буквосочетаниях di, ti, ni согласный смягчается (но не в dy, ty, ny!)
https://ru.forvo.com/word/hladina/#cs
значение слова "hladina" : "поверхность" (воды); "уровень" (напр. моря). Здесь вполне подходит и русское слово "гладь" (существительное того же славянского корня).

"Гладь"

Každý z nás má v sobě hladinu.

každý [ˈkaʒdiː] "каждый"
z  [z] "из"
nás [naːs] "нас" ("мы" - my [mɪ])
má [maː] "имеет", 3 лицо ед. ч. глагола mít [miːt] "иметь"
v "в"
sobě [ˈsɔbjɛ] "себе" - Буква ě встречается в двух позициях: 1) после d, t, n она указывает на мягкость предшествующего согласного, 2) после губных согласных b, p, v она указывает на сочетание губного согласного с j. Поэтому произносим [ˈfsɔbjɛ] (звонкие согласные оглушаются перед глухими)
hladinu [ˈɦlaɟɪnʊ] всё понятно

"Каждый из нас имеет в себе гладь."

Hladinu L Á S K Y.

lásky [ˈlaːskɪ] - род. пад. от láska [ˈlaːska] "любовь"

"Гладь любви..."


Je tam někde ukrytá – na rozhraní tvrdé, pevné skály našich smutků, bolestí, strachů, spoutaností.

je [jɛ] - 3 лицо ед. число наст. вр. гл. být [biːt] "быть"
tam [tam] "там"
někde [ɲɛgdɛ] "где-нибудь"; "где-то" - Здесь следует обратить внимание на мягкость согласного перед буквой ě, и на озвончение глухого согласного перед звонким
ukrytá [ʊkrɪtaː] - от гл. ukrýt [ˈʊkriːt] "спрятать", "скрыть"
na "на"
rozhraní [ˈɾɔsxɾaɲiː] или [ˈɾɔzɦɾaɲiː] ([х] - как рус. "х") ср. р., в большинстве падежей это слово в единственном числе не изменяется - "граница", "рубеж"
tvrdé [tvr̩dɛː] (здесь слогообразующий согласный r) - род. пад. от прил. tvrdá "жёсткая", "твёрдая"
pevné [pɛvnɛː] - то же от pevná "твёрдая", "крепкая", "прочная"
skály  [skaːlɪ] - род. пад. от skála "скала"
našich [naʃɪx] - род. пад. от naši "наши"
smutků [smʊtkuː] (буква ů обозначает долгий гласный [uː]) - род. пад. от smutky (ед. число - smutek [smʊtɛk] муж. р. "печаль", "грусть")
bolestí [bɔlɛsciː] (так, видимо, у них обозначается в транскрипции мягкий согласный, близкий к русскому "ть") - род. пад. от bolesti (ед. число - bolest "боль", "скорбь")
strachů [straxuː] - род. пад. от strachy (ед. ч. - strach "страх")
spoutaností [spɔʊ̯tanɔsciː] - род. пад. от spoutanosti (ед. ч. - spoutanost, глагол spoutat - "связать", "стреножить")

"(Она) сокрыта где-то там - на границе твёрдой, крепкой скалы наших печалей, болей, страхов, уз..."

Je na rozhraní balvanu, který si vlečeme na bedrech svého života a na rozhraní klidné, konejšivé, bezpečné a radostné hladiny jezera – hladiny LÁSKY.

balvanu - род. пад. от balvan "большой камень", "глыба", "валун"
který [ktɛriː] "который"
si [sɪ] "себе"
vlečeme [vlɛt͡ʃɛmɛ] 1 л. мн. ч. гл. vléct "волочить"
bedrech - местн. падеж от bedra "поясница"; "бёдра"; "спина"
svého [svɛːɦɔ] - род. пад. от svůj [svuːj] "свой"
života - род. пад. от život "жизнь"
a - "и"
klidné - род. пад. от прил. klidná "(с)покойная", "тихая" (klid - "покой")
konejšivé - род. пад. от прил. konejšivá "успокоительная" (konejšit - "успокаивать", "унимать")
bezpečné - род. пад. от прил. bezpečná "безопасная"

"(Она) на границе глыбы, которую мы тащим на закорках своей жизни, и на рубеже мирной, успокоительной, безопасной и радостной глади озера - глади ЛЮБВИ..."

Цитата: Мечтатель от октября 15, 2018, 15:35
si [sɪ] "себе"

Интересно, какая функция у этого "si"? Такая же, как и в русском "тащим себе (и тащим)"?..  :???

Цитата: Мечтатель от октября 15, 2018, 13:40
každý [ˈkaʒdiː] "каждый"

В разговорной речи ý часто переходит в еj, так что každý звучит почти как в русском.

Bouře, která se přehnala krajinou je již v nenávratnu. Těžký, nedýchatelný poklop dusna, který všechny tížil po celý den, se rozplynul. Vzduch se vyčistil, projasnil a přinesl nový, čerstvý pocit. Mezi trhajícími se mraky vysvitlo, ještě s posledními paprsky loučícího se dne slunce, aby se zanedlouho mohlo uložit do lůna noci. Objevil se tu nový návštěvník – VÍTR. Chvíli rychlý, silný a chvíli zase trochu nerozhodný a vyčkávající. Vítr, který za podvečerního soumraku láká k toulkám noční krajinou, je zároveň příslibem dobrodružství a spojencem s dosud nepoznanými dálkami.

bouře [ˈbɔʊ̯r̝ɛ] (буква ř обозначает сложный звук, в русской передаче чешских имён пишется как "рж", "рш" (после глухих и в конце слова звук оглушается)) жен. р. "гроза", "буря"
se přehnala [sɛ pɽɛhnala] возвр. глагол přehnat se "промчаться", "пронестись"
krajinou [krajɪnɔʊ̯] - твор. пад. от krajina "край", "область"
již [jɪʃ] (согласные на конце слов оглушаются) "уже"
v nenávratnu - nenávratnо ср. р. "место, откуда нет возврата"
těžký [cɛʃkiː] "тяжёлый"
nedýchatelný "трудный для дыхания", "спёртый" и т. п.
poklop "крышка"
dusna - род. п. от dusno ср. р. "духота"
všechny [fʃɛxnɪ] - вин. п. от všichni "все"
tížil [ciːʒil] - прош. вр. гл. tížit "давить", "угнетать", "тяготить"
celý [t͡sɛliː] "целый"
den "день"
se rozplynul - прош. вр. возвр. гл. rozplynout se "растаять", "раствориться"
vzduch  [vzdʊx] "воздух"
přinesl - прош. вр. гл. přinést [pr̝̊ɪnɛːst] "принести"
čerstvý [ˈt͡ʃɛrstviː] "свежий"
pocit [pɔt͡sɪt] муж. р. "ощущение", "чувство"
mezi [mɛzɪ] "между"
trhajícími se - от гл. trhat se "рваться"
mraky - формы твор. п. и им. п. мн. числа идентичны, ед. ч. - mrak "туча"
ještě [jɛʃcɛ] "ещё"
paprsky [papr̩skɪ] - формы твор. п. и им. п. мн. числа идентичны, ед. ч. - paprsek "луч"
loučícího se - гл. loučit se "прощаться"
aby [abɪ] "чтобы"
zanedlouho "вскоре"
uložit se - "улечься"
návštěvník [naːfʃcɛvɲiːk] "посетитель"
chvíli [xviːlɪ] - от chvílе "минута", "момент"
rychlý [rɪxliː] - "быстрый"
zase - "опять"
trochu - "немного"
nerozhodný - "нерешительный"
vyčkávající - "выжидающий"
láká [laːkaː]- 3 л. ед. ч. наст. вр. гл. lákat "манить"
toulkám - от toulky "блуждания"
zároveň [zaːrɔveɲ] "одновременно"
příslibem [pr̝̊iːslɪbɛm] - příslib "обещание", "посул"
dobrodružství [dɔbrɔdrʊʃstviː] ср. р. ед. и мн. ч. "приключение"
spojencem - spojenec "соединитель"
dosud - "до сих пор"
dálkami - dálka "расстояние"; "даль"

"Гроза, которая пронеслась краем, уже миновала безвозвратно. Тяжёлая, затрудняющая дыхание крышка духоты, что угнетала всех целый день, растворилась. Воздух очистился, прояснился и принёс новое, свежее ощущение. (Между рассеивающимися тучами посветлело, ещё с последними лучами прощающегося с днём солнца, чтобы вскоре могло лечь в лоно ночи. - структура этого предложения мне неясна) Тут появился новый гость - ВЕТЕР. То быстрый, сильный, а то вновь чуть нерешительный и выжидающий. Ветер, который в вечерних сумерках манит к блужданиям по ночному краю, и в то же время является обещанием приключений и связным с доселе неведомыми далями..."

Mezi starobylými zdmi se rozléhá radostná hudba. Lidé se baví, popíjejí lahodné, voňavé pivo, které má tu kouzelnou moc, utišit neklid a rozzářit oči. Od praskajícího ohně se nese vůně opékajícího se masa. Prostor je naplněn hudbou.

zdmi - твор. п. от zdi "стены" (ед. ч. - zeď [zɛc])
se rozléhá - rozléhat se "раздаваться", "разноситься"
hudba - "музыка"
lidé [lɪdɛː] - "люди"
se baví - 3 л. мн. ч. наст. вр. гл. bavit se "развлекаться"
lahodné - "приятное"
voňavé - "душистое"
kouzelnou - "колдовскую"
moc - "сила", "власть"
rozzářit - "озарить"
praskajícího - praskat "трещать"
vůně [vuːɲɛ] ж. р. "запах", "аромат"
opékajícího se - opékat se "поджариваться"

"Среди старинных стен разносится радостная музыка. Люди забавляются, попивают приятное, запашистое пиво, которое имеет эту колдовскую силу - утихомирить непокой и заставить сиять глаза. От потрескивающего огня доносится аромат жарящегося мяса. Пространство наполнено музыкой..."

ONA tančí. Tančí šťastná a radostná. Její nohy se lehce dotýkají starodávné dlažby pivovarského dvora.

tančí [tant͡ʃiː] - гл. tančit "танцевать"
šťastná  [ʃcastnaː] "счастливая"
lehce [lɛxt͡sɛ] "легко"
se dotýkají - 3 л. мн. ч. наст. вр. гл. dotýkat se "касаться"
dlažby - dlažba "мостовая"

"ОНА танцует. Танцует счастливая и радостная. Её ноги легко касаются старинной брусчатки двора пивоварни..."

Цитата: Мечтатель от октября 15, 2018, 20:29
старинной брусчатки двора пивоварни

Началась чешская специфика :)

А вообще текст скучноватый. Лучше бы вот это разобрали:


На русский язык вроде бы не переводилось. Я только экранизацию смотрел - полнометражный мультфильм Иржи Барты.

С падежными формами слишком долго разбираться, лучше смотреть их в таблицах

A vaše jméno?"

,,Nejmenuji se; jsem nikdo. Jsem hůř než nikdo, jsem krysař."

Muž, který takto mluvil, stál se vzpřímenou hlavou před vraty domu, v nichž se do soumraku bělala ženská postava. Hleděl na ni svýma temnýma, pátravýma očima. Byl vysoký a štíhlý, štíhlejší ještě ve svém přiléhavém sametovém kabátci a v úzkých nohavicích. Jeho ruce byly drobné a jemné jako ruce paní. Neměl při sobě ani zbraně, ani hole, ač se zdálo, že přichází z daleka, po cestách, jež vždy jisty nebyly. Svíral zato něco dlouhého a ozdobného, co budilo zvědavost ženy, s kterou hovořil. Byla to píšťala cizokrajné práce, jaké dosud neviděla.

,,Krysař," zasmála se žena ve dveřích. ,,Přicházíte včas do Hameln. Není tu krysaře; zato krys je tu mnoho. Vysvětlete mi, krysaři, odkud se berou krysy? Nebývalo jich dříve, jak nám říkají. Je pravda," končila s úsměvem, ,,staří lidé míní, že svět je stále horší."

Krysař pokrčil rameny.

,,Odkud jsou, nevím. Jsou však v každém z vašich domů. Hlodají bez ustání; hlodají dole ve sklepích, hlodají tam, kde jich nevidíme. Stanou se však dotěrnými a stoupají pak výše. Připravujete hostinu, svatbu, křtiny, což já vím? Představte si, že se náhle při hostině zjeví krysy s dlouhými boltci a dlouhými kníry. Tento zjev kazí chuť, chápete přece."

"А ваше имя?"

"Я никак не зовусь; я - никто. Я - хуже (hůř), чем (než) никто, я крысолов."

Мужчина, который так говорил, стоял с поднятой (vzpřímený "держащийся прямо") головой перед воротами дома, в которых (nichž - локатив от jež "которые") в сумерках белела женская фигура. Смотрел на неё своими тёмными, испытующими (pátrat - "искать", "разыскивать") глазами. Он был высоким и стройным, ещё более стройным в своём облегающем бархатном кафтанишке (kabátek - от kabát "пальто", "пиджак" и т. п.) и в узких штанинах. Его руки были небольшими и нежными, как руки дамы. Он не имел при себе ни оружия (zbraň), ни посоха (hůl), хотя казалось (zdát se - "казаться"), что (že) он следует (досл. "приходит") издалека, по дорогам, которые (jež - мн. ж. р.) не были всегда (vždy) безопасными (jistý - "уверенный", "безопасный"). Зато он сжимал что-то длинное и изящное (ozdobný - "декоративный"), возбуждавшее любопытство женщины, с которой он разговаривал. То была дудка чужеземной работы, какой она доселе не видела.

"Крысолов!" - засмеялась женщина в дверях. "Вовремя прихо́дите в Гаммельн. Здесь нет (není) крысолова, зато крыс тут много. Объясните (vysvětlit - "объяснить") мне, крысолов (вокат.), откуда берутся крысы? Не бывало их раньше, как нам говорят. Правда", закончила она с улыбкой, "старые люди думают (mínit - "мнить"), что мир всё хуже и хуже (stále - "постоянно", horší - "худший")"

Крысолов пожал плечами.

"Откуда они, я не знаю. Однако (však) они в каждом из ваших домов. Они неустанно грызут; грызут внизу в подвалах, грызут там, где мы их не видим. Но они становятся назойливыми и тогда (pak) поднимаются (stoupat - "подниматься") выше. Вы готовите званый обед, свадьбу, крестины, (и что-нибудь ещё) почём мне знать? Представьте себе, что на банкете внезапно (náhle) появляются крысы с большими (досл. "длинными") ушами (boltec - "ушная раковина") и длинными усами. Это явление портит (kazit - "портить") аппетит (chuť), вы же понимаете..."

Да, вот это интересно.

Продолжение-то есть?

Цитата: Мечтатель от октября 16, 2018, 20:56
Продолжение-то есть?

Целиком, например, здесь http://babel.mml.ox.ac.uk/naughton/krysar.html

А я думал, что это что-то миниатюрное, размером с детскую сказку. Ну не знаю, тут большая мотивация нужна. Сам язык не очень труден. Но как бы ни поддавался язык, все равно такая работа требует времени.

Цитата: Мечтатель от октября 16, 2018, 21:20
Но как бы ни поддавался язык, все равно такая работа требует времени.

Да, я понимаю, времени у вас мало.

Цитата: Damaskin от октября 16, 2018, 21:22
Да, я понимаю, времени у вас мало.

Да, по всей вероятности значительно больше половины жизни уже прошло.

Цитата: Мечтатель от октября 16, 2018, 21:24
Да, по всей вероятности значительно больше половины жизни уже прошло.

Думаю, даже 2/3.

Цитата: Damaskin от октября 16, 2018, 21:29

Цитата: Мечтатель от октября 16, 2018, 21:24
Да, по всей вероятности значительно больше половины жизни уже прошло.

Думаю, даже 2/3.

Встречаются случаи долгожительства, и саму по себе такую возможность исключать не следует (и не нужно внушать себе, что человек живёт 70, 80 или сколько-либо ещё лет). И в то же время невозможно быть уверенным, что смертельная болезнь или несчастный случай не оборвут жизнь уже в этом или в следующем году. Но если брать среднюю статистику, то да, вероятнее всего миновало две трети, или даже несколько больше.

Поэтому времени всегда мало. Хотя сравнительно со многими другими людьми свободного времени у меня много. Но не бесконечно много. И если тратить время на перевод какого-либо текста, это означает, что придётся ради этого пожертвовать другими занятиями. Например, не увидеть новую старую кинокартину. Вот поэтому и важна мотивация, страсть к делу.

И я вовсе не утверждаю, что мне не нравится этот текст. Но я его впервые вижу в полном объёме, и сейчас сказать с моей стороны "я возьмусь это перевести" было бы очень странно. В подобных случаях лучше использовать небольшие рассказы, способные уместиться на одном скрине, вроде того, что я привёл в начале.

,,Ano," smála se žena ve dveřích. ,,Při svatbě Kateřiny objevila se pořádná krysa. Ženich byl bledý jako stěna a Kateřina padla do mdlob. Lidé nesnesou nic tak málo jako to, co jim kazí chuť; odhodlají se pak zavolat krysaře."

,,Připravujete svatbu nebo křtiny?" otázal se krysař náhle, bez přechodu.

Žena ve dvéřích se zasmála hlasitě.

,,Jste cizinec, je zřejmo, že jste cizinec. Nejsem vdána, krysaři."

Krysař se uklonil.

,,To nevadí... nijak to nevadí. Nuže, povolají krysaře. Krysař píská a píská, až vyvede všechnu havěť z jejich skrýší. Jde za ním jako omámená. Zavede ji do řeky, do Rýna, Dunaje, Havoly, Vesery. A dům je prostý krys."

Krysař opět se uklonil a jeho hlas zachvěl se nějakou elegií. Žena mlčela, pohrávajíc si větvičkou jasmínu.

"Да," смеялась женщина в дверях, "На свадьбе Катержины появилась порядочная крыса. Жених был бледен как стена, а Катержина упала в обморок. Люди ничто так (мало) не выносят, как то, что им портит аппетит; решаются тогда вызвать крысолова".

"Подготавливаете свадьбу или крестины?" - внезапно, без перехода, спросил крысолов.

Женщина в дверях громко рассмеялась.

"Вы чужак, очевидно, что чужак. Я не замужем, крысолов."

Крысолов поклонился.

"Это не мешает... никак не мешает. Итак, вызывают крысолова. Крысолов свистит и свистит, пока не выведет всю живность из её укрывищ. Она идёт за ним как одурманенная. Заводит её в реку - в Рейн, Дунай, Хафель, Везер. И дом свободен (пуст) от крыс."

В голосе крысолова затрепетало что-то элегичное, и он вновь поклонился. Женщина молчала, поигрывая веточкой жасмина..."

,,Ale je-li tomu tak, nepomyslí nikdo na krysaře. Krysař, cizinko, je muž, který nezůstává, ale jde. Lidé vidí ho rádi přicházet. Ale odcházeti vidí ho mnohem raději."

,,Opravdu?" řekla pouze. Znělo to jako povzbuzení a snad to ani povzbuzení nebylo. Ale krysař chápal to tak. Bledé jeho tváře se zbarvily; byla by to mohla pozorovat, nebýti temna.

,,Cítím to, cizinko. Lidé nemilují krysaře; bojí se ho pouze."

Děvče zasmálo se opět.

,,A čím to, že jdou krysy tak slepě za vámi, krysaři?"

Krysař ukázal na píšťalu, která oživla tímto pohybem.

,,Je to zvláštní nástroj," řekl.

Pohlédla zvědavě na mluvčího i na píšťalu. Dotkla se jí lehce.

,,Píšťala," řekla pak pohrdavě. ,,Pěkná píšťala. Ale nic více než píšťala."

,,Krysy mají dobrý sluch a má píšťala dobrý zvuk."

"Но даже если так (затрудняюсь установить точное значение этого оборота здесь), никто не подумает о крысолове. Крысолов, незнакомка, это муж, который не остаётся, но идёт. Люди рады видеть его приходящим. Но гораздо более рады видеть его уходящего."

"В самом деле?" лишь сказала она. Это прозвучало как подбадривание, и, вероятно, подбадривания и не было. Но крысолов понял это так. Бледные его щёки расцвели (окрасились); она могла бы это заметить, если бы не было темноты.

"Я чувствую это, чужеземка. Люди не любят крысолова; только боятся его."

Девушка снова рассмеялась.

"А чем это (вы делаете), что крысы так слепо идут за вами, крысолов?"

Крысолов показал на дудку, ожившую от этого движения.

"Это особенный инструмент", сказал он.

Она с любопытством посмотрела на говорившего и на дудку. Слегка прикоснулась к ней.

"Дудка", затем сказала она пренебрежительно. "Красивая дудка. Но не более чем дудка."

"У крыс хороший слух, а у моей дудки хороший звук."

Oči krysařovy zaplály podivným ohněm. Děvče ve dveřích maně ucouvlo. Větvička jasmínu v její ruce se chvěla.

,,Mám zvláštní nadání vyháněti krysy," pokračoval krysař. ,,Pískám občas na ni velmi smutné písně, písně všech krajů, kterými jsem prošel. A já prošel mnoha zeměmi; slunnými i ponurými, pláněmi a horami. Má píšťala zní tak tiše. Krysy slyší a jdou. Není takového krysaře mimo mne. Povím vám něco, cizinko, která se umíte tak zvonivě smáti. Nikdy jsem nepískal plným dechem; byl to vždy tlumený zvuk. Kdybych pískal plně, ne pouze krysy šly by za mnou."

Krysař domluvil. Oči uhasly a svěsil bezděčně ruce s píšťalou.

,,Nemám odvahy," dodal po chvilce. ,,Stalo by se něco krutého."

"Очи крысолова вспыхнули странным огнём. Девушка в дверях невольно попятилась. Веточка жасмина в её руке дрожала.

"У меня есть особенный дар изгнания крыс," продолжал крысолов. "Играю порой на ней очень грустные песни, песни всех краёв, которыми прошёл. А я прошёл многими землями; солнечными и хмурыми, равнинами и горами. Моя дудка звучит так тихо. Крысы слышат и идут. Нет такого крысолова, кроме меня. Скажу вам что-то, незнакомка (чужестранка), которая умеет так звонко смеяться. Никогда я не играл во весь дух; был то всегда приглушённый звук. Когда бы я ни заиграл сполна, не только крысы шли бы за мной."

Крысолов договорил. Очи погасли, и он невольно опустил руки с дудкой.

"Не отваживаюсь," добавил он через (несколько) мгновений. "Случилось бы нечто лютое."

Цитата: Мечтатель от октября 17, 2018, 19:19
Ale je-li tomu tak, nepomyslí nikdo na krysaře.
Но даже если так (затрудняюсь установить точное значение этого оборота здесь), никто не подумает о крысолове.

Мне кажется, здесь нет "даже". "А раз так" или "А если это так".

Děvce stálo zamlklé a nespouštělo očí z píšťaly a krysaře. Když krysař mlčel, řekla zcela tiše:

,,Líbíte se mi, krysaři. Nežli přišel soumrak, viděla jsem ve vašich černých vlasech stříbrné nitky. Nežli jste promluvil, pozorovala jsem na vašem čele vrásky. Ale přesto se mi líbíte. Milovalo vás jistě mnoho žen." ,,Snad," odvětil krysař. ,,Nepamatuji se." Slova krysařova měla podivný a jímavý přízvuk. Děvče zvážnělo. Naklonilo se ke krysaři, takže cítil téměř horký jeho dech.

,,Líbíte se mi, krysaři," děla. ,,Ale na vašem místě zapískala bych na píšťalu — plně — vší silou —"

"Девушка стала молчаливой и не спускала глаз с дудки и крысолова. Когда крысолов (за)молчал, она сказала совсем тихо:

"Вы мне нравитесь, крысолов. Прежде чем наступили сумерки, я видела в ваших чёрных волосах серебряные нити. Прежде чем вы заговорили, я заметила на вашем челе морщинки. Но всё-таки вы мне нравитесь. Много женщин, наверное, вас любило."

"Возможно", ответил крысолов. "Не помню." У слов крысолова была странная и волнующая интонация.  Девушка посерьёзнела. Склонилась к крысолову - так, что теперь чувствовалось его жаркое дыхание.

"Вы мне нравитесь, крысолов," она произнесла. "Но на вашем месте я заиграла бы на дудке - сполна - во всю мочь..."

Цитата: Damaskin от октября 17, 2018, 19:53
Мне кажется, здесь нет "даже". "А раз так" или "А если это так".

Ну да, как-то так, наверное.

,,Víte, co by to znamenalo?" otázal se krysař temným hlasem. ,,Já to nevím. Vím pouze, že mne časem pojímá úzkost. Hledím na svou píšťalu jako na něco, co mnohé zahubilo a co ještě mnohé zahubí. A pak se usměji. Není to nic než právě pěkná píšťala, sama jste to řekla. A já nejsem více než krysař, který má odvádět nezvané hosty. Krysař, který jako Ahasver jde z města do města, z jihu na sever, ze západu na východ. A jako Ahasver nemám stání. Pobyl jsem zde příliš dlouho, cizinko."

,,Ne," pravila. A pak šeptala tiše: ,,Říkejte mi Agnes." ,,Agnes —," řekl. Mluvil měkce a hudebně. V jeho ústech vše nabývalo kouzla. Hleděla na něho napjatě. ,,Odejdete záhy z Hameln?" ,,Nevím," řekl. ,,Není to v mé vůli. A — —" Odpověděla pohledem.

Usmála se svěžím a čistým smíchem mládí a radosti. Znělo to jako zvony vzkříšení.

,,Myslím, že tu máte co činiti; je tu mnoho krys." A vážněji dodala: ,,Zůstaňte, krysaři."

"Знаете, что бы это значило?" глухим голосом спросил крысолов. "Я этого не знаю. Знаю только, что иногда меня охватывает тоска. Гляжу на свою дудку как на нечто, погубившее многих, и на то, что ещё многих погубит. А потом улыбаюсь. Это только действительно красивая дудка, вы сами сказали. А я не более чем крысолов, который должен увести незваных гостей. Крысолов, который идёт, как Агасфер, от города к городу, с юга на север, с запада на восток. И, как у Агасфера, нет у меня пристанища. Пробыл я здесь слишком долго, незнакомка."

"Нет", сказала она. И затем тихо прошептала: "Зовите меня Агнес." "Агнес-," произнёс он. Молвил мягко и мелодично (музыкально). В его устах всё обретало очарование. Она смотрела на него с напряжением. "Уйдёте из Гамельна рано?". "Не знаю,", сказал он. "То не в моей воле. А --" Она ответила взглядом.

Засмеялась свежим и чистым смехом молодости и радости. Прозвучало это как колокола воскресения.

"Думаю, что здесь у вас будет, чем заняться; здесь много крыс." И более серьёзно добавила: "Останьтесь, крысолов."

Neodpovídal. Zraky jejich se utkaly. Hleděla neklidně a tázavě do planoucího krysařova zraku. Větvička jasmínu chvěla se v její ruce. ,,Mám milence," řekla. Krysař ji vzal za ruku.

,,Nechci ho viděti. Nechci o něm slyšeti. Vím, že je na světě mnoho šeredných věcí. Co je mi po tom, nepřijdou-li mi do cesty. Nechci ho viděti. Ale kdybych ho viděl..."

Hlas krysařův zesmutněl a ztemněl. Znělo to vážně a varovně jako hrana.

,,Ne," vydechla. Ale nebylo jisto, co znamenalo toto ne. Ocitli se na prudkém spádu, kde nečiní se kroky, kde zbývá pouze let. Podržel její ruku ve své a nechala mu ji. Stiskl. Stiskl ji prudce a vášnivě, že by byla vykřikla bolestí. Opakovala přesto stisknutí. Tato bolest ji omamovala.

,,Agnes — —," řekl. Znělo to jako otázka a jako prosba. Pohlédla na něho a usmála se. ,,Ano," řekla. A bylo zřejmo, co znamenalo toto ano. Bylo zcela nahé, bez ostychu a bez výhrad. A děvče ve dveřích podalo krysaři snítku jasmínu.

"Он не ответил. Взгляды их столкнулись. Она смотрела беспокойно и вопрошающе навстречу горящему взору крысолова. Веточка жасмина дрожала в её руке. "У меня есть любимый," сказала она. Крысолов взял её за руку.

"Не хочу его видеть. Не хочу о нём слышать. Знаю, что есть на свете много скверных вещей. Что мне до того (?), не перейдут ли мне дорогу. Не хочу его видеть. Но если бы я его увидел..."

Голос крысолова стал печальным и глухим. Звучало это серьёзно и остерегающе, как погребальный звон.

"Нет," выдохнула она. Но не было ясно, что значило это "нет". Они очутились на крутом склоне, где не нужны шаги, где остаётся лишь полёт. Он подержал её руку в своей, и она оставила её. Сжал. Сжал её резко и страстно, что она могла бы вскрикнуть от боли. Несмотря на это она повторила (opakovat - "повторить") пожатие. Эта боль её одурманивала.

"Агнес --," он произнёс. Прозвучало это как вопрос и как просьба. Она глянула на него и улыбнулась. "Да", сказала она. И было очевидно, что означало это "да". Оно было совсем обнажённым, без стеснения и без оговорок. И девушка в дверях подала крысолову жасминовую веточку."

2

Byl to kout v dobrém hanzovním městě Hameln, kout tichý a opuštěný, skoro jako by města nebylo. Těžké vozy nehrčely tudy s náklady zboží; nehlučely tu trhy a nejezdili zde jezdci v bohaté zbroji. Ani procesí tudy nechodila. Pouze hlas zvonu zněl sem z chrámu svaté Trojice v Hameln, hlas vážný a zádumčivý, ale z těch hlasů, kterým, poněvadž jsme je často slyšeli, zapomínáme naslouchati. Aspoň Agnes, otevřela-li své okénko, slyšela spíše jiné hlasy.

Bylať pod jejími okny zahrada v květu, kde zpívali jí ptáci, kde vše bzučelo životem a úsměvy na její pozdrav. V zahradě bylo tolik vůní, z nichž kterákoli dovedla opojovati. A Agnes se zdálo, že je květem mezi květy a vůní mezi vůněmi.

Byl tu také dům s prejzovou střechou, starý a skrytý zelení kaštanů. Ale tento dům dovedl tak náhle zjasněti a otevříti se v slunci.

Matka krásné Agnes, žena znavená spíše nežli lety smutnými příběhy, na které vzpomínala s hrůzou a steskem, chvěla se zimomřivě a ploužila se domem jako stín. Slunce a světlo ji lekalo; prchala před ním jako noční pták.

Ale Agnes nezdálo se nic lekati, hleděla s důvěřivým úsměvem do příštích dnů.

"То был угол в добром ганзейском городе Гамельне, угол тихий и заброшенный, как будто города почти не было. Тяжёлые телеги, нагруженные товарами, не громыхали тем путём; не шумели там рынки и не проезжали здесь всадники в богатых доспехах. Даже и крестным ходом тут не ходили. Лишь голос колокола доносился сюда от храма Св. Троицы в Гамельне, голос солидный и задумчивый, но из тех голосов, к которым, так как мы часто их слышали, мы забываем прислушиваться. По крайней мере Агнес, если она открывала своё окошко, слышала скорее другие голоса.

Под её окнами был сад в цвету, где пели ей птицы, где всё звенело жизнью и улыбками (в ответ) на её приветствие. В саду было столько запахов, какой угодно из них мог опьянить. И Агнес казалось, что она - цветок среди цветков, аромат среди ароматов.

Был там также дом с черепичной крышей, старый и скрытый (за) зелёными каштанами. (Но этот дом мог так внезапно проясниться и открыться на солнце.)

Мать прекрасной Агнес -  женщина, изнурённая не годами, а скорее печальными событиями, о которых она вспоминала с ужасом и тоской - зябко дрожала и перемещалась по дому подобно тени. Солнце и свет её пугали; она бежала от них словно ночная птица.

Но Агнес ничто не казалось пугающим, она глядела с доверчивой улыбкой в грядущие дни."

A krysař stále pobýval v Hameln.

Vyháněl krysy.

Byla to událost pro Hameln. Děti a staří provázeli ho na jeho cestách. Děti a staří divili se krysám, které šly za ním slepě do záhuby, fascinovány jeho píšťalou, sotva více slyšitelnou pro dobré a počestné občany města nežli vzdálené bzučení hmyzu.

A vlny řeky přijaly krysy a pohltily je. — Vlny řeky je přijaly a nesly do moře, do vzdáleného moře; nikdy už neporuší dobré chuti ctihodných kupců hanzovního města.

Krysař vyháněl krysy; ale kromě toho byl jiný důvod jeho pobytu v Hameln.


"А крысолов постоянно бывал в Гамельне.

Изгонял крыс.

Для Гамельна это было событием. Дети и старики сопровождали его на его путях. И стар, и млад дивились крысам, которые слепо шли за ним к погибели, зачарованные его дудкой, для добрых и честных граждан города едва более слышной, чем отдалённое жужжание насекомого.

И волны реки приняли крыс и поглотили их. - Волны реки приняли их и несли к морю, к отдалённому морю; никогда уже не повредят они приятному аппетиту достопочтенных купцов ганзейского города.

Крысолов изгонял крыс; но, кроме того, была другая причина его пребывания в Гамельне."

III

Sepp Jörgen, rybář, bydlil na břehu Vesery tam, kde se sbíhala s Havolou. Měl malý a chudý domek. Vedl život ubohý a nuzný.

Lidé všech cechů v Hameln posmívali se ubožáku. Chápal tak příliš těžko. Byl to dobrý, ale těžkopádný hoch. Říkali, že se usmívá a pláče až příštího dne. A měli pravdu.

Co se týče ryb, nebylo třeba myšlenek. Bylo třeba rozhoditi sítě a čekat. Čekat Sepp Jörgen uměl jako málokdo. Čekal trpělivě a odevzdaně; dočekal se však málokdy čeho. Říkají, že se tak děje těm, kdo odevzdaně a trpělivě čekají.

"Зепп Йорген, рыбак, жил на берегу Везера - там, где он сливается с Хафелем. Имел маленький и бедный домишко. Жизнь вёл убогую и полную нужды.

Люди всех цехов в Гамельне посмеивались над горемыкой. Соображал он чересчур тяжело. Это был добрый, но неуклюжий парень. Говорили, что он улыбается и плачет на следующий день. И были правы.

Что касается рыб, в думах не было нужды. Требовалось раскинуть сеть и ждать. Ждать Зепп Йорген умел как мало кто. Ждал терпеливо и покорно; однако ж редко когда дожидался. Говорят, что так происходит с теми, кто покорно и терпеливо ждут."

Ale Sepp Jörgen neztrácel trpělivosti. Chápal, že den se musí podobat dnu a noc noci. Chápal, že se rodí někteří k štěstí a jiní ke strastem. Chápal, že jsou páni v nádherných kožiších a krásných řetězích na radnici, kteří poroučejí, a že je chudina v temných, vlhkých doupatech, které nutno poslouchat. To vše chápal, poněvadž viděl to po celý svůj život.

Věděl také, že je nutno vyhnout se z cesty, jedou-li po říšské silnici opilí lancknechti. To všechno věděl, třeba byl nechápavý hoch.

A věděl posléze, že se mu všichni posmívají. Druhové rybáři, děvčata v Hameln. Bolelo ho to časem a bylo těžko říci, co více bolelo. Svíral často pěsti a také srdce mu to mnohdy svíralo. Naneštěstí, dík neblahému určení Seppa Jörgena, až příští den. A tak odcházeli klidně muži, když ho uráželi, a ženy, které by byl mohl milovat, mizely v dáli. Bylo to určení rybářovo. A neuniknete určení.

"Но Зепп Йорген не терял терпеливости. Он понимал, что день должен походить на день, а ночь на ночь. Понимал, что некоторые рождаются на счастье, а другие на страдания. Понимал, что есть господа в роскошных шубах и красивых цепях в ратуше, которые приказывают, и есть беднота в тёмных, сырых норах, которой нужно слушаться. Всё это он схватывал, потому что видел это всю свою жизнь.

Он знал также, что надобно посторониться с дороги, если едут по имперскому тракту пьяные ландскнехты. Всё это он знал, хоть и был непонятливым парнем.

И, наконец, он знал, что все над ним насмехаются. Товарищи рыбаки, девчата из Гамельна. Иногда это его мучило, и трудно было сказать, что больше мучило. Он часто сжимал кулаки, и также не раз это сжимало ему сердце. К несчастью, благодаря худой судьбине Зеппа Йоргена, на следующий день. И так уходили спокойно мужчины, когда его оскорбили, и женщины, которых он мог бы любить, исчезали вдалеке. Было то участью рыбака. И неизбежной участью."

A přece Sepp Jörgen byl statný hoch, silných svalů, pevných pěstí. Statný a ne ošklivý hoch, hoch dobrého srdce a dobrých, poněkud zalekaných očí.

Vše, co měl, byl drozd v kleci, kterého úzkostlivě ošetřoval. Dovedl to, poněvadž to vše bylo jednoduché a prosté, den co den stejné a den co den krásné, jak se aspoň Jörgenovi zdálo. Drozd v kleci se mu neposmíval ani ho neranil. A bylo-li rybáři krušno a těžko, dovedl utišiti poněkud jeho pošetilé srdce. Rybář Jörgen naslouchal zpěvu konejšivému a jasnému. Zapomínal na špatný lov, na svoji nouzi, na urážky všech v Hameln a na krásné dívky, které měli jiní a nikdy on. Usmíval se, ukolébán zpěvem; a vše se na ubohého usmívalo. Ženy přicházely a líbaly ho.

Pták zpíval.

A Sepp Jörgen žil, ničeho dále nečekaje.

"И всё же Зепп Йорген был статным малым, с сильными мышцами, с крепкими кулаками. Статный, не уродливый парень - юноша с добрым сердцем и добрыми, немного испуганными глазами.

Всё, что у него было - это дрозд в клетке, за которым он старательно ухаживал. Он справлялся с этим, так как всё это было нехитро и просто, изо дня в день одинаково и изо дня в день прекрасно, как по крайней мере казалось Йоргену. Дрозд в клетке над ним не смеялся, как и не ранил. А если рыбаку было трудно и тяжко, (дрозд) был способен немного утихомирить его безумное сердце. Рыбак прислушивался к пению успокаивающему и ясному. Забывал о худом улове, о своей нужде, об обидах всех в Гамельне, и о красивых девушках, которые были у других и никогда у него. Он улыбался, убаюканный пением; и всё улыбалось убогому. Женщины приходили и целовали его.

Птица пела.

И Зепп Йорген жил, ничего более не ожидая."

IV

Milenec jmenoval se Kristián. Říkali mu dlouhý Kristián.

Měl plavé vlasy a modré oči. Měl všechno, co může míti občan v Hameln: počestné rodiče a zachovalé jméno a úctu k radnici a kostelu. Byl zaměstnán v obchodě svého strýce v podloubí náměstí v Hameln. Byl to soukenný obchod, známý široko daleko. A ježto strýc Kristiánův byl bezdětek, kojil se Kristián nadějí, že se stane dědicem. Chyba byla ta, že strýc Ondřej, třeba nemladý, neustával ve svých záletech kupce, který může platiti, záletech pohoršujících město tak ctihodné. Dlouhý Kristián činil, co mohl. Odváděl pokušení od strýcovy cesty. Dohodil mu pannu Gertrudu, letitou a prostou svůdnosti, za hospodyni. Strýc Ondřej měl tak málo času pro své lásky. A tak kolísal Kristián mezi úzkostí a nadějí. Kromě toho miloval Agnes.

Vypravoval jí o svých starostech a bezesných nocích, kdy myšlenka na svůdnice tlačila ho jako můra: vypravoval jí o záletech strýcových s pohoršením, kterého je schopen muž počestný a ohrožený dědic.

Agnes naslouchala.

Péčí její bylo, aby Kristián nevěděl o krysaři a krysař neuzřel Kristiána.

Kristián, pravda, mluvil občas o krysaři: o jeho zásluhách, jakož o tom, že řemeslo krysaře, třeba užitečné, nezdá se mu dost ctihodným a rozšafným.

Agnes naslouchala a souhlasila; Kristiánovi se aspoň zdálo toto mlčení souhlasem. Krysař byl stále ještě v Hameln. A dlouhý Kristián stále kolísal mezi úzkostí a nadějí.

"Имя возлюбленного было Кристиан. Называли его длинным Кристианом.

У него были светлые волосы и голубые глаза. Он имел всё, что может быть у гражданина в Гамельне: почтенных родственников , и честное имя, и уважение к ратуше и церкви. Был занят в лавке своего дяди в аркаде площади Гамельна. То была суконная лавка, известная далеко вокруг. И так как дядя Кристианов был бездетен, Кристиан питал надежду, что станет наследником. Изъян был в том, что дядюшка Ондржей, хоть и немолодой, не прекращал своего волокитства купца, способного платить, волокитства, возмущавшего столь достопочтенный город. Длинный Кристиан делал, что мог. Уводил соблазны с дядюшкиного пути. Приискал ему в хозяйки госпожу Гертруду, пожилую и лишённую привлекательности. Так у дяди Ондржея было немного времени для его любовных (историй). И так колебался Кристиан между тревогой и надеждой. Кроме того, он любил Агнес.

Он рассказывал ей о своих заботах и бессонных ночах, когда мысль о соблазнительницах угнетала его словно кошмар: рассказывал ей о дядюшкином волокитстве с негодованием, на которое способен мужчина целомудренный и поставленный под угрозу наследник.

Агнес слушала.

Заботой её было, чтобы Кристиан не узнал о крысолове, а крысолов не увидел Кристиана.

Кристиан, правда, иногда говорил о крысолове: о его заслугах, как и о том, что ремесло крысолова, хоть и полезное, не кажется ему достаточно уважаемым и благоразумным.

Агнес слушала и соглашалась; по крайней мере Кристиану это молчание казалось согласием. Крысолов был всё ещё в Гамельне. А длинный Кристиан всё колебался между тревогой и надеждой."

   

Цитата: Мечтатель от октября 18, 2018, 18:43
lásky

Я так понимаю, это дословно переводится "любови"?

V

Nad krásným hanzovnim městem Hameln, pýchou všech obyvatelů, týčí se vrch Koppel, který jest jejich nemenši pýchou.

V neděli opouštějí měšťané brány města a svátečně vyšňořeni stoupají na Koppel. Stoupání je prudké a pot řine se s jejich čel; ale jak krásný pohled odtud na celé město a na celý kraj!

Stoupati nutno sosnovým lesem, ztemnělým poněkud, a aniž by občané Hameln chápali, smutným. Ale nejsmutnější les pozbude smutného svého rázu, naplní-li ho veselé a rozvážné hovory kupců hanzovního města, ctihodných jejich manželek a dívek a jinochů hamelnských.

Nad touto sférou, vrcholnou pro většinu, poskytuje vrch Koppel jiné možnosti. Vyjdete náhle z lesa. Jdete roztroušenými balvany, zbloudilými sem před staletími. Vše je zde nahé, prosté a veliké. Usaďte se a pohleďte dolů na město. Vyhřívejte se na slunci a užívejte nedělního klidu. Neboť kdybyste kráčeli dále, dojdete k propasti.

Propast zeje, chladná a hluboká. Nedohlédnete do ní. A hodíte-li tam kámen, padá tak dlouho. Vrch Koppel má své tajemství; propast není prý pouze propastí, ale je cestou. Tak říkají někteří smělejšího ducha, odvažující se až k okraji a zkoumající hádanku Koppelu.

Nikdo však neví.

"Над прекрасным ганзейским городом Гамельном, гордостью всех жителей, высится гора Коппель, которая является не меньшей их гордостью.

В воскресенье покидают горожане ворота града и празднично наряженные поднимаются на Коппель. Восхождение круто, и пот льёт у них со лба; но как прекрасен вид оттуда на целый город и на весь край!

Подниматься нужно сосновым лесом, немного потемневшим, и (граждане Гамельна даже не поняли бы), печальным. Но и печальнейший лес утратит печальный свой характер, если заполнят его весёлые и рассудительные разговоры купцов ганзейского града, почтенных их супруг, и дев, и юношей гамельнских.

Над этой сферой, завершающей для большинства, гора Коппель предоставляет иные возможности. Выходите вдруг из леса. Идёте по рассыпанным валунам, заблудившимся здесь столетия назад. Всё здесь голо, просто и велико. Сядьте и взгляните вниз на город. Погрейтесь на солнце и насладитесь воскресным спокойствием. Потому что если бы вы ступили дальше, подошли бы к пропасти.

Пропасть зияет, холодная и глубокая. Не обозрите её. А если бросите туда камень, он падает так долго. У горы Коппель есть свои тайны; пропасть, якобы, не только пропасть, но и дорога. Так говорят некоторые самого смелого духа, отваживающиеся (подойти) к краю и исследующие загадку Коппеля.

Однако никто не знает."

Цитата: Damaskin от октября 18, 2018, 19:02

Цитата: Мечтатель от октября 18, 2018, 18:43
lásky

Я так понимаю, это дословно переводится "любови"?

Да, вот склонение:
(wikt/en) láska#Czech (https://en.wiktionary.org/wiki/l%C3%A1ska#Czech)

Цитата: Мечтатель от октября 18, 2018, 19:33

Цитата: Damaskin от октября 18, 2018, 19:02

Цитата: Мечтатель от октября 18, 2018, 18:43
lásky

Я так понимаю, это дословно переводится "любови"?

Да, вот склонение:
(wikt/en) láska#Czech (https://en.wiktionary.org/wiki/l%C3%A1ska#Czech)

Спасибо.

Říkají pouze, že cesta odtud vede pod zemí daleko. Daleko, daleko přes hory a řeky. Do Sedmihradska až. Ale říkají tak, nevědouce, od koho to slyšeli. Jisto, že nikdo dosud, pokud známo, nedokončil odvážné této cesty, jisto, že nikdo dosud nedospěl tudy do země sedmihradské.

Kteréhosi dne stanul krysař nad touto propastí.

Prošel sosnovým lesem a holým vrchem, kde se hřáli hadi v poledním slunci. Krysaře to pudilo dál a dále.

Stál až na okraji, mnohem dále, než se odvážil kdo z rodáků Hameln. Stál až na okraji a zdálo se, že mluví s propastí, milenkou sebevrahů.

Jisto je, že propast lákala krysaře; stál nad ní zamyšlen a sám. Občanům v Hameln nelíbil by se výraz jeho očí; nebyla tu pouze propast, ale byly tu dvě propasti.

"Говорят только, что дорога оттуда ведёт далеко под землёй. Далеко, далеко через горы и реки. До самого Семиградья (т. е. Трансильвании, "Siebenbürgen"). Но говорят так, не ведая, от кого это слышали. Определённо, что пока никто, насколько нам известно, не завершил отважного сего пути, верно, что никто пока не достиг этой дорогой земли Семиградской. 

В один из дней остановился крысолов над той пропастью.

Прошёл он сосновым лесом и голой горой, где в последних (лучах) солнца грелись змеи. Крысолова то побудило (идти) всё дальше и дальше.

Он стоял на (самом) краю, намного дальше, чем осмеливался кто-нибудь из уроженцев Гамельна. Он стоял на самом краю, и казалось, что он говорит с пропастью, возлюбленной самоубийц.

Определённо, пропасть манила крысолова; он стоял над ней задумчивый и одинокий. Гражданам в Гамельне не понравилось бы выражение его глаз; то была не только пропасть, но были там две пропасти."

VI

Onoho dne ležel Sepp Jörgen na palouku poblíž své chaty, hlavu maje opřenu o kupu sena. Seno vonělo a Jörgen usnul malátným a těžkým spánkem.

Stalo se tehdy, že na Jörgenův palouk zabloudila dvě děvčata z Hameln. Byla to Lora, dcera řezbáře Wolframa, a Kätchen, dcera pekaře Grilla. Obě měly plavý vlas a zvědavé oči a obě byly opilé mládím. Přicházely rozesmáté svou krásou a zkrásnělé svým smíchem. Spící rybář vzbudil jejich zvědavost. Připlížily se k spícímu po špičkách a dívaly se do jeho tváře — —

Spící neuslyšel kroků. Jeho prsa zdvihala se a klesala v pravidelném rytmu; jeho košile byla rozhalena; bylo viděti jeho zarostlá a mohutně klenutá prsa.

Lora Wolframová přisedla k spícímu. Sklonila se svým mladým a pružným tělem nad ním, zatajujíc dech, aby ho neprobudila. Ale opatrnost tato byla zbytečná. Sepp Jörgen se neprobudil. Také Kätchen nabyla odvahy. Dotkla se měkkou svou rukou lehce kučeravých vlasů spícího. Zachvěl se lehce, jakoby pod dotekem něčeho chladného a ošklivého. A přece ruce Kätchen nebyly ani chladné, ani ošklivé. Všichni v Hameln znali naopak krásné její ruce.

Ale Sepp Jörgen přes toto zachvění se neprobudil.

"В тот день лежал Зепп Йорген на лужайке поблизости от своей лачуги, прислонив голову на копну сена. Сено пахло, и Йорген уснул слабым и тяжёлым сном.

Случилось тогда, что на Йоргенову лужайку забрели две девицы из Гамельна. То была Лора, дочь резчика Вольфрама, и Кэтхен, дочь пекаря Грилля. У обеих были светлый волос и любопытные очи, и обе были опьянены молодостью. Они проходили, смеясь от своей красы и становясь ещё краше от своего смеха. Спящий рыболов пробудил их любопытство. Они подкрались к спящему на цыпочках и посмотрели на его лицо--

Спящий не услышал шагов. Его грудь поднималась и опускалась в равномерном ритме; его рубаха была распахнута; было видно его заросшую и могучую выпуклую грудь.

Лора Вольфрамова подсела к спящему. Наклонилась над ним своим юным и гибким телом, затаив дыхание, чтобы его не разбудить. Однако предосторожность та была излишней. Зепп Йорген не проснулся. Также и Кэтхен набралась смелости. Она легко коснулась мягкой своей рукой кудрявых волос спящего. Он слегка вздрогнул, будто от соприкосновения с чем-то холодным и отвратительным. А ведь руки Кэтхен не были ни холодными, ни противными. Напротив, все в Гамельне знали прекрасные её руки.

Но Зепп Йорген не проснулся от этого содрогания."

Oči děvčat hořely zvláštním ohněm. Tento muž, tak blízký a tak lhostejný, dráždil v spánku zájem, kterého nikdy neprobudil bdící. Zdálo se, že vše malicherné, směšné a titěrné, co se pojilo k jeho jménu, bezvědomím spáčovým se tratí; zbyl tu muž, odpočívající v kupě sena.

,,Kdyby to nebyl Jörgen," pravila Kätchen, krčíc rameny.

A Lora, dcera řezbáře Wolframa, opakovala: ,,Kdyby to nebyl Jörgen."

Seděly chvíli nad spícím, roztoužené a snad něžné, drážděny neurčitými sny o rozkoši a lásce. Vlna opojení zaplavila mladá jejich těla. Cosi je pudilo do náruče silného a svalnatého hocha.

A seno vonělo a posečené květy v něm.

,,Kdyby to nebyl Jörgen," opakovala Kätchen trochu lítostivě, ,,bylo by možno ho milovat. Není ošklivý. A jistěže málokdo by se mu mohl silou rovnat. Pravili mi, že s Jörgenem nejsou žerty."


"Очи девушек горели странным огнём. Этот мужчина, настолько близкий и настолько равнодушный, вызывал во сне интерес, который никогда не возбуждал бодрствующий. Казалось, что всё пустяковое, смешное и ничтожное, что связалось с его именем, от беспамятства спящего исчезает; остался же тут мужчина, отдыхающий в копне сена.

"Если бы это не был Йорген," произнесла Кэтхен, пожимая плечами.

И Лора, дочь резчика Вольфрама, повторила: ""Если бы это не был Йорген."

Они посидели минуту над спящим, обуреваемые томлением и, возможно, разнежившиеся, возбуждённые неопределёнными мечтами о наслаждении и любви. Волна опьянения затопила юные их тела. Что-то тянуло их в объятия сильного и мускулистого парня.

А сено пахло, и скошенные цветы в нём.

"Если бы это не был Йорген," повторила Кэтхен с немного бо́льшим сожалением, "можно было бы его любить. Он не противен. И наверное мало кто мог бы равняться с ним силой. Мне говорили, что с Йоргеном не до шуток."

,,— — Příštího dne," mínila Lora. ,,Činí vše o den později. Ožení-li se kdy, tedy jistě si na svou nevěstu vzpomene až příštího dne. Chudáček, bude mít smutnou svatební noc!"

Slova Lořina, končící dušeným smíchem, probudila spáče. Prvý okamžik hleděl naprosto nejistě, neuvědomiv si místa ani času. Zíral na rozehřáté tváře děvčat podivným, užaslým pohledem. To bylo příliš mnoho pro bujný rozmar dívek z Hameln. Vypukly v nehorázný smích, smích daleko slyšitelný, v zdravý, smyslný a překypující smích, smích ženy, která by ráda hřešila.

Nechápavě a němě hleděl rybář na smíšky. Pak povstával pomalu a ještě všecek zahleděn na Kätchen a Loru. Ale to přesahovalo míru. Kätchen a Lora vzpomněly si náhle, že nebylo by radno dáti se spatřiti v společnosti Seppa Jörgena, jehož směšnost vynikla tak náhle u bdícího. Zmizely, dříve než Jörgen se mohl vzpamatovati. Ale ještě z dálky bylo možno slyšet jejich neukrotitelný smích.

Sepp Jörgen stál a nechápal; bylo tomu vždycky tak.

"--На следующий день," подумала (mínit - "иметь в виду", "предполагать", "думать") Лора. "Делает всё на день позднее. Если когда-нибудь женится, стало быть и о своей невесте вспомнит на следующий день. Бедняжечка, у него будет печальная свадебная ночь!"

Слова Лорины, завершившиеся приглушённым смехом, разбудили спящего. Первое мгновение он смотрел совершенно неуверенно, не осознавая ни места, (где он находился), ни времени. Взирал на разгорячённые лица девушек странным, изумлённым взглядом. Этого было чересчур много для оживлённого настроя девушек из Гамельна. Они прыснули несуразным смехом, смехом далеко слышавшимся - здоровым, чувственным и (переполненным) смехом женщины, которая рада была бы согрешить.

Непонимающе и немо глядел рыбак на хохотушек. Затем начал понемногу привставать, всё ещё уставившись на Кэтхен и Лору. Но это уже превышало меру. Кэтхен и Лора вдруг вспомнили, что не следовало бы позволить себе быть замеченными в обществе Зеппа Йоргена, чья смехотворность так внезапно (выделилась, отличилась) у бодрствующего. Они исчезли, прежде чем Йорген сумел опомниться. Но ещё издалека можно было услышать их неукротимый смех.

Зепп Йорген стоял и не соображал; всегда с ним было так."

VII

Noc byla vlahá a měsíčná. Náměstí v Hameln bylo pusté. Ponocný minul starou, pamětihodnou kašnu, pýchu Hamelnských, kašnu s Neptunem a tritony. Zmizel někde v podloubí. Pak bylo ticho.

Pouze u vrat domu řezbáře Wolframa (také počestný mistr pekařský Grill v něm měl svůj krámek!) choulilo se cosi jako člověk, ale zhroucené nějak a nelidské. Mělo to oči, oh, jaké žíznivé oči, upřené na jediný bod!

Když ponocný pískal opodál půlnoc, mihl se pod podloubím soukeník Ondřej, bera se někam k ženkám sídlícím u Svatého ducha. Jeho kroky přerušily noční ticho; ale to, co bylo zhrouceno, neohlédlo se ani.

"Ночь была тёплой и лунной. Площадь в Гамельне была пуста. Ночной сторож прошёл мимо старинного, достопамятного фонтана, гордости гамельнчан, фонтана с Нептуном и тритонами. Исчез где-то в аркаде. Затем настала тишина.

Только у ворот дома резчика Вольфрама (также и уважаемый мастер пекарского (ремесла) Грилль имел там свою лавочку!) жалось что-то человекоподобное, но какое-то сокрушенное и нечеловеческое. У него были глаза, ох, какие жаждущие глаза, устремлённые в одну точку!

Когда сторож просвистел поодаль полночь, мелькнул под аркадой суконщик Ондржей, пробираясь куда-нибудь к бабёнкам, проживающим у Святого Духа. Его шаги нарушили ночную тишину: но то, что было сокрушено, и не оглянулось."

Pak tu šel ponocný; očekávání jakési zbystřilo jeho kroky. Ale než ještě došel k zhroucenému, ochabla jeho pozornost a zájem. Pokrčil rameny a bral se dále. Nebylo spropitného, nebylo ničeho. Byl to pouze Sepp Jörgen.

Nemluvil. Hleděl na vrata, jako by byla v jeho pohledu moc je otevříti. Ale vrata byla dobře zamčena. Řezbář Wolfram a pekař Grill zajisté spali; možná, že také Kätchen a Lora. Rozhodně byla okna zavřena a nebylo chuti je otevříti.

Seppa Jörgena nenapadl ostatně dětinský pokus vzbuditi pozornost. Zajisté, že zde byly drobné kaménky, vhodné k upozornění. Ale je marno a celkem zbytečno upozorňovati ženu, která nečeká. Sepp Jörgen, třeba nemoudrý, to chápal.

Sepp Jörgen sebou nehýbal; neznamenalo to, že by čekal.

Tu se mihl za jeho zády stín, dlouhý a ironický stín, vržený krysařem.

Krysař bloudil ulicemi; krysař míval neklidné noci. Krysař sklonil se nad Seppem Jörgenem, mumlajícím tichá, a přece vášnivá slova:

"Затем там снова прошёл сторож; какое-то ожидание напрягло его шаги. Но прежде чем он подошёл к сокрушённому, его внимание и интерес ослабли. Он пожал плечами и направился далее. Не было чаевых - не было ничего. То был всего лишь Зепп Йорген.

Он не говорил. Он смотрел на ворота, как будто в его взгляде была сила открыть их. Но ворота были хорошо заперты. Резчик Вольфрам и пекарь Грилль, конечно, спали; Кэтхен и Лора, возможно, тоже. Окна были решительно затворены и не было охоты их открыть.

К тому же Зеппу Йоргену не приходила в голову ребяческая попытка возбудить внимание. Наверное, тут были мелкие камешки, подходящие для этого. Но тщетно и в целом бесполезно привлекать внимание женщины, которая не ожидает. Зепп Йорген, хоть и немудрящий, это понимал.

Зепп Йорген не шевелился; это не означало, что он выжидал.

Тут у него за спиной мелькнула тень, длинная и ироничная тень, отброшенная крысоловом.

Крысолов блуждал по улицам; у крысолова бывали беспокойные ночи. Крысолов склонился над Зеппом Йоргеном, бормочущим тихие и всё же полные страсти слова:..."

Да, в мультфильме все куда менее детально. А рыбак скорее похож на этакого даоса. И вообще атмосфера более мрачная.

,,Smějete se, ano — — Smějete se Seppu Jörgenovi. Znám vás: Jsi Lora, dcera řezbáře Wolframa. Jsi Kätchen, dcera pekaře Grilla. Jste krásné... a krásnější, smějete-li se. Je zbytečno říkat vám to, poněvadž o tom příliš dobře víte. Ale je něco, čeho nevíte a co Sepp Jörgen vám poví. Smějete se, ale není radno smáti se muži, třeba by to byl pouze Jörgen. — Je pravda, že chápu pomalu, je pravda, že říkám teprve dnes, co jsem měl včera říci. A vy jste odešly, aniž bych vám odhalil svou bolest. — Neposloucháte, když mluvím; propásl jsem svůj čas, jako vždycky. Mnoho lidi se mi už proto smálo; ale není smíchu, jenž by tolik dráždil jako smích ženy! Oh, jak jste se smály! Krev mi stoupá do hlavy a moje pěst se bezděčně svírá. — Jsem rybář, ano — ale mám pěsti... takové pěsti mám, že by mohly krásně hrdlo zaškrtit — bílé, krásné hrdlo, jaké u vás tuším.

Proč jste přišly na můj palouk? Nevolal jsem vás. Nehledal jsem vás. Nečekal. Přišly jste a sklonily se nad mou tvář. Snil jsem; měl jsem krásné a růžové sny, sny, jaké mívám, když mi zpívá drozd. Ale musím vám říci, že není už drozda. Zaškrtil jsem nejprve drozda. Bylo to vše, co jsem měl. Nezazpívá už. Nepotěší. V mé chatě bude ticho a mrtvo. Zkusil jsem sílu svých rukou. Je tak krásné rdousiti. Procitl jsem ze sna. Jak rezavý to byl smích! Jako by se smálo tisíc ďáblů.

A byly to pouze dvě ženy.

Není radno smát se muži, třeba to byl Jörgen. — Nyní je noc a vy spíte; ale co kdyby přišlo ráno a Jörgen nepohnul se z místa? A kdo vám praví, že ten prokletý smích přestane mi zníti v uších? Nepřestane-li, běda, Loro, běda, Kätchen!

Můj drozd je mrtev; vše je mrtvo, co jsem měl. Slyším jen smích... rezavý, pekelný smích — —"

"Вы смеётесь, да -- Смеётесь над Зеппом Йоргеном. Я знаю вас: Ты - Лора, дочь резчика Вольфрама. А ты - Кэтхен, дочь пекаря Грилля. Вы красивые... и ещё красивее, когда смеётесь. Напрасно вам говорить это, потому что вы об этом слишком хорошо знаете. Но есть что-то, чего вы не знаете, и что Зепп Йорген вам скажет. Вы смеётесь, но не следует смеяться над мужчиной, хоть бы это был всего лишь Зепп Йорген. - Это правда, что я понимаю немного, правда, что я говорю только сегодня то, что нужно было сказать вчера. А вы ушли, и (не смог бы) я раскрыть вам свою боль. - Вы не слушаете (сейчас), когда я говорю; прозевал я свой час, как всегда. Уж много людей поэтому надо мной смеялось; но нет смеха, который бы так дразнил, как смех женщины! Ох, как же вы смеялись! Кровь бросается мне в голову, и невольно сжимается кулак. - Да, я рыбак - но у меня есть кулаки... у меня такие руки, что прекрасно могли бы придушить шею - белую, красивую шею, какая, предполагаю, есть у вас.

Зачем вы пришли на мою лужайку? Я вас не звал. Я вас не искал. Не ждал. Вы пришли и склонились над моим лицом. Я видел сны; я видел прекрасные и розовые сны - какие у меня бывают, когда мне поёт дрозд. Но должен вам сказать, что дрозда уже нет. Сперва я задушил дрозда. Это было всё, что я имел. Он уже не запоёт. Не порадует. В моей избе будет тихо и мертво. Испытал я силу своих рук. Так здорово давить. Я пробудился ото сна. Как ржавый был тот смех! Как будто хохотала тысяча чертей.

А были это только две женщины.

Нельзя смеяться над мужчиной, хотя бы это был Йорген. - Сейчас ночь, и вы спите; но (если бы) наступило утро и Йорген не двинулся с места? И кто вам говорит, что тот проклятый смех перестанет раздаваться у меня в ушах? Если не перестанет - беда, Лора, беда, Кэтхен!

Мой дрозд мёртв; всё мертво, что у меня было. Я только слышу смех... ржавый, адский смех..."

Цитата: Damaskin от октября 19, 2018, 13:24
Да, в мультфильме все куда менее детально. А рыбак скорее похож на этакого даоса. И вообще атмосфера более мрачная.

Да, мрачновато.
Уже интересно, что там будет дальше, но я сознательно не заглядываю вперёд. Нельзя исключать, что таким образом удастся пройти всю книгу (приблизительно четверть произведения уже позади).

Цитата: Мечтатель от октября 19, 2018, 15:10
Уже интересно, что там будет дальше, но я сознательно не заглядываю вперёд. Нельзя исключать, что таким образом удастся пройти всю книгу (приблизительно четверть произведения уже позади).

Мне интересно, насколько концовка повести совпадает с концовкой мультфильма. В мультфильме она отличается от классической (когда Крысолов уводит детей из города).

Krysař sáhl měkce na rameno rybářovo.

,,Vstaň, Jörgene."

Rybář hleděl tupě a nechápavě; co mu chtěl krysař?

,,Vstaň, Jörgene," pokračoval krysař. ,,Prošel jsem mnoho krajů a viděl jsem mnoho měst. Pravím ti proto, abys vstal. Není dobře klečeti."

Rybář hleděl tupě a nechápal; výraz jeho tváře se nezměnil.

,,Tvá Kätchen a tvá Lora tě neuslyší. Spí. Kdyby tě uslyšely, tím hůře, Seppe Jörgene; muž, který klečí, není už docela mužem."

Ale Sepp Jörgen neslyšel, hleděl kamsi do oken nebo do prázdna.

,,Chceš-li, Jörgene, řeknu ti celé tajemství; pro dva lidi je jen určitá míra lásky: ohraničená a nezměnitelná.

Nemiluj přespříliš, chceš-li býti milován; vyčerpáš sám všechnu lásku, určenou pro dva. Přemíra lásky, kterou dáváš, ničí možnost lásky, kterou bys měl bráti; to ti radí krysař, který mnoho viděl. Buď, jaký chceš; nedopusť pouze, aby tě žena měla, místo co bys měl míti ženu ty. Bud, jaký chceš; ani zlý nemusíš býti. Je to zbytečně hrubé, rybáři. Ale jsi-li dobrý, hleď se skrýti. Vstaň, Jörgene!"

Ale rybář sebou nepohnul.

Na věži chrámu svaté Trojice odbíjely hodiny.

Krysař mávl rukou. Litoval, ale nedovedl pomoci zhroucené masce u nedoslýchavých vrat domu řezbáře Wolframa.

,,Sbohem, Jörgene. Není ti pomoci," řekl posléze. ,,Nebudeš šťasten; ostatně, co je na tom? Štěstí není vrchol. Snad jsi zrozen pro něco lepšího, nejsi-li zrozen pro štěstí."

A krysař odcházel.

Nezdálo se, že by si byl rybář všiml jeho odchodu. Chápal všechno příliš pozdě. Mumlal cosi jednotvárného a smutného do nočního ticha. Žvatlal slova lásky a nenávisti, žvatlal sliby a hrozby. Ale vše znělo marně do noci.

Krysař zaměřil zatím do tiché uličky, k domku, kde bydlila Agnes. Zaklepal na okno.

Okno se otevřelo a také dveře.

"Крысолов мягко прикоснулся к плечу рыбака.

"Встань, Йорген."

Рыбак смотрел тупо и непонимающе; чего от него хотел крысолов?

"Встань, Йорген," продолжал крысолов. "Я прошёл много стран и видел много городов. Я тебе говорю, чтобы ты встал. Негоже стоять на коленях."

Рыбак смотрел тупо и непонимающе; выражение его лица не изменилось.

"Твоя Кэтхен и твоя Лора тебя не услышат. Спи. А если бы они тебя услышали, тем было бы хуже, Зепп Йорген; мужчина, который стоит на коленях, уже вовсе не мужчина."

Но Зепп Йорген не слышал, глядел куда-то на окна или в пустоту.

"Если хочешь, Йорген, я скажу тебе целую тайну; для двух людей есть только определённая мера любви: ограниченная и неизменная.

Не люби чересчур, если хочешь быть любим; исчерпаешь один всю любовь, определённую для двоих. Переизбыток любви, которую даёшь, уничтожает возможность любви, которую ты (мог) бы брать; это тебе советует крысолов, который много видел. Будь, каким хочешь; не позволяй только, чтобы женщина владела тобой, вместо того, чтобы владел женщиной ты. Будь, каким хочешь; но ты не должен быть злым. Это попусту грубо, рыбак. Но если ты добр, постарайся скрыть. Встань, Йорген!"

Но рыбак не шелохнулся.

На башне Св. Троицы пробили часы.

Крысолов махнул рукой. Он сожалел, но не сумел помочь сокрушенной фигуре (маске) у глухих ворот дома резчика Вольфрама.

"Прощай, Йорген. Ничто тебе не поможет," сказал он напоследок. "Ты не будешь счастлив; впрочем, что в том? Счастье - это не вершина. Возможно, ты рождён для чего-то лучшего, если не рождён для счастья."

И крысолов ушёл.

Не было видно, что рыбак заметил его уход. До него всё доходило слишком поздно. Он бормотал что-то однообразное и тоскливое ночной тишине. Лепетал слова любви и ненависти, обещания и угрозы. Но для ночи всё звучало тщетно.

Крысолов направился затем на тихую улочку, к домику, где жила Агнес. Постучал в окно.

Окно отворилось, а также дверь."

VIII

V neděli, po slavné mši, bylo živo a rušno v hospodě U žíznivého člověka.

Hospoda U žíznivého člověka byla nejslavnější a nejoblíbenější z toho, co mělo hanzovní město Hameln. Nikde jste široko daleko nepopili lepšího vína; a kuchařka krčmy, Černá Líza, mohla se s kteroukoli měřiti. Ani hlavy obce nepohrdaly vstupem do klenuté síně hostinské; měly svůj stůl pečlivě chráněný před vetřelci. Ony okoušely první nově došlé sudy; ony pronášely závažné a rozhodné slovo ve věcech kuchyně a veřejného mínění.

V hostinci U žíznivého člověka uzavíraly se obchody, poněvadž opatrní a rozšafní občané Hameln teprve zde se rozehřívali; uzavíraly se zde sňatky, poněvadž opatrní a rozšafní občané města Hameln teprve zde počali pomýšlet na něco, co by se podobalo lásce asi tak, jako se vrabec podobá orlu. Jestliže občana města Hameln stihl smutek, šel popíti ke Konrádu Rögerovi (tak. se jmenoval zavalitý krčmář, dobrý človíček, který nepohrdal poklady vlastního sklepa!). Přihodilo-li se však něco radostného, bylo také popíti u Konráda Rögera. Nikdo nedovedl tak bujaře sdílet radost; oslavovaly se křtiny, a zdálo se, že křest koná se v domě Rögerově; oslavovaly se jmeniny, a podobalo se, že oslavuje Röger sám.

Bylo-li třeba popíjet tiše, nedovedl to nikdo tak jak Röger. Bylo-li nutno vypravovati příhody, znal hostinský nejrozmarnější a nejdovádivější. Krčmář jest něčím jako zpovědníkem. Röger měl v úctě zpovědní tajemství. Ale před ním nebylo roušky ani záhad. Prohlížel své spoluobčany veselýma a soucitnýma očima.

Byl to skromný muž, který, kdyby chtěl, mnoho by mohl. Ale Konrád Röger nechtěl než blaho krčmy U žíznivého člověka. Mluvilo se také o pletkách s Černou Lízou, ale kdy měl by krčmář čas hřešiti? Svůj den a svou noc, svůj úsměv i své slzy daroval hostům svojí krčmy.

"В воскресенье, после торжественной мессы, в трактире "У жаждущего человека" было оживлённо и шумно.

Трактир "У жаждущего человека" был самым знаменитым и самым излюбленным из того, что имелось у ганзейского града Гамельна. Нигде далеко вокруг вы не выпили бы лучшего вина; а кухарка корчмы, Чёрная Лиза, могла бы сравниться с кем угодно. Даже и главы общины не пренебрегали входом в сводчатые сени трактирные; у них был свой стол, старательно охранявшийся от чужаков. Они первыми отведывали новые дошедшие бочки; они произносили важное и решительное слово по предметам кухни и общественного мнения.

В трактире "У жаждущего человека" завершалась торговля, потому что осторожные и предусмотрительные граждане Гамельна лишь здесь горячились; здесь заканчивались браки, потому что осторожные и предусмотрительные граждане града Гамельна только здесь начинали подумывать о том, что походило на любовь приблизительно так же, как воробей похож на орла. Если на гражданина Гамельна наваливалась тоска, он шёл выпить к Конраду Рогеру (так звался коренастый корчмарь, добрый человечек, не пренебрегавший сокровищами собственного погреба). Однако если происходило что-то радостное, тоже можно было выпить у Конрада Рогера. Никто не умел так буйно разделить радость; праздновались крестины, и казалось, что крещение совершается в доме Рогера; отмечались именины, и было похоже, что отмечает сам Рогер.

Если же нужно было выпить тихонько, никто не умел этого так, как Рогер. Если нужно было рассказать истории, трактирщик знал самые забавные и проказливые. Корчмарь - это что-то вроде исповедника. Рогер имел уважение к тайне исповеди. Перед ним не было ни покровов, ни загадок. Он проницал своих сограждан весёлыми и сочувствующими глазами.

Это был скромный мужчина, который, если бы пожелал, многое бы смог. Но Конрад Рогер не хотел ничего, кроме блага корчмы "У жаждущего человека". Судачили также о шашнях с Чёрной Лизой, но когда бы у корчмаря было время грешить? Свой день и свою ночь, свою улыбку и свои слёзы дарил корчмарь гостям своей корчмы."

Jsou krčmy, kde dochází k hádkám a k rvačkám. Hosté Rögerovi málokdy se pohádali, ale neporvali se nikdy. Síň krčmy měla něco konejšivého a uklidňujícího; lidé přišli sem rozohněni svými spory. Za chvíli jako by je proměnila tato síň; po sporu ani potuchy. Ne proto snad, že by se dohodli, ne proto, že by se usmířili. Zítra, a snad už dnes, až vyjdou na svěží vzduch, poznají, že nejsou ani o krok blíže; ale zatím, zatím, jak všechno nabylo zde barev růžových!

Byli v Hameln lidé, kteří s ostychem či bez ostychu doznávali, že nikdy nevystoupili na horu Koppel. Ale takového člověka v městě nebylo, aby nepobyl u Žíznivého člověka.

Byli v Hameln lidé, kteří s ostychem či bez ostychu doznávali, že nepoznají konšela, ba dokonce hlavu obce, purkmistra Dörricka. Ale Konráda Rögera znal každý.

Oné neděle seděli u stolu konšelského dva ctihodní a rozšafní sousedé.

"Есть корчмы, где доходит до перепалок и драк. Посетители Рогеровой корчмы изредка ссорились, но не подрались ни разу. У зала корчмы было что-то успокаивающее и умиротворяющее; люди пришли сюда воспламенённые своими спорами. За минуту зал их будто переменил; никакого намёка на споры. Не потому, вероятно, что договорились, не потому, что примирились. Завтра, а может уже и сегодня, когда выйдут на свежий воздух, узнают они, что не сблизились ни на шаг; но пока что всё здесь приобретало такие розовые тона!

Были в Гамельне люди, которые со стеснением или беззастенчиво признавали, что никогда не поднимались на гору Коппель. Но не было в городе такого человека, который не побывал бы "У жаждущего человека".

Были в Гамельне люди, которые со стеснением или беззастенчиво признавали, что не знакомы с членом магистрата, даже с главой общины, бургомистром Дёрриком. Но Конрада Рогера знал каждый.

В то воскресенье сидели за магистратским столом два достопочтенных и рассудительных соседа."

Prvý, Gottlieb Frosch, byl truhlář znamenité pověsti, který byl schopen vyhověti komukoli v městě, a ne pouze v městě Hameln. Šest dělníků pracovalo v jeho dílně; a také Gottlieb Frosch, třeba konšel, dovedl ruku přiložiti, bylo-li třeba. A práce Froschova znamenala něco: byl to mohutný muž, skoro obr, o jehož síle ledacos se vypravovalo.

Soused Froschův byl Bonifác Strumm. Byl menší a útlejší. Svého cechu byl krejčí. Také Strumma znali široko daleko. Vypravovalo se, že sem jezdí až z Hannoveru bohatí měšťané, aby se svěřili zkušenému oku a zkušené ruce Strummově. Vypravovalo se, že v dílně Strummově pracují tovaryši, kteří přepluli moře a kteří viděli Rýn a Dunaj. Taková byla přitažlivost krejčího Strumma, jehož umění dostihnouti bylo nesplněným snem sta a sta roztoužených bloudů.

"Первый, Готлиб Фрош, был столяром известной репутации, способным угодить кому угодно в городе, и не только в городе Гамельне. Шестеро работников трудились в его мастерской; и Готлиб Фрош, хоть и член магистрата, также сам мог руку приложить, если требовалось. А работа Фроша что-то значила: был то могучий мужчина, почти великан, о его силе рассказывали всякое.

Соседом Фроша был Бонифац Штрумм. Он был поменьше и более хрупок. В  своём цехе он был портным. Штрумма тоже знавали далеко в округе. Рассказывали, что сюда приезжают богатые мещане из самого Ганновера, чтобы довериться искушённому оку и опытной руке Штуммовой. Поговаривали, что в мастерской Штумма работают подмастерья, которые переплыли море и видели Рейн и Дунай. Такова была притягательность портного Штумма, достижение мастерства которого оставалось неисполненной мечтой сотен и сотен томящихся болванов."

Цитата: Мечтатель от октября 19, 2018, 17:54
Krysař zaměřil zatím do tiché uličky
Крысолов направился затем на тихую улочку

А вот и "ложный друг": zatím - это "тем временем", "между тем".

Текст очень велик, поэтому для публикации нужно было бы его ещё допиливать и допиливать, выискивая неточности и выбирая лучшие варианты перевода. Но у нас такой задачи пока нет.

Bylo tudíž pochopitelné, že osobám tak ctihodným věnoval Röger pozornost všestrannou. Snažil se vyčísti z jejich očí přání sebeskrytější; úzkostlivě dbal, aby mráček nespokojenosti, počínající zatemňovati obzor krčmy U žíznivého člověka, rozplynul se co nejrychleji. Röger se zmnohonásoboval. A přece, bylo-li třeba, dovedl zmizeti včas.

Opodál stolu konšelského seděl krysař.

Seděl sám.

Občané města Hameln nebyli si jisti, jak se chovati ke krysaři. Bylo jednak jisto, že vykonal městu platné služby. Bylo jisto, že jeho píšťala měla podivuhodnou moc. Naproti tomu zůstávalo něco neobjasněného a podezření vyvolávajícího. Tak například nebylo jisto, kdo je krysař, ctihodné-li jeho přátelstvo a správný-li směr jeho cesty. Bylo také nejasno, jaký je pramen jeho moci nad něčím tak drzým a tak šeredným, jako jsou krysy. Bylo nejasno, požehnal-li kněz krysařově píšťale; a kdyby požehnal, jaký to byl kněz.

"Итак, было объяснимо, что таким достопочтенным особам Рёгер посвящал всестороннее внимание. Он старался прочесть в их глазах желания самые скрытые; он щепетильно заботился о том, чтобы облачко недовольства, начинающее затемнять горизонт корчмы "У жаждущего человека", рассеялось как можно быстрее. Рёгер умножался. А если было нужно, умел и вовремя исчезнуть.

Недалеко от стола магистратского сидел крысолов.

Сидел один.

Граждане города Гамельна не были уверены, как вести себя по отношению к крысолову. С одной стороны, было ясно, что он оказал городу важную услугу. Несомненно, что у его дудки была удивительная сила. С другой стороны, оставалось что-то необъяснённое и вызывающее подозрения. Так, например, непонятно было, кто таков был крысолов, достойна ли уважения дружба с ним и правильно ли направление его пути. Также было неясно, каков источник его власти над чем-то настолько наглым и настолько мерзким, как крысы. Было неясно, благословил ли священник крысоловову дудку; а если благословил, что это был за священник."

Zde bylo příliš mnoho nejasného. Občané v Hameln milovali věci jasné; a proto seděl krysař sám u svého stolu.

Krysař mohl to vše pozorovat; zdálo se však, že si nevšímá svého okolí.

Popíjel tiše. A přece sem nepřišel bez důvodu.

A takový byl důvod.

Při počátku svého pobytu v městě Hameln navštívil krysař radnici. Ukázal svou píšťalu a nabídl se, že vyvede všechny krysy z města. Krysy byly tehda tak nestydaté, že ani radnice neušetřily; ba krysa, šeredností ne nepodobná kryse při svatbě počestné panny Kateřiny se objevivší, porušila kdysi důstojnost slavné a předůležité schůze konšelů města Hameln. Byl to čin, který volal o pomstu; a obec, snad trochu bez rozmyslu, nezjistivši podrobností, smluvila s krysařem odměnu, která nyní, když krysy zmizely, zdála se poněkud přemrštěnou. Bylo to sto rýnských, suma pro obec citelná a nepoměrná k malé námaze krysařově.

"Тут было слишком много неясного. Граждане в Гамельне любили вещи ясные; и потому сидел крысолов за своим столом один.

Крысолов мог наблюдать всё это; однако казалось, что он не замечает своего окружения.

Он тихонько попивал. А пришёл он сюда не без причины.

И причина была такова.

В начале своего пребывания в городе Гамельне посетил крысолов ратушу. Показал на свою дудку и вызвался, что выведет всех крыс из города. Крысы были тогда настолько бесстыдны, что и ратушу не пощадили; как-то даже крыса, отвратительностью не неподобная крысе на свадьбе уважаемой госпожи Катержины, появившись, нарушила достоинство славного и преважного собрания магистратов города Гамельна. Был то поступок, взывающий к отмщению; и община, вероятно, не слишком раздумывая, не установив подробностей, сговорилась с крысоловом о вознаграждении, которое теперь, когда крысы исчезли, казалось слегка преувеличенным. Было то сто рейнских (золотых), сумма для города чувствительная и несоразмерная малому крысоловову усилию."

Onoho dne umínil si krysař, že připomene konšelům jejich slovo. Ježto pak nebylo nezvyklo u Žíznivého člověka jednat o věcech obchodních, nebylo by to snad příliš nepřiměřené. Nutno však vzíti v úvahu, že zde běželo také o věc obecní, tudíž mimořádných zřetelů vyžadující. A lze-li upomenouti Petra či Pavla, nelze tak snadno upomínati konšela.

Ale krysař, snad že vínem rozohněn, neuvažoval mnoho o věci. Povstal a zamířil ke konšelskému stolu. ,,Jsem krysař," pravil a uklonil se před Froschem a Strummem.

V krčmě U žíznivého člověka nastalo napjaté ticho. Případ byl pozoruhodný; tak se dosud nikdo neopovážil promluviti s Froschem ani se Strummem. Každý zatajil dech, nedočkav příští chvíle.

Ale Frosch a Strumm nebyli lidé, které by bylo tak lehko zmásti. Přehlíželi dokonce nepřiměřenost takovýchto připomínek v síni tak veřejné; Frosch pokrčil rameny a hbitý Strumm odvětil krysaři vážně a důstojně vývody, které den předtím přednesl v radě města Hameln učený a moudrý muž, práv a zvyklostí znalý.

"В тот день замыслил крысолов напомнить магистратам об их слове. Так как, с одной стороны, не было необычным "У жаждущего человека" (толковать) о предметах торговых, не было бы это, возможно, слишком несообразным. Нужно же взять во внимание, что здесь речь шла также о предмете муниципальном, следовательно требующем исключительного рассмотрения. И если можно напомнить Петру или Павлу, нельзя так запросто напоминать члену магистрата.

Но крысолов, вероятно, разогретый вином, не много раздумывал о предмете. Он поднялся и направился к магистратскому столу. "Я - крысолов", произнёс он, и поклонился перед Фрошем и Штуммом.

В корчме "У жаждущего человека" настала напряжённая тишина. Случай был достопримечательный; до сих пор никто не отваживался так заговорить ни с Фрошем, ни со Штуммом. Каждый затаил дыхание, в ожидании следующего мгновения.

Но Фрош и Штумм не были людьми, которых так легко привести в замешательство. Они даже пренебрегли несообразностью таковых напоминаний в зале настолько публичной; Фрош пожал плечами, а расторопный Штумм серьёзно и с достоинством привёл в ответ крысолову заключения, которые предъявил за день до того в совете города Гамельна учёный и мудрый муж, сведущий в правах и обычаях."

,,Především smlouva, o které mluvíte, není hotová a platná, poněvadž jedna ze stran smlouvajících se, totiž město Hameln, ovšemže byla jistě a právoplatně označena; naproti tomu strana, které by se mělo plniti (zde se krejčí Strumm poněkud zarazil, nejsa si jist; ale povzbudiv se lokem vína, pokračoval), — přesně a právoplatně uvedena není, ba v městě Hameln a okolí plně je neznáma. Ježto tudíž není jasně prokázáno, jste-li osobou, které by se mělo plniti, nezbývá než odročiti plnění až do té chvíle, kdy totožnost vaše s mužem, s kterým smlouva učiněna, jasně a právoplatně se prokáže. Ale také, kdyby se prokázala, nelze smlouvu považovat dle místních zvyklostí a obyčejů za hotovou, ježto nepřeneseno při ní rčení dle místních zvyklostí a obyčejů v Hameln nutné: K tomu mi dopomáhej bůh. Že je obvyklé a nutné toto rčení, o tom může město Hameln mnoho svědků vésti."

"Прежде всего договор, о котором вы говорите, не является действительным и имеющим силу, так как одна из договаривающихся сторон, а именно город Гамельн, разумеется, была определённо и законно обозначена; в противоположность тому сторона, которой нужно было исполнять (видимо, имеется в виду, с кем расплачиваться) (тут портной Штрумм немного споткнулся, не будучи уверенным; но, приободрившись глотком вина, продолжал), - точно и законно не указана, и даже вовсе неизвестна в городе Гамельне и окрестностях. Следовательно, поскольку не доказано с ясностью, вы ли являетесь тем лицом, которому нужно было бы исполнять, не остаётся ничего другого, как отсрочить исполнение до того мгновения, когда тождественность ваша с тем мужем, с которым заключён договор, не будет ясно и законно доказана. Но, если бы она и была доказана, нельзя договор считать действительным согласно местным традициям и обычаям, так как при нём не было принесено речение, согласно местным традициям и обычаям в Гамельне необходимое: "в том помогай мне Бог". Что обыкновенно и необходимо то речение, о том город Гамельн может привести много свидетелей."

Krejčí Strumm napil se opětně a oddechl si zhluboka. Nepohyboval se příliš volně na této půdě. Gottlieb Frosch uznal chvíli za vhodnou k zprostředkování.

,,Přesto," pravil rozvážně, ,,kdybyste prokázal svou totožnost, jsem toho názoru, že příslušela by vám mzda. A já jsem ochoten, kdybyste nějak rozumně snížil své požadavky, spravedlivé nároky vaše v radě podporovati. Ale uvážíte, že není tak nesnadné vyháněti krysy. Nesmí se to přeceňovati. Zapískáte a jdou. Kdežto než vyrobím já lože, na kterém můžete spáti, jaká to námaha, práce. A přece má dílna je celý život: robím lože, kolébku a rakev. Je to celý svět, krysaři."

Bonifác Strumm nechtěl však popustiti Froschovi docela slovo.

,,Šaty dělají člověka," rozhodl. ,,Bez nich je podoben pouhému zvířeti a tropí věci zvířecí. Kdyby šatů nebylo, jak rozeznati kněze a jak konšela? Kdyby šatů neměla, jak rozeznat počestnou dívku od nepočestné? Oblékne-li kdo šat, stane se teprve člověkem; oblékne-li pak šat vyrobený Bonifácem Strummem, stane se takořka občanem ctihodného hanzovního města Hameln. A je něco nad to, krysaři?"

Hosté Žíznivého člověka podivovali se trpělivosti konšelů, kteří tak mírnými a rozvážnými slovy odbyli nevhodný na tomto místě projev krysařův. Ale krysař byl dalek toho, uznati tuto umírněnost. Jeho tváře zrudly a on vstal, mávaje prudce pravicí — —

,,Jsem krysař," rozkřikl se prudce, až se zdálo přítomným, že se okna venku zachvěla. ,,Jsem krysař a vy poznáte, že jím jsem. Není takového krysaře a nevím, bude-li ho kdy. Vykonal jsem svůj závazek; vy však ne. Mějte se na pozoru."

Bylo hostům znovu se podivovat rozvážnosti konšelů; ani tento projev nepřivedl je z míry. Gottlieb Frosch pravil tichým a konejšivým hlasem, takže hosté smyslu slov nechápali:

,,Nepochybuji, že se vám podaří věc dokázati. Nabídl jsem vám svou pomoc. A kdybyste mzdu svou přijal ve výrobcích mé dílny — najdete tam vše, čeho zapotřebí k životu i k smrti! —, dalo by se mluvit o věci."

,,To jest," mínil Bonifác Strumm, ,,bylo by něco na vašich požadavcích, kdybyste přijal polovinu mzdy ve výrobcích dílny mé. — V celém Německu znají Bonifáce Strumma. — Je pouze na vás, abyste si pomohl k právu." Ale po těchto slovech, mluvených příliš tiše, aby mohli posluchači chápati, krysař vybuchl ještě prudčeji.

Nedbaje povinné vážnosti ke konšelům, udeřil pěstí o stůl, až sletěla sklenka a rozlilo se zbylé víno.

,,Říkáte, že chyběla slova ,K tomu mi dopomáhej bůh'. Nebylo třeba pomoci boží; pomohu si sám." A s těmito rouhavými slovy krysař odešel.


"Портной Штрумм снова отпил, и глубоко перевёл дух. На этой почве он двигался не слишком свободно. Готлиб признал момент благоприятным для посредничества.

"Несмотря на это," произнёс он рассудительно, "если бы вы доказали свою идентичность, я того мнения, что приличествовала бы вам мзда. И я готов, если бы вы как-нибудь разумно снизили свои требования, ваши справедливые претензии в совете поддержать. Но учтите, что изгонять крыс - это не так трудно. Не следует это переоценивать. Вы заиграете, и они идут. Тогда как пока я изготавливаю ложе, на котором вы можете спать, какие это усилия, какой труд. Ведь моя мастерская - это вся жизнь: делаю кровать, колыбель и гроб. Это весь мир, крысолов."

Бонифац Штрумм всё же не хотел полностью оставить слово Фрошу.

"Платье делает человека," решил он. "Без него подобен он сущему зверю и совершает вещи звериные. Если бы платья не было, как распознать священника и как магистрата? Если бы платья не было, как отличить целомудренную девицу от бесчестной? Если же оденет кто-нибудь платье, только и станет человеком; если же оденет платье, изготовленное Бонифацем Штруммом, станет почти гражданином достопочтенного ганзейского города Гамельна. А есть ли что-то выше этого, крысолов?"

Посетители "Жаждущего человека" удивлялись терпеливости магистратов, которые настолько мирными и рассудительными словами отделались от неуместного в сем месте изъявления крысоловова. Но крысолов был далёк от того, чтобы оценить эту воздержанность. Его щёки побагровели, и он встал, резко взмахнув правой рукой--

"Я - крысолов", вскрикнул он резко, что показалось присутствующим, окна снаружи(?) затряслись. "Я - крысолов, и вы узнаете, что я им являюсь. Нет больше такого крысолова, и я не знаю, будет ли когда-нибудь. Я выполнил своё обязательство; вы же нет. Берегитесь."

И снова посетителям оставалось дивиться благоразумию магистратов; и это изъявление не вывело их из себя. Готлиб Фрош произнёс тихим и успокаивающим голосом, так что посетители смысла слов не уловили:

"Не сомневаюсь, что вам удастся доказать дело. Я предложил вам свою помощь. А если бы вы мзду свою приняли из изделий моей мастерской - найдёте там всё, что потребно для жизни и для смерти!-, (dalo by se mluvit o věci)

(,,To jest,") предположил Бонифац Штрумм, "(,,bylo by něco na vašich požadavcích (требованиях)), если бы вы приняли половину платы из изделий моей мастерской. - Во всей Германии знают Бонифаца Штрумма. - (Je pouze na vás, abyste si pomohl k právu." - я бессилен перевести эти витиеватые фразы) Но после этих слов, сказанных слишком тихо для того, чтобы слушатели могли разобрать, крысолов взорвался ещё сильнее.

Пренебрегая обязательным уважением к магистратам, ударил кулаком по столу, так что полетел стакан и разлилось оставшееся вино.

"Говорите, что не хватало слов "В том помогай мне Бог". Не нужно помощи Божьей; помогу себе сам." И с теми богохульными словами крысолов ушёл.

 

Так, дошли до самого интересного.

Цитата: Мечтатель от октября 20, 2018, 15:36
что показалось присутствующим, окна снаружи(?) затряслись.

ИМХО, лучше "на улице" вместо "снаружи".

Цитата: Damaskin от октября 20, 2018, 15:50
ИМХО, лучше "на улице" вместо "снаружи".

Я не пойму, зачем там вообще это слово (venku). Достаточно и просто "окна (корчмы) затряслись".

Цитата: Мечтатель от октября 20, 2018, 15:59
Я не пойму, зачем там вообще это слово (venku). Достаточно и просто "окна (корчмы) затряслись".

Думаю, затряслись не только окна корчмы, но и окна всех домов на улице. Поэтому и сказано venku (по словарю "снаружи", "на улице").

IX

Krysař přecházel neklidně síní.

S rozšířenými zornicemi hleděla na něho Agnes. Její oči nedovedly se odloučit od jeho kroků. Byl ve svém hněvu krásný. Jeho oči planuly znepokojujícím ohněm a všechny jeho pohyby zkrásněly. Agnes se zdálo, jako by vyrůstal; schoulila se bezděky více ve svém koutku u okna. Nebylo však kupodivu v této bázni nic děsivého: opojovala spíše. Vyrůstej, krysaři; krásná Agnes čeká.

Krysař přecházel neklidně síní.

Nízké klenuti nedostačovalo jeho napětí; celé světy by mu nestačily. Nereptal, nehrozil; ale jeho mlčení bylo hrozivější repotu a hrozeb. Bonifác Strumm a Gottlieb Frosch, třebaže vážení konšelé města, neopakovali by tomuto mlčícímu muži svých nabídek. Krysař negestikuloval, jeho kroky nebyly hlučnější a důraznější; odkud ten znepokojující dojem němého přecházení?

Dlouho choulila se tak Agnes, neodvažujíc se slova ni pohybu.

Bála se neznámé moci krysařovy, které dobře nechápala, ale které podléhala chvílemi. Bála se a milovala svou bázeň. Milovala také krysaře.

Milovala také dlouhého Kristiána? Snad ho milovala včera. Snad ho bude milovati zítra. Ale nyní ho nebylo v této síni. Ani v jejím srdci ho nebylo.

Nikdo nedovedl tak milovat jako Agnes a nikdo nedovedl tak zapomínati. Po noci lásky probouzela se ráno s dětskýma a nevinnýma očima. A kdyby se kdo ptal, řekla by mu přesvědčivě a prostě, nesklopivši svých jasných a průhledných očí: ,,Nebylo to nic."

Té chvíle však se Agnes bála. A té chvíle Agnes milovala. Její bázeň byla její rozkoší.

Náhle, s bezděčným pohybem, pohybem, ve kterém bylo konejšení matky a lichocení milenky, objala Agnes hrdlo krysařovo. Krysař se zachvěl při doteku nahých těchto rukou.

A toto zachvění posílilo váhající.

,,Krysaři," zašeptala Agnes chlácholivě a prosebně.

Ticho bylo porušeno; čar a kouzlo zmizelo. Krysař vracel se ze svého smělého letu na krotkou půdu města Hameln.

Usmíval se v návratu. Vše, čím se zabýval před okamžikem, vše, co trudilo jeho mysl, připadalo mu malicherným a prázdným. Sevřel ji železnýma rukama. A mluvil, hledě do jejích slibujících očí, roztouženě a překotně:

,,Mohl bych zahubiti Hameln. Mohl bych zničiti Frosche a Strumma. Mohl bych učiniti, že by nezůstalo živé bytosti v opuštěných městských zdech. To všechno mohl bych učiniti. Nechce se mi...

Bůh žádal deset spravedlivých, aby ušetřil Sodomu a Gomoru. Chci býti skromnější boha.

Stačí mi jediná žena.

Ušetřím Hameln pro tebe, Agnes."

Jeho tvář dotýkala se její tváře, jeho tělo jejího těla. Agnes cítila opojivou radost. Krysař je její. Chápala, jak je její. A její oči zazářily touto jistotou, lijící se v srdce, jako vůně májového večera lila se do oken.

Srdce Agnes, před okamžikem prudce bušící, uklidnilo se náhle. Nebylo už v něm bázně.

Před krátkem připadalo Agnes, jako by krysař chmurně a znepokojivě vzrůstal. Nyní však vyrůstala ona.

"Крысолов беспокойно ходил по комнате.

Расширенными зрачками смотрела на него Агнес. Её глаза не могли оторваться от его шагов. Был он прекрасен во своём гневе. Его очи пламенели тревожным огнём, и все его движения похорошели. Агнес казалось, что он будто вырос; она невольно ещё больше съёжилась в своём углу у окна. Однако, как ни странно, не было в этой боязни ничего страшного: она скорее опьяняла. Вырастай, крысолов; прекрасная Агнес ждёт.

Крысолов беспокойно ходил по комнате.

Низкий свод был недостаточен для его напряжения; целых миров не хватило бы ему. Он не роптал, не угрожал; но его молчание было страшнее ропота и угроз. Бонифац Штрумм и Готлиб Фрош, хоть и уважаемые члены магистрата города, не повторили бы этому молчащему мужчине свои предложения. Крысолов не жестикулировал, его шаги не стали громче и энергичнее; откуда это тревожное впечатление от немого хождения?

Долго так жалась Агнес, не отваживаясь ни на слово, ни на движение.

Она боялась неведомой силы крысолова, которой хорошо не понимала, но которой поддавалась моментами. Боялась, и любила свой страх. Любила и крысолова.

Любила и длинного Кристиана? Возможно, она любила его вчера. Возможно, она будет любить его завтра. Но сейчас его не было в этой комнате. Не было его и в её сердце.

Никто не умел любить так, как Агнес, и никто не умел так забывать. После ночи любви просыпалась она утром с детскими и невинными очами. И если бы кто-то спросил, сказала бы ему убеждённо и простодушно, не опустив своих ясных и прозрачных глаз: "Ничего этого не было."

В эту минуту Агнес всё же боялась. И в эту минуту Агнес любила. Её страх был её наслаждением.

Вдруг, невольным движением, движением, в котором были успокоение матери и лесть любовницы, Агнес обняла шею крысолова. Крысолов вздрогнул при прикосновении обнажённых этих рук.

И эта дрожь укрепила колеблющуюся.

"Крысолов," прошептала Агнес утешительно и просяще.

Тишина была нарушена; чары и волшебство исчезли. Крысолов возвращался из своего смелого полёта на кроткую почву города Гамельна.

Он улыбался, возвращаясь. Всё, чем был он занят мгновение назад, всё, что печалило его мысль, казалось ему пустяковым и пустым. Он сжал её железными руками. И промолвил, глядя в её обещающие очи, томительно и торопливо:

"Я мог бы погубить Гамельн. Я мог бы уничтожить Фроша и Штрумма. Я мог бы сделать так, что ни одного живого существа не осталось бы в заброшенных городских стенах. Всё это я мог бы устроить. Мне не хочется...

Бог заказал десять праведников, чтобы пощадить Содом и Гоморру. Я желаю быть скромнее Бога.

Мне достаточно единственной женщины.

Я пощажу Гамельн ради тебя, Агнес."

Его щека коснулась её щеки, его тело - её тела. Агнес ощутила опьяняющую радость. Крысолов принадлежит ей. Она понимала, как. И её очи засияли этой уверенностью, изливающейся в сердце, как будто благоухание майского вечера лилось в окна.

Сердце Агнес, сильно бившееся мгновением ранее, вдруг успокоилось. В нём уже не было страха.

Незадолго до того Агнес чудилось, будто крысолов мрачно и тревожно вырастал. Однако теперь вырастала она."

X

Ta noc v Hameln byla prapodivná noc.

Podivné sny přepadaly Gottlieba Frosche.

Zdálo se mu, že pracuje v své dílně, pověstné široko daleko. Tisíc postelí z dobrého dřeva, královská objednávka. Jak bylo veselo a rušno! Gottlieb Frosch pracoval a dohlížel na práci; dnes nutno dokonati dílo a dílo bude dokonáno buď jak buď. Vteřiny nelze propásti! Zvláštní mzda tovaryšům, bude-li dílo hotovo včas! Hohoho, dílo bude včas hotovo! Gottlieb Frosch zná své lidi.

A dílo bylo hotovo... Hrdým zrakem rozhlédl se konšel po dílně. Počítal a dopočítal se. Usmál se sebevědomým úsměvem.

Náhle však cítil, že není sám, který se směje. Proti němu stál krysař. Frosch pocítil cosi nepříjemného, ale snažil se přemoci tento pocit.

,,Zvláštní mzda," pravil Wolfgangovi, přednímu z tovaryšů. ,,Zasloužili jste si ji."

A mistr poklepal tovaryšovi na rameno. Ale krysař nechtěl uhnouti. Krysař se usmíval. Tak, připadalo Froschovi, usmívá se ďábel.

Ďábel byl slabou stránkou Gottlieba Frosche. Nemluvil rád o ďáblu; snad že myslil na něho příliš mnoho. Snažil se však zmoci svoji slabost. Pohleděl krysaři hrdě do tváře.

Nepovedlo se právě dotvrditi dobrou pověst slavného závodu Froschova?

Podařilo se mu zformulovati ve dvou slovech všecku pýchu chvíle.

,,Tisíc postelí," řekl.

Krysař nespouštěl z něho pohledu. Krysař usmíval se stále. Pýcha Froschova tála pod úsměvem, který pálil. Ale Frosch nebyl zvyklý couvnouti tak snadno.

,,Tisíc postelí," opakoval. ,,Královská objednávka. Pouze Frosch ji dovedl zmoci." ,,Tisíc rakví," zasyčel krysař. Frosche zamrazilo. Smrtelný pot vyvstával na jeho čele. Rozhlédl se.

Bylo to opravdu tisíc rakví. Frosch procitl. Neusnul už podivné této noci. Také Bonifác Strumm té noci neměl dobrých snů.

Zdálo se mu, že pracuje v svém závodě, proslulém po celé říši. Tisíc krásných nádherných šatů, tisíc šatů, za něž by se vévodové nemusili hanbiti. Jak rušno bylo v závodě Strummově! Do půlnoci nutno dohotoviti dílo. A dílo hotovo bude; závod Strummův nikdy ještě se neopozdil. Zaplatí raději dělníkům zvláštní mzdu, aby povzbudil jejich čilost.

Hohoho, poznáte dochvilnost Bonifáce Strumma. Udá-li lhůtu, dodrží ji.

A skutečně, sotva bila půlnoc, rozhlédl se konšel vítězně po své dílně.

Sčítal a dopočítal se. A vypukl ve veselý, sebou spokojený smích.

Ale ani Bonifác Strumm nesmál se sám; a nesmáli se to tovaryši, kteří dleli zde unaveni a bledi úmornou prací.

Bonifác Strumm stál tváří v tvář krysaři. Pocítil něco podobného úzkosti, ale bylo by směšno, aby konšel města Hameln bál se bludného krysaře.

,,Slíbil jsem zvláštní mzdu, a dám zvláštní mzdu," rozhovořil se Strumm takořka násilím. ,,Kdo může říci, že bych byl nedostál slovu?"

Ale krysař se usmíval. Tak, připadalo Strummovi, usmívá se satan.

Bonifác Strumm nevěřil přespříliš v boha; neviděl ho v sobě ani v jiných. V satana věřil spíše; připadal mu pravděpodobnější.

Přesto sebral všechnu svou sílu a pozvedl ke krysaři zrak.

Podařilo se mu říci ve dvou slovech všechnu svou hrdost.

,,Tisíc oděvů," pravil.

Krysař zíral však na něho posměšně a němě. A úsměv krysařův lámal všechnu Strummovu pýchu. Naposledy pokusil se konšel o odpor:

,,Tisíc oděvů," opakoval. ,,Vše dodáno včas."

Krysař vypukl v strašný a drtivý smích.

,,Tisíc rubášů," zasyčelo to z jeho úst.

Bezděčné se Strumm ohlédl. Šílená úzkost zúžila jeho hrdlo.

Tisíc oděvů proměnilo se v tisíc rubášů. A v středu rubášů viděl bledou líc vlastní, tvář Bonifáce Strumma; a druhý tento Strumm pravil jeho hlasem slavnostní formuli města Hameln: ,,K tomu mi dopomáhej bůh."

Také Bonifác Strumm neusnul už této noci.

"Эта ночь в Гамельне была ночью в высшей степени странной.

Чудны́е сны одолевали Готлиба Фроша.

Снилось ему, что трудится он в своей мастерской, знаменитой во всей округе. Тысяча кроватей из доброго дерева, королевский заказ. Как было весело и оживлённо! Готлиб Фрош работал и надзирал за работой; сегодня нужно окончить дело, и дело будет окончено во чтобы то ни стало. Нельзя упустить ни секунды! Отдельная плата подмастерьям, если работа будет готова вовремя! Готлиб Фрош знает своих людей.

И работа была готова... Гордым взором оглядел член магистрата мастерскую. Посчитал и досчитался. Улыбнулся самоуверенной улыбкой.

Однако он внезапно почувствовал, что посмеивается не один. Напротив стоял крысолов. Фрош ощутил что-то неприятное, но постарался превозмочь это чувство.

"Внеочередная зарплата," сказал он Вольфгангу, главному из подмастерьев. "Вы её заслужили."

И мастер похлопал подмастерья по плечу. Но крысолов не хотел посторониться. Крысолов улыбался. Так, казалось Фрошу, улыбается дьявол.

Дьявол был слабой стороной Готлиба Фроша. Он не любил говорить о дьяволе; думал же о нём чересчур много. Он всё же постарался подавить свою слабость. Гордо посмотрел крысолову в лицо.

Разве не удалось только что подтвердить добрую репутацию славного предприятия Фрошева?

Ему удалось сформулировать в двух словах всю гордость минуты.

"Тысяча кроватей," сказал он.

Крысолов не отводил от него взгляд. Крысолов всё ещё улыбался. Гордость Фроша таяла от улыбки, которая жгла. Но Фрош не привык отступать так легко.

"Тысяча кроватей," повторил он. "Королевский заказ. Только Фрош сумел его осилить." "Тысяча гробов," прошипел крысолов. У Фроша мороз пробежал по коже. Смертельный пот выступил на его челе. Он огляделся.

Была то и вправду тысяча гробов. Фрош проснулся. Не уснул уже в эту странную ночь. Также и у Бонифаца Штрумма той ночью не было добрых снов.

Снилось ему, что работает он на своём предприятии, прославленном во всей Империи. Тысяча прекрасных, роскошных платьев, тысяча платьев, которых и герцоги не должны были бы постыдиться. Как оживлённо было на предприятии Штруммовом! Требовалось доделать работу к полуночи. И работа будет готова; предприятие Штрумма никогда ещё не опоздало. Лучше он заплатит рабочим внеочередную мзду, чтобы побудить их живость.

Хо-хо-хо, узнаете пунктуальность Бонифаца Штрумма. Если дали срок, он его выдержит.

И действительно, едва пробило полночь, триумфально огляделся член магистрата по своей мастерской.

Сложил и досчитался. И разразился весёлым, самодовольным смехом.

Но и Бонифац Штрумм не один смеялся; и не смеялись то подмастерья, которые находились тут утомлённые и побледневшие от изнурительной работы.

Бонифац Штрумм стоял лицом к лицу с крысоловом. Он почувствовал что-то похожее на тревогу, но было бы смешно, если бы член магистрата города Гамельна боялся бродячего крысолова.

"Я пообещал внеочередную выплату, и я дам внеочередную выплату," заговорил Штрумм почти принуждённо. "Кто может сказать, что я когда-либо не сдержал слово?"

Но крысолов улыбался. Так, казалось Штрумму, улыбается Сатана.

Бонифац Штрумм не верил в Бога слишком; он не видел его ни в себе, ни в других. Скорее он верил в Сатану; он казался ему более правдоподобным.

И всё же он собрал всю свою силу и поднял взгляд на крысолова.

Ему удалось в двух словах изречь всю свою гордость.

"Тысяча одежд," произнёс он.

Однако крысолов взирал на него насмешливо и немо. И крысоловья улыбка ломала всю Штруммову спесь. Наконец, член магистрата попробовал оказать сопротивление:

"Тысяча одежд," повторил он. "Всё поставлено в срок."

Крысолов разразился страшным и сокрушающим смехом.

"Тысяча саванов," прошипело из его уст.

Штрумм невольно огляделся. Безумный страх сдавил его горло.

Тысяча одежд превратилась в тысячу саванов. А посреди саванов увидел он своё собственное бледное лицо, лицо Бонифаца Штрумма; и тот другой Штрумм его голосом произносил торжественную формулу города Гамельна: "В том мне помогай Бог."

Также и Бонифац Штрумм не уснул больше в эту ночь.

XI

Také však krysař probděl noc.

Agnes usnula mezi láskou. Ale nevysvětlitelný neklid nedal spáti krysaři. Připadalo mu, že by ho někdo okradl, kdyby usnul. Ale kdo může okrásti krysaře?

Krysař přesto naslouchal, jako by slyšel něčí kroky. Neuslyšel nic než rytmický dech spící.

Ponenáhlu řídla tma; přicházel první úsvit, časný v květnu.

Krysař pozdravil tento úsvit; vracel mu Agnes.

Podepíraje se o pelest lože, díval se na ni.

Spala klidně, jak spí spravedliví; spala klidná a nevinná. Její tělo, útlé, křehké a čisté, leželo tu v jímavé bezmocnosti.

Krysař zahleděl se do obličeje spící, který mu odhaloval úsvit. Byl to skoro obličej dítěte. Něco plachého a něžného v něm bylo, jakmile se její oči zavřely. Jakým tajemstvím dovedla se tato žena přetvořovati v pannu? Krysař, vida tuto spící, zapomínal vše, co bylo. Bylo možno přísahati, že nikdy se jí nedotkl.

Nezvyklá něha, nikdy předtím nepocítěná, zalila tvrdé krysařovo srdce. Zatajil dech a seděl bez hnutí, boje se, že spící probudí a oloupí ji o toto ranní kouzlo. Snila. O čem asi snila? O loutce, o dětských hrách, o motýlech, kteří ulétají? A krysaře ranila úzkost.

Nikdy se mu Agnes nezdála tak krásnou; a nikdy necítil, jak lehko porušitelnou a mizivou je krása ženy. O něco více, o něco méně; a veta po kouzlu a po půvabu. Krysař může mnoho. Může vyvésti krysy a může vylidniti města. Nemůže však zadržeti čas.

Agnes spala; na okamžik zatoužil krysař probuditi ji polibky, aby se zbavil svého neklidu. Ale zalekl se vlastní myšlenky; olupoval by o něco spící. Podivná byla tato noc; podivné bylo ráno. Krysař nakláněl se nad křehkým tělem té, které se neodvažoval dotknouti v ranním úsvitu. Neklid rostl v tuláckém jeho srdci. Kdo přijde, aby ho oloupil? Kdy a kudy přijde?

Krysař prošel mnoha městy a mnoha zeměmi. Prošel jimi poutaje, ale nespoután.

Teprve dnešní noci pocítil něco jakoby pouta. Opustil města a opustil země, a touha ho nikdy neroztesknila; nehleděl nikdy zpět, ale kupředu. Bylo mu náhle jasno, že neopustí takto Hameln.

Myšlenka, že by mohl se dáti připoutati, zdála se mu směšnou a absurdní. Ale směšná a absurdní myšlenka se vracela. A posléze nezdála se směšnou ani absurdní. Divně bylo krysaři.

Srdce jeho stalo se těžkým, jako by nosilo hoře tisíců. A stalo se lehkým, jako by nosilo jejich radost. Otevřel široko oči.

Toto ráno přerodilo svět. Včerejšky měly svou radost a svou bolest. Ale včerejší radost byla stínem dnešní radosti a včerejší bol stínem dnešního bolu. Kdysi, když krysař hoch stál na dýně u moře, v dálce plula loď a její plachty se dmuly, hocha na břehu přepadla touha pozdraviti cestu, ať je jakákoli. Zdráva, lodi! Zdrávi, kteří plujete! Šťastní, kteří ztroskotáte!

Hoch volal tato slova vyzývající osudy. Muži nyní se vracela. Jak mohutnější byla však tato pozdní ozvěna!

Neklid krysařův se stával nesnesitelným. Krev prudce kolotala v jeho žilách. Tělo žádalo pohyb, ruch a činy. Lehounce svezl se z lože; ale jeho pohyb probudil přece spící. Procitla napolo; pootevřela oči, dotkla se rukou čela krysařova a řekla: ,,Zůstaň."

Ale to bylo, co krysař nemohl. Posečkal na několik vteřin. Agnes usnula znova; přivřela oči a její ruce klesly bezvládně.

A krysař odcházel tiše, zcela tiše.

Krysař vyšel do zahrady. Jaká to byla zahrada! Keře byly nové a záhony nové; stromy sypaly tolik květů na cestu.

Krysař zahleděl se na nebe. Bylo čisté a jasné a větší než včera. Den, ale v prvých počátcích. Slunce, ale ještě jako červánek.

Krysař zahleděl se na zemi. Byla čistá a svěží ranní rosou. A také vlastní srdce bylo čisté a jasné.

Spoután? Proč ne! Jaký let v těchto poutech! Jak vysoko možno se vznésti!

Věž chrámu svaté Trojice je vysoko. Ale jak je nízká jeho letu!

Spoután? Ano. Ale mnoho poutaje; světy poutaje.

Ranní větřík osvěžuje horké skráně; jak lichotný to dotek!

A květy voní. Množství květů všech barev a všech vůní. A kterýkoli z nich možno utrhnouti. Všechny čekají na krysaře.

Lehkým a vítězným pohybem ruky sáhl krysař po kterémsi z nejkrásnějších květů. Vnitřní neklid zastavil jeho ruku.

Rozhlédl se...

Jak krásný byl svět!

Hle, za městem Hameln rýsuje se hora Koppel. Hora Koppel je vysoko, je mnohem vyšší než chrám svaté Trojice. Ale jeho letu také nestačí.

A jsou vyšší a vyšší hory. Mnohé viděl a mnohé uvidí.

Jeho letu nedostačí.

A krásný svět, a jak je krásno jej míti! Jak krásno míti kouzelný nástroj, který vše zmůže. Papež má moc; co je moc papežova proti moci krysařovy píšťaly? Císař má moc; co svede proti zvukům, které umí krysař vylouditi?

Tak chtěl krysař obelstíti neklid své duše. Nebylo však možno obelstíti se.

Zrak krysařův, rozlétlý do daleka, setkal se s jakýmsi temným bodem mezi tolika jasnými a čarovnými předměty. Temný bod byl pranepatrný; blížil se však a rostl.

Nebylo to nic podivného; byl to pouze muž, který se blížil.

V chůzi přicházejícího nebylo nic mimořádného. Nebyla ani příliš kvapná, ani příliš pomalá. Občané města nemilují kvapu; jsou však zvyklí přicházeti včas.

Rozhodně byl to občan z Hameln.

Tohoto muže krysař neviděl a neznal; tohoto muže nepřál si viděti a poznati. Nejméně přál si ho viděti a poznati zvláštního tohoto rána.

Ale muž se blížil určitým krokem člověka, který má cíl.

Srdce krysařovo bylo ještě tak těžké, jako by neslo hoře tisíců; ale lehkosti, která nosí radosti tisíců, nebylo už v něm.

Každé dítě v Hameln mohlo krysaři jmenovati muže zastavivšího se u plotu. Každé dítě znalo dlouhého Kristiána.

"Однако крысолов тоже провёл без сна ту ночь.

Агнес уснула во время любви. Но необъяснимое беспокойство не дало спать крысолову. Ему казалось, что его кто-нибудь обворует, если он уснёт. Но кто может обокрасть крысолова?

Тем не менее крысолов прислушивался, как будто слышал чьи-то шаги. Он не услышал ничего, кроме ритмичного дыхания спящей.

Мало-помалу темнота редела; приходил первый рассвет, ранний в мае.

Крысолов поприветствовал этот рассвет; он возвращал ему Агнес.

Облокотившись на спинку кровати, он смотрел на неё.

Она спала спокойно, как спят праведники; спала мирная и невинная. Её тело, нежное, хрупкое и чистое, лежало здесь в волнующей беспомощности.

Крысолов засмотрелся на лицо спящей, которое ему открыл рассвет. То было почти лицо ребёнка. Что-то робкое и нежное было в нём, как только её очи закрывались. Каким таинством умела эта женщина превратиться в девушку? Крысолов, видя эту спящую, забывал всё, что было. Можно было бы клясться, что он никогда до неё не дотрагивался.

Непривычная нежность, никогда до того не испытанная, затопила твёрдое сердце крысолова. Он затаил дыхание и сидел без движения, опасаясь, что спящая проснётся и лишит его этого утреннего волшебства. Она видела сны. Сны о чём? О кукле, о детских играх, об улетающих бабочках? И крысолова ранила тревога.

Никогда ещё Агнес не казалась ему такой прекрасной, и никогда ещё он не чувствовал, как легкоразрушима и мимолётна красота женщины. (Чем-то) более, (чем-то) менее; и конец волшебству и прелести. Крысолов может много. Может увести крыс, и может обезлюдить города. Однако он не может задержать время.

Агнес спала; на мгновение крысолов томительно захотел разбудить её поцелуем, чтобы избавиться от своего непокоя. Но он испугался собственной мысли; он отнял бы что-то у спящей. Удивительна была эта ночь; удивительно было утро. Крысолов наклонился над хрупким телом той, к которой не осмеливался прикоснуться на утренней заре. Тревога росла в скитальческом его сердце. Кто придёт, чтобы её устранить? Когда и каким путём?

Крысолов прошёл многими городами и многими странами. Он прошёл ими (jimi poutaje), но не пленённый.

Только нынешней ночью он почувствовал что-то вроде оков. Он оставлял города и оставлял страны, и тоска никогда на него не наваливалась; он никогда не смотрел назад, но лишь вперёд. Вдруг ему стало ясно, что Гамельн он так не покинет.

Мысль, что он мог позволить себя привязать, показалась ему смешной и абсурдной. Но смешная и абсурдная мысль возвращалась. И наконец не казалась она ни смешной, ни абсурдной. Было крысолову странно.

Сердце его сделалось тяжёлым, будто несло скорбь тысячей. И стало лёгким, будто несло их радость. Он широко открыл глаза.

Это утро изменило мир. У вчера были своя радость и своя боль. Но вчерашняя радость была тенью сегодняшней радости и вчерашняя боль тенью сегодняшней боли. Когда-то, когда крысолов мальчишкой стоял на тыкве в море, вдали плыл корабль, и его паруса вздымались, и мальчишку настигло стремление поприветствовать дорогу, какой бы она ни была. Будь здоров, корабль! Будьте здоровы, плывущие! Счастливы, терпящие кораблекрушение!

Мальчишка кричал те слова, призывающие судьбу. Теперь они вернулись к мужчине. Однако насколько более могучим было это позднее эхо.

Беспокойство крысолова становилось невыносимым. Кровь сильно циркулировала в его жилах. Тело требовало движения, оживления и поступков. Он тихонько скользнул с кровати; и всё же его движение разбудило спящую. Она проснулась наполовину; приоткрыла глаза, дотронулась рукой до лба крысолова и сказала: "Останься."

Но это было то, чего крысолов не мог. Он подождал несколько секунд. Затем Агнес снова уснула; она прикрыла глаза и её руки безвольно опустились.

И крысолов ушёл тихо, совсем тихо.

Крысолов вышел в сад. Что это был за сад! Кусты были новые и грядки новые; деревья рассыпали столько цветов на дорогу!

Крысолов загляделся на небо. Оно было чистое и ясное, и больше, чем вчера. День, но в самом начале. Солнце, но ещё как заря.

Крысолов загляделся на землю. Она была чиста и свежа утренней росой. А также собственное сердце было чистым и ясным.

Привязан? Почему нет! Сколько полёта в этих путах. Как высоко можно вознестись!

Башня храма Св. Троицы высока. Но насколько ниже она, чем его полёт!

Привязан? Да. (Ale mnoho poutaje; světy poutaje.)

Утренний ветерок освежает горячие виски; как ласково это прикосновение!

А цветы благоухают. Множество цветов всех расцветок и всех запахов. Какой угодно из них можно сорвать. Все ожидают крысолова.

Лёгким и триумфальным движением руки крысолов дотронулся до некоторых из самых красивых цветов. Внутреннее беспокойство остановило его руку.

Он огляделся...

Как прекрасен был мир!

Вон, за городом Гамельном вырисовывается гора Коппель. Гора Коппель высока, намного выше храма Св. Троицы. Но тоже не достигает его полёта.

А есть ещё более и более высокие горы. Многие он видел и многие увидит.

Они не сравнятся (достигнут) с его полётом.

А прекрасный мир, (a jak je krásno jej míti!) Как прекрасно иметь волшебный инструмент, который всё сможет. У папы есть власть; но что папская власть против силы дудки крысолова? У кайзера есть власть; но что он приведёт против звуков, которые умеет извлечь крысолов?

Так хотел крысолов обмануть непокой своей души. Однако невозможно было обмануть себя.

Взор крысолова, распахнутый в даль, встретился с какой-то тёмной точкой среди настолько ясных и очаровательных предметов. Тёмная точка была мизерной, однако она приближалась и вырастала.

Это не было чем-то странным, то был лишь приближавшийся мужчина.

В походке пришельца не было ничего примечательного; она не была ни слишком торопливой, ни слишком медленной. Граждане города не любят поспешность; но несмотря на это они привыкли приходить вовремя.

Безусловно, это был гражданин Гамельна.

Этого мужчину крысолов не видел и не знал, этого мужчину он не хотел видеть и знать. Менее всего он хотел его видеть и знать этим особенным утром.

Но мужчина приближался уверенным шагом человека, у которого есть цель.

Сердце крысолова всё ещё было таким тяжёлым, как будто несло скорбь тысячей; но лёгкости, которая носит радость тысячей, уже не было в нём.

Каждый ребёнок в Гамельне мог назвать крысолову мужчину, остановившегося у забора. Каждый ребёнок знал длинного Кристиана."

Цитироватьkrysař hoch stál na dýně u moře
крысолов мальчишкой стоял на тыкве в море

"У моря" правильно. Но всё же при чём тут тыквы? В словарях ничего похожего больше нет.

Цитата: Мечтатель от октября 21, 2018, 20:49
"У моря" правильно. Но всё же при чём тут тыквы? В словарях ничего похожего больше нет.

Да, непонятно. Жаль, что на ЛФ не осталось знатоков чешского.

XII

Stáli proti sobě.

Příchozí patřil zamračeně na krysaře. Podezíravé jeho oči hledaly, čeho se zachytiti; ale krysař, klidný, skoro mramorový, jim unikal. Pěst pravice Kristiánovy sevřela se bezděčně; výraz krysařův se však neměnil. Čekal. Kristián hledal slova; a jeho pobouření rostlo tím, že jich nenalézal.

Tu zalétl pohled Kristiánův od krysaře k blízkým dvéřím; a jeho nevraživé oko jako by odměřovalo vzdálenost. A nepatrnost této vzdálenosti dala mu promluviti:

,,Znám vás. Jste krysař —"

Krysař pokynul hlavou a mlčel. Tón Kristiánův byl jízlivý... ale jeho jízlivost vyzněla naplano. Ani rys se nepohnul v tváři krysařově. Naopak se jeho oči rozjasnily: a držel svýma očima Kristiána jako žalářník vězně.

Ale Kristián nechtěl se ještě smířiti se svým vězením.

Promluvil opět:

— — ,,Co zde činíte, krysaři? Co chcete vůbec v Hameln?"

Krysař naklonil se k růžovému keři a utrhl jeho nejkrásnější květ.

,,Co činím, vidíte. Voním k růži."

Pichlavé oči Kristiánovy vzplanuly zlým ohněm.

,,Vonět k růži nepřísluší krysaři. A jste přece krysař.

,,Krysař, ano. Jsem k vaší službě. Topím krysy, chcete-li a chci-li. Utopil jsem mnoho krys v Hameln; ale dnes se mi nechce je topiti."

,,Jste v cizí zahradě, krysaři."

,,Jsem na místě, kde cítím krysy. Páni konšelé a vy se domníváte, že není už v Hameln krys. Klamete se, jako oni se klamou. Jsou zde a tuším nedaleko. Mám pro to jasný smysl: řemeslo! A nemyslete si, že jsem byl u Žíznivého člověka, proto že vidím krysy... mnoho krys... Žíznivý člověk se mi nelíbí; krčmář Röger je příliš roztomilý a má příliš trpké víno. Jsem střízliv. Ale krysy jsou zde. Staly se pouze ostýchavějšími. Dříve byly dotěrné; až na stůl vyskakovaly. Ale kdo vám ručí za to, že se opět dotěrnými nestanou?"

,,Je to naše starost, krysaři: dovedeme je zkrotit!"

,,S pomocí mé píšťaly. Ale radím vám, příteli, mějte pozor na mou píšťalu. Krysy hynou, slyší-li její zvuk; a vy si nepřejte kdy ji slyšeti."

A krysař, přeměřiv zahradu v květu, domek v květu a dlouhého Kristiána, odcházel pomalými a vážnými kroky.

Kristián hleděl za ním nechápavě. Nyní byl by chtěl ještě mnoho říci; slova se tlačila na jeho rty. Ale krysař byl již vzdálen. Dlouhý Kristián zavrtěl hlavou a kráčel ke dveřím.

Agnes ještě spala.

Kristián hleděl na spící a hlavou mu hučela slova krysařova. — Ale spící byla stále zřetelnější a krysař zmizel v mlze.

Agnes ještě spala, s dětským svým, nevinným výrazem.

"Они стояли напротив друг друга.

Пришедший мрачно взирал на крысолова. Подозрительные его глаза выискивали, за что бы зацепиться; но крысолов, спокойный, почти мраморный, от них ускользал. Правая рука Кристиана невольно сжалась в кулак; однако выражение лица крысолова не изменилось. Он ждал. Кристиан искал слова; и его волнение росло от того, что он их не находил.

Тут взгляд Кристианов перенёсся от крысолова к близким дверям. Его ненавидящее око словно отмеривало расстояние. И незначительность этого расстояния заставила его проговорить:

"Я знаю вас. Вы крысолов.--"

Крысолов кивнул головой и молчал. Тон Кристианов был язвительным... но его язвительность прозвучала впустую. Ни одна черта не двинулась в лице крысолова. Напротив, его глаза прояснились (повеселели); и он держал Кристиана своими глазами, как тюремщик узника.

Но Кристиан пока ещё не хотел смириться со своим заключением.

Он проговорил вновь:

"Что вы здесь делаете, крысолов? Чего вы вообще хотите в Гамельне?"

Крысолов наклонился к розовому кусту и сорвал его самый красивый цветок.

"Что я делаю, вы видите. Нюхаю розу."

Колючие глаза Кристиановы полыхнули злым огнём.

"Нюхать розу не входит в компетенцию крысолова. А вы всё-таки крысолов."

"Крысолов, да. Я к вашим услугам. Я топлю крыс, (chcete-li a chci-li). Я утопил много крыс в Гамельне; но сегодня мне не хочется их топить."

"Вы в чужом саду, крысолов."

"Я на месте, где чувствую крыс. Господа члены магистрата и вы полагаете, что в Гамельне уже нет крыс. Вы ошибаетесь, как и они ошибаются. Они здесь, и я предполагаю, что недалеко. У меня есть для этого ясное чувство: ремесло! И не думайте себе, что я побывал "У жаждущего человека", и поэтому вижу крыс... много крыс... "Жаждущий человек" мне не нравится; корчмарь Рёгер слишком угодлив, и у него чересчур терпкое вино. Я трезв. Но крысы здесь. Они лишь стали более робкими. Раньше были наглыми; даже на стол заскакивали. Но кто вам даст поруку, что они вновь не станут наглыми?"

"Это наша забота, крысолов: мы сумеем их обуздать!"

"С помощью моей дудки. Но советую вам, приятель, остерегаться моей дудки. Крысы гибнут, если слышат её звук, а вы не пожелайте себе когда-нибудь её услышать."

И крысолов, смерив взглядом сад в цвету, домик в цвету и длинного Кристиана, ушёл медленными и солидными шагами.

Кристиан недоумевающе смотрел ему вслед. Теперь ему хотелось бы ещё много сказать; слова теснились у него на губах. Но крысолов был уже вдалеке. Кристиан повертел головой и шагнул к дверям.

Агнес ещё спала.

Кристиан смотрел на спящую и в голове его раздавались слова крысолова. - Но спящая была всё более очевидной, а крысолов исчез в тумане.

Агнес ещё спала, со своим детским, невинным выражением."

XIII

Krysař jde. Jeho srdce je lehké. Setkání ranní bylo jen mrak, který pluje a rozptýlí se. Nyní je zcela jasné nebe. Nikdy takového nebe nebylo.

Všechny schopnosti krysařovy jako by se stupňovaly, ba zmnohonásobily. Vidí až daleko do hor; slyší nejvzdálenější a nejtišší zvuky. Kráčí, a jako by sedmimílové střevíce měl, rychle ubíhá cesta. Krysař jde; ale spíše se zdá, jako by krajina okolo něho přecházela. Zdi Hameln jsou těsné; ulice příliš úzké. Krysař opouští Hameln. Opouští je, aby se vrátil? Neví to sám. Jde branou. U brány sedí žebrák. Je slepý a starý; je skloněn chorobou i lety. Sedí a prosí.

Krysař hodil mu peníz. Žebrák jej ohmatává. A monotónně opakují jeho rty: ,,Mnoho štěstí, poutníku."

Pak přijdou pole. Pracuje se na nich v ranním jitru; hlasy mužů a žen zní z nich, pronikají svěží a čistý vzduch, který dýchá krysař. Zní bujně a vesele; a krysař domnívá se rozuměti řeči lidí.

Opodál jsou pastviny. Pasou na nich krávy. Jak krysař míjí, pozvednou své hlavy a zabučí klidně a nasyceně. A krysař domnívá se, že rozumí řeči zvířat.

A pak vstupuje krysař do lesa. Je to hájemství Panny Marie. Ctihodný a starý les! Zná všechny lásky synků a dcerek města Hameln; zná všecky jejich rozkoše a boly. Zná štěstí a zradu lásky; zná vzplanutí a ochabnutí. Má pro to vše tajemné skrýše a útulky.

Na hoře Koppel, pravda, je také les. Ale jak zasmušilý je sosnový les, srovnáte-li jej s dubovým! A s dubovým lesem za jarního rána, svěžím, živým, uklidňujícím! A ve větvích starých dubů i v mlází dubovém rozezpívalo se tisíce ptáků. Rozezpívali se, jako by vítali nové jitro. A krysař domníval se, že rozumí řeči ptáků — —

Bylo však místo, kde bylo ticho. Bylo to u obrazu Panny Marie. Na místě, kde byl obraz, stal se dávno, dávno zločin. Zabili bohatého kupce, vracejícího se z trhu. Vrazi nikdy nevypátráni, ale vdova dala postavit obraz Panny na místě zlého činu. Podivno! Bylo tu němo a smutno. Vedl-li jsi tu psa, skučel a kňučel; a ptáci přelétali plaše, nikdy zde nehnízdíce. Tak aspoň mluvili občané z Hameln. Jisto je, že nebylo místa tiššího a klidnějšího v lese.

Jak vanul chvílemi vítr, chvělo se listí.

A krysař se domníval, že rozumí šelestu listí.

Zeleň se otevřela a blýskla jí hladina řeky. Ještě svěžejší vzduch ovanul krysařovu hlavu.

Zde bylo daleko, daleko od města. Nebylo stopy po chrámu svaté Trojice. Ani vrchu Koppel nebylo viděti. Vlny, které míjely, netušily nic o Gottliebu Froschovi a Bonifáci Strummovi, jakkoli byli slavní široko daleko.

Tiše plynuly vody; a krysaři se zdálo, že rozumí tichému míjení vod.

Slavné bylo zamyšlení krysařovo; jako by časy a prostory v něm hovořily.

— — Jsem minulost, pravil hlas.

— — Jsem budoucnost, odpovídal jiný.

— — Jsem krásná, mluvila minulost.

— — Budu krásnější, slibovala budoucnost.

— — Měla jsem vše: úsměvy, slzy, sen i procitnutí, děla minulost.

— — Budu míti vše: úsměvy, slzy, sen i procitnutí, řekla budoucnost.

Mezi hovorem minulosti a budoucnosti, jaká to přítomnost!

Z vrcholu, na němž stál, mohl krysař přehlédnouti obojí kraj: kraj opuštěný a zemi zaslíbenou. A z vrcholu, na němž stál, cítil krysař, jak je krásno žíti. Z vrcholu, na němž stál; byl to opravdu vrchol?

Krysař se zahleděl na hladinu řeky.

Plula jí loď; zpočátku zdálo se krysaři, že loď je prázdná. Ale záhy bylo zřejmo, že se choulí na jejím dnu spáč. Vlny unášely loď; loď plula po proudu, který ji zanášel ke břehu krysařovu — Okamžik a loďka narazí.

,,Hohoho!" volal krysař.

Spící se neprobudil.

,,Hoho!" volal krysař znovu. A současně loď narazila o větev stromu, vyčnívající nad řeku. Prudký otřes spícího probudil. Zdvihl se a hleděl na krysaře rozesněnýma očima.

Krysař poznal Jörgena — Nedovedl říci, proč ho rozlaďuje právě nebohý a bezvýznamný rybář, který mu nikdy nedovedl ublížiti.

,,Usnul jsi," pravil.

,,Usnul jsem," pravil Jörgen smutně a měkce. ,,Domníval jsem se, že ony opět přijdou. Ale usnul jsem a nepřišly. Nebo bych to byl zaspal?"

Výraz Jörgenův byl zoufale směšný. Ale krysař se nesmál.

,,Budu se muset vrátit," mínil rybář. ,,Je to daleko a proti proudu. Bude to těžká cesta. A mé sítě jsou prázdné; bude to hladový den."

Výraz Jörgenův stal se ještě žalostnějším. Ale také nyní odolal krysař smíchu — Vzpomněl si na slova pronesená nedávné noci: ,,Mějte ženy, ale nedopouštějte, aby ženy měly vás."

"Крысолов идёт. На сердце его легко. Утренняя встреча была лишь облаком, плывущим и рассеивающимся. Теперь было совсем ясное небо. Никогда ещё не было такого неба.

Все способности крысолова будто выросли на ступень, даже умножились в несколько раз. Он видит далеко вплоть до гор; слышит самые отдалённые и тихие звуки. Шагает, и словно были у него семимильные сапоги, так быстро убегает дорога. Крысолов идёт; но скорее кажется, будто край проходит вокруг него. Стены Гамельна тесны; улицы слишком узки. Крысолов покидает Гамельн. Покидает его, чтобы вернуться? Он сам не знает этого. Он проходит через городские ворота. У ворот сидит нищий. Он слепой и старый; согнутый болезнью и годами. Сидит и просит.

Крысолов бросил ему монету. Нищий её ощупывает. И его губы монотонно повторяют: "Много счастья (тебе), путник".

Затем начинаются поля. Ранним утром на них работают; с них доносятся голоса мужчин и женщин, проникает свежий и чистый воздух, который вдыхает крысолов. Голоса звучат оживлённо и весело; и крысолов думает, что разбирает он разговоры людей.

Поодаль выгоны. На них пасутся коровы. Когда крысолов проходит мимо, они поднимают головы и мычат спокойно и сыто. И крысолов думает, что понимает он разговоры животных.

А затем входит крысолов в лес. Это лесничество Девы Марии. Достопочтенный и старый лес! Он знает о всех любовях сынов и дочерей города Гамельна; знает обо всех их наслаждениях и муках. Он знает о счастье и о предательстве любви; знает о воспламенении и угасании. У него есть для этого все тайные укрытия и убежища.

На горе Коппель, правда, тоже есть лес. Но сосновый лес настолько угрюм; разве сравните его с дубовым! И с дубовым весенним утром, свежим, живым, успокаивающим! И в ветвях старых дубов, и в молодой поросли дубовой распевали тысячи птиц. Распевали, будто приветствовали новое утро. И крысолов полагал, что понимает он разговоры птиц.

И всё же имелось место, где была тишина. Было это у образа девы Марии. На месте, где (находится) образ, когда-то давно-давно произошло преступление. Убили богатого купца, возвращавшегося с ярмарки. Убийц так никогда и не разыскали, но вдова велела поставить образ Девы на месте злого дела. Чудно́! Было тут безмолвно и грустно. Если ты проходил тут с собакой, она скулила и визжала; и птицы пролетали более робко, никогда здесь не гнездясь. Так по крайней мере говорили граждане Гамельна. Несомненно, что в лесу не было места более тихого и спокойного.

Когда время от времени дул ветер, колыхалась листва.

И крысолов считал, что понимает он шелест листьев.

Зелень раскрылась, и блеснула поверхность реки. Ещё более свежий воздух овеял голову крысолова.

Здесь было далеко, далеко от города. Не было следа от храма Св. Троицы. Не было видно и гору Коппель. Проходившие волны ничего не думали о Готлибе Фроше и Бонифаце Штрумме, хотя те и были знамениты далеко вокруг.

Тихо текли воды; и крысолову казалось, что понимает он тихое течение (прохождение мимо) вод.

Торжественным было раздумье крысолова; будто разговаривали в нём времена и пространства.

--Я - прошлое, произнёс голос.

--Я - будущее, ответил другой.

--Я - прекрасно, сказало прошлое.

--Я буду ещё прекраснее, пообещало будущее.

--У меня было всё: улыбки, слёзы, мечта и пробуждение, промолвило прошлое.

--У меня будет всё: улыбки, слёзы, мечта и пробуждение, сказало будущее.

Во время беседы прошлого и будущего, какое это настоящее!

С вершины, на которой он стоял, мог крысолов обозреть оба края: край покинутый и землю обетованную. И с вершины, на которой он стоял, чувствовал крысолов, как прекрасно жить. С вершины, на которой он стоял; было ли то и вправду вершиной?

Крысолов засмотрелся на гладь реки.

По ней плыла лодка; сначала показалось крысолову, что лодка пуста. Но вскоре стало видно, что на её дне скорчился спящий. Волны увлекали лодку; лодка плыла по течению, которое её относило к берегу крысолова - Ещё мгновение, и лодка налетит.

"Хохохо!" кричал крысолов.

Спящий не проснулся.

"Хохо!" снова закричал крысолов. И одновременно лодка натолкнулась на сук дерева, выдававшийся над рекой. Резкое сотрясение разбудило спящего. Он поднялся и смотрел на крысолова заспанными глазами.

Крысолов узнал Йоргена. Он не мог сказать, чем именно его расстраивает бедный и незначительный рыбак, который никогда не причинил ему никакого вреда.

"Ты уснул," он произнёс.

"Уснул," сказал Йорген грустно и мягко. "Я думал, что они опять придут. Но я заснул, а они не пришли. А то разве бы я спал?"

Выражение Йоргеново было отчаянно смешным. Но крысолов не смеялся.

"Должен буду вернуться," рассудил рыбак. "Далеко, и против течения. Это будет тяжёлый путь. А мои сети пустые; будет голодный день."

Йоргеново выражение стало ещё более жалким. Но и сейчас крысолов устоял перед смехом - Он вспомнил слова, произнесённые недавней ночью: "Имейте женщин, но не допускайте, чтобы женщины имели вас."

Цитата: Мечтатель от октября 22, 2018, 06:53
Nedovedl říci, proč ho rozlaďuje právě nebohý a bezvýznamný rybář
Он не мог сказать, чем именно его расстраивает бедный и незначительный рыбак

Здесь точнее: "почему именно". Proč - это "почему", právě "именно".

Пол-книги позади.

Цитата: Мечтатель от октября 22, 2018, 07:20
Пол-книги позади.

Надеюсь, что мы сможем прочитать по-русски и вторую половину :)

Цитата: Damaskin от октября 22, 2018, 12:33
Надеюсь, что мы сможем прочитать по-русски и вторую половину

Да, теперь уже нужно завершить этот сырой перевод.

Цитата: Damaskin от октября 21, 2018, 21:15

Цитата: Мечтатель от октября 21, 2018, 20:49
"У моря" правильно. Но всё же при чём тут тыквы? В словарях ничего похожего больше нет.

Да, непонятно. Жаль, что на ЛФ не осталось знатоков чешского.

Зато носители есть.

Цитата: Poirot от октября 22, 2018, 14:29
Зато носители есть.

Что-то их не видно.

XIV

Krysař vracel se k Hameln. Neklid vypudil ho ze zdí města; ale mnohem dotěrněji ho tam vracel.

Krysař šel po kraji řeky. Tvořila záhyby, vinula se klikatě lesem, lukami a vrbovím.

V lese hrály si děti. Byla to děvčátka. Měla své panenky, panenky hrubé a neumělé. Laskala je a tiskla je na prsa, říkajíce něžně: ,,Mé dítě — —"

Krysař zadíval se na řeku. Loď Jörgenova plula po ní.

Na louce sekali sekáči trávu, která omamivě voněla.

,,Jak se daří tvé ženě?" ptal se druh druha ve chvíli odpočinku.

,,Chválabohu, je zdráva. Chodí už; vše je v pořádku."

,,A dítě?"

,,Zdrávo." A hlasem veselým a hrdým řekl tázaný:

,,Je to hezký hoch."

Krysař zadíval se na řeku. Loď Jörgenova se zpožďovala. Proud stával se silnějším.

Ve vrboví, na vykotlaných vrbách hřáli se dva starci na slunci.

,,Bylo to mé poslední dítě a také to je mrtvo," řekl prvý smutně unaveným hlasem.

,,Mé všechny děti žijí. Ale jako by zemřely," vzdychl soused na protějším pahýle.

A poposedl ze stínu, hledaje zimomřivě slunce, které uskočilo.

Krysař zadíval se na řeku. Lodici Jörgenovu nebylo viděti, přestože se zmírnil proud. Byl Jörgen unaven? Vzdal se zápasu?

Krysař šel. Jak dlouho jde, nevěděl, ale podle slunce dovedl poznati, že je pozdě. Schylovalo se k večeru. Jak dlouho půjde ještě? Také toho nevěděl; věděl jen, že nutno jíti, aby došel včas, nežli zavrou brány města.

,,Mnoho štěstí, poutníku," řekl někdo. Krysař se ohlédl. Není to žebrák z brány? Ale kde by se vzal zde nebožák, který sotva od domu k domu se dovleče?


Крысолов возвращался в Гамельн. Беспокойство выгнало его из стен города; но гораздо навязчивее его туда возвращало.

Крысолов шёл по краю реки. Она образовывала изгибы, извилисто петляла лесом, лугами и ивняками.

В лесу играли дети. Это были девочки. У них были свои куколки, куклы грубые и безыскусные. Они ласкали их и прижимали к груди, говоря нежно: "Моя деточка..."

Крысолов загляделся на реку. По ней плыла Йоргенова лодка.

На лугу косари косили траву, которая дурманяще пахла.

"Как дела у твоей жены?", спросил один другого в минуту отдыха.

"Здорова, слава Богу. Ходит уже; всё в порядке."

"А дитё?"

"Здорово." И голосом весёлым и гордым сказал спрошенный:

"Это чудесный малый."

Крысолов засмотрелся на реку. Йоргенова лодка отставала. Течение становилось сильнее.

В ивняке, на дуплистых ивах два старика грелись на солнце.

"Было это у меня последнее дитя, и тоже мёртвое," грустно сказал первый усталым голосом.

"Мои все дети живут. Но как будто умерли," вздохнул сосед на пеньке напротив.

И пересел из тени, зябко ища улизнувшее солнце.

Крысолов засмотрелся на реку. Йоргеновой лодочки не было видно, тем не менее течение ослабло. Йорген устал? Отказался от борьбы?

Крысолов шёл. Как долго он идёт, он не знал, но по солнцу он мог узнать, что уже поздно. Клонилось к вечеру. Как долго он ещё пройдёт? Этого он тоже не знал; знал только, что нужно идти, чтобы прийти вовремя, а то затворят ворота города.

"Много счастья, путник," сказал кто-то. Крысолов оглянулся. Не нищий ли это с ворот? Но откуда бы взялся здесь бедолага, который едва от дома до дома дотащится?

Трудный отрывок, очень много неясных мест

,,Mnoho štěstí, poutníku," znělo to posměšně a vyzývavě ; ale nyní nebyl to starý a slepý žebrák, ale dlouhý Kristián, který volal.

Usmál se. Dlouhý Kristián je v krámě svého strýce: neopováží se bez důvodu opustiti Hameln. V Hameln neztrácí se lehkovážně den. Ale kdože to mluví za něho?

Ráno, na cestě sem, všemu rozuměl krysař: lidem, zvířatům, ptákům, listí a vodě. A nyní že by neslyšel než posměšný a vyzývavý hlas?

A cože činí nepokojným jeho hrdé nitro? Krysař jde, kam chce, stane, kde chce, a odejde, kdy chce. Byl by opravdu zajat?

Sáhl hrdě po své píšťale. Zajisté, je zde. Nevzal mu ji nikdo a je bezpečen sebou, dokud jí vládne. Neztratil nic na své moci. Pouze —

Pouze klidu nemá krysař. — Blíží se večer. Vrátí se včas? Neuzavřou mu brány města?

Co by to znamenalo pro krysaře? Je mu tak nutno přespati v Hameln? V městě před krátkým časem ještě mu cizím? Mnoho zemí a mnoho měst prošel krysař, a k žádnému, opustiv je jedenkrát, nebyl puzen tak neodolatelnou mocí. Krysař chce se'vzbouřiti a opravdu se vzbouří. Usmyslí si přespat venku. Položí se opravdu do měkké trávy. Noc je vlažná a krásná. Chce viděti hvězdy, chce býti daleko lidí!

Leží v trávě, ale země začíná ho pálit a neklid se stupňuje. Krysař je poražen. Vstává.

A jeho porážka bere na sebe masku vítězství. Snad že by se nebál vrátit se do Hameln! Kdože může zapovědět návrat? Má ještě své účty vyříditi s ledakým. Jsou tu, dejme tomu, Frosch a Strumm. Jsou tu všichni konšelé. A je tu dlouhý Kristián — —

Proč vzpomíná na dlouhého Kristiána? Co má co činiti s tímto? Je mu lhostejný jako kámen u cesty, který jsme minuli. Nezná ho a nechce ho znáti. Proč se vrací stále mu na mysl?

A proč jeho myšlenky vracejí se k domu, který opustil ráno? Neměl ho opouštěti nebo neměl se vraceti. To je jasné. Krysař dovede prese vše jasně mysliti.

Rychleji, rychleji kráčí krysař. Ale krok jeho není tak lehký, jako byl ráno. Sedmimílové střevíce zmizely nebo ztratily svou moc. Krysař, zdá se, jde jako všichni ostatní lidé. Jde jako konšelé z Hameln. Jde jako Kristián. Jenomže trochu zrychlil krok. To není hodno konšelů. Kristián spíše smí si to dovoliti, čeká-li bohatý zákazník.

Ale zákazník nečeká krysaře. Nečeká ho snad vůbec nikdo.

A přece vrací se krysař do brány města Hameln.

Je ještě otevřeno, bohudík. Krysař rozhlédl se: žebráka tu nebylo. Odplazil se domů?

,,Mnoho štěstí, poutníku." Jak ho pronásledovala tato bezvýznamná slova! Jakým posměchem ho šlehala. Proč posměch?

Není radno smáti se krysaři. Občané v Hameln nyní většinou spí; ale mohli by býti probuzeni k něčemu málo příjemnému.

Tak rozumuje krysař; a zatímco rozumuje, zavírá se s rachotem za jeho zády brána města.

Krysař se ohlédne — Brána zavřena — A jemu připadá, jako by se za ním zavírala nastražená past!

"Много счастья, путник", прозвучало насмешливо и вызывающе; но теперь это был не старый и слепой нищий, но длинный Кристиан, который звал.

Он улыбнулся. Длинный Кристиан в лавке своего дяди: он не осмелится без причины покинуть Гамельн. В Гамельне не тратят легкомысленно день. Но кто же это говорит за него?

Утром, по дороге сюда, всё понимал крысолов: людей, зверей, птиц, листья и воду. А теперь (že by neslyšel než) насмешливый и вызывающий голос? 

И что же делает неспокойным его гордое нутро? Крысолов идёт, куда хочет, останавливается, когда хочет, и уходит, когда хочет. (Byl by) вправду пленён?

Он гордо коснулся своей свирели. Конечно, она здесь. Никто её у него не отнял, и он уверен в себе, пока ею владеет. Он не утратил ничего из своей силы. Только-

Только не было покоя у крысолова. - Близится вечер. Он возвратится вовремя? Не затворят ли (перед) ним ворота города?

Что бы это означало для крысолова? Ему так необходимо переночевать в Гамельне? В городе, ещё до недавнего времени ему чужом? Много стран и много городов прошёл крысолов, и ни к одному, оставив его единожды, не был он так влеком необоримой силой. Крысолов хочет восстать, и он и вправду восстанет. Он надумал провести ночь за городом. Он действительно ложится на мягкую траву. Ночь тепла и прекрасна. Он желает видеть звёзды, он желает быть далеко от людей!

Он лежит в траве, но земля начинает его жечь, и тревога повышается. Крысолов побеждён. Он встаёт.

И его поражение надевает на себя маску победы. (Пожалуй, что (by) не боялся вернуться в Гамельн!) Кто же может запретить возвращение? Ему ещё нужно с кем-то посчитаться. Предположим (dejme tomu), там Фрош и Штрумм. Там весь магистрат. И там длинный Кристиан--

Почему он вспоминает о длинном Кристиане? Что ему за дело с ним? Он ему безразличен, как камень у дороги, который миновали. Он не знает его и не желает его знать. Почему же он постоянно возвращается в его мысли?

И почему его мысли возвращаются к тому дому, который он покинул утром? Он не должен был его оставлять или не должен возвращаться. Это ясно. Крысолов сумеет (prese?) всё ясно думать.

Быстрее, быстрее шагает крысолов. Но шаг его не настолько лёгкий, каким был утром. Семимильные сапоги исчезли или утратили свою силу. Крысолов, кажется, идёт, как все остальные люди. Идёт как магистраты из Гамельна. Как Кристиан. Всё же он немного ускорил шаг. Это не достойно членов магистрата. Кристиан скорее позволит это себе, если ожидает его богатый заказчик.

Но крысолова не ожидал заказчик. Вероятно, его вообще никто не ждал.

Тем не менее крысолов возвращался к воротам города Гамельна.

Ещё открыто, слава Богу. Крысолов осмотрелся: нищего не было. Уполз домой?

"Много счастья, путник". Как его преследовали эти незначительные слова! Какой насмешкой его хлестали. Почему насмешкой?

Не следует насмехаться над крысоловом. Граждане в Гамельне сейчас в большинстве спят; но могли бы быть разбужены к чему-то мало приятному.

Так подумывает крысолов; а пока подумывает, затворяются с грохотом за его спиной ворота города.

Крысолов оглядывается - Ворота закрыты - И ему кажется, что за ним захлопнулась расставленная ловушка.

XV

Od poslední návštěvy krysařovy u Žíznivého člověka uplynula řada dní.

Nepřiměřená slova jeho, při odchodu řečená, vzbudila rozruch v krčmě. Nikdo si předtím — a bylo mnoho zpitých v krčmě Rögerově -— nedovolil opovážlivého výroku proti rozšafným konšelům města. To mohl učiniti pouze někdo přespolní, někdo, o jehož minulosti a původu nic se nevědělo, ale vše se mohlo mysliti.

Příštího dne hovořilo se všeobecně o hrozbách krysařových.

Třetího dne stala se významná jakási událost: Stázi Dörricková, choť purkmistra v Hameln, porodila dvojčata a zemřela téhož dne. Vážná, ba smutná tato událost přetřásána s účastí; vzpomněl si sice ten či onen během večera na krysaře, ale hrozby jeho nepřipadaly už tak nebezpečnými.

Když uplynul ještě jeden den a nic se nepřihodilo, zmizel neklid, který nebylo možno dříve popříti. Rozhodně bylo pouhým tlachem, co se ještě včera jevilo nebezpečnou hrozbou. Z krysaře mluvilo víno, chované v sklepě dobrého Rögera; krysař pil ho dobrý ročník.

A pak se zapomínalo vůbec. V městě Hameln zapomínalo se rychle. Včera milovali, a dnes nevěděli ničeho o tom. Včera nenáviděli, a dnes to byla pohádka pro děti.

Včera se báli; a dnes chodili Bonifác Strumm a Gottlieb Frosch klidně pod podloubím náměstí.

Krysař nevěděl, co ho táhne k Žíznivému člověku, kam nehodlal nikdy už vstoupit. Šel bezděčně, skoro v zamyšlení. Procházel klikatými uličkami, neslyše vábivých hlasů ani milostného šepotu. Sel, až se ocitl na náměstí před chrámem svaté Trojice.

Na chrámu, vysoko mezi chrliči, byl ďábel s posměšnou a cynickou grimasou; ďábel, který si asi jest svou věcí jist. Jeho kozlí obličej nakláněl se nad Hameln; a jeho tvůrce dovedl skutečně vložiti něco démonického do jeho rysů.

Častokráte zadíval se krysař na pokušitele, kráčeje tudy; také dnes přivábil jeho zrak.

Kozlí obličej hleděl jasnou měsíční nocí; krysařovi se zdálo, že slyší syčet zlomyslný smích. Ohlédl se; nebylo tu nikoho.

Smál se to ďábel nahoře?

Krysař nebyl pověrčivý ani zbabělec; zahleděl se nahoru a nesklonil svého zraku. Co chce ten kozlí obličej nahoře? A co chce mu jeho zlomyslný smích? Krysař hleděl a nerozuměl tomuto smíchu; tolik však chápal, že je to smích nepřátelský. Nuže, dovede-li se smáti tam nahoře, proč nesestoupí k němu? Uvidí, bojí-li se krysař.

Ďábel smál se ještě; nyní však zdálo se krysaři, že rozumí jeho slovu.

,,Jdi," šeptal ďábel.

Krysař rozuměl: ano, chce, aby šel k Žíznivému člověku. Toť moc, která ho pudila. Co ho tam čeká? Jaká osidla nastrojil ten nahoře? Buď jak buď, krysař půjde.

Ďábel smál se ještě; krysař to věděl, třeba ho neviděl. Kráčelť už temnou uličkou k Žíznivému člověku. Po ulicích zdvihal se vítr. Když míjel krysař zahradu Uršuly, vdovy po pláteníku Lampovi, zdálo se mu, že všechny květy v zahradě chvějí se zimou.

Ale třeba vítr, který se zdvihl, fičel dotěrně a nepřívětivě, nezachvěl se krysař.

После последнего визита крысолова в "Жаждущего человека" прошла череда дней.

Несообразные слова его, сказанные при уходе, возбудили в корчме волнение. Никто прежде - а бывало много пьяных в Рогеровой корчме - не позволял себе дерзкого высказывания против благоразумных городских магистратов. То мог учинить лишь некто иногородний, некто, о чьём прошлом и происхождении ничего не ведомо, но всё (что угодно) можно было думать.

На следующий день только и говорилось об угрозах крысолова.

На третий день случилось кое-какое знаменательное происшествие: Штази Дёррикова, бургомистрова супруга, родила близнецов и умерла того же дня. Серьёзное, даже печальное это событие было перетолковано с участием; в течение вечера хотя бы кто-нибудь да вспоминал о крысолове, но его угрозы уже не казались такими опасными.

Когда же истёк ещё один день, и ничего не приключилось, исчезла тревога, которую ранее не было возможно опровергнуть. То, что ещё вчера представлялось опасной угрозой, беезусловно, было чистой болтовнёй. Из крысолова говорило вино, хранившееся в погребе доброго Рёгера; крысолов пил его хорошей выдержки.

А потом вообще забылось. В городе Гамельне всё забывалось быстро. Вчера любили, а сегодня ничего не ведали о том. Вчера ненавидели, а сегодня это становилось сказочкой для детей.

Вчера боялись, а сегодня Готлиб Фрош и Бонифац Штрумм спокойно расхаживали под аркадой площади.

Крысолов не знал, что его тянет к "Жаждущему человеку", куда он не намеревался уже входить. Он шёл невольно, почти в размышлении. Проходил извилистыми улочками, не слыша ни заманчивых голосов, ни любовного шёпота. Он шёл, пока не оказался на площади перед храмом Св. Троицы.

На храме, между водостоков, был дьявол с насмешливой и циничной гримасой; дьявол, который   (si asi jest svou věcí jist). Его козлиное обличье склонялось над Гамельном; а его создатель действительно сумел придать нечто демоническое его чертам.

Крысолов зачастую заглядывался на искусителя, шагая тем путём; так и сегодня привлёк он его взгляд.

Козлиное обличье смотрело в ясной лунной ночи; крысолову показалось, что он слышит шипение (syčet - шипеть) злорадного смеха. Он огляделся; там никого не было.

Это смеялся дьявол наверху?

Крысолов не был ни суеверным, ни трусом; он посмотрел наверх и не опустил свой взгляд. Чего хочет эта козлиная морда наверху? И чего хочет от него его злорадный смех? Крысолов смотрел и не понимал этого смеха; впрочем он понимал только, что это смех враждебный. Ну-ка, если он в состоянии смеяться там наверху, почему (бы) не спуститься к нему? Он увидит, боится ли крысолов.

Дьявол засмеялся ещё; однако теперь почудилось крысолову, что он понимает его слово.

"Иди", шептал дьявол.

Крысолов понял: да, он хочет, чтобы я пошёл к "Жаждущему человеку". Вот сила, которая его побуждала. Что его там ожидает? Какие сети расставил тот наверху? Будь, что будет, крысолов пойдёт.

Дьявол ещё засмеялся; крысолов это знал, хоть и не видел его. Он уже шагал по тёмной улочке к "Жаждущему человеку". На улицах поднимался ветер. Когда крысолов проходил мимо сада Урсулы, вдовы ткача Лампа, показалось ему, что все цветы в саду дрожат от холода.

Но несмотря на то, что поднявшийся ветер свистел надоедливо и неприветливо, крысолов не задрожал.

Цитата: Мечтатель от октября 22, 2018, 16:20
Krysař jde, kam chce, stane, kde chce, a odejde, kdy chce. Byl by opravdu zajat?

В общем, смысл таков:
"Крысолов идёт, куда хочет, остановится, где хочет, и уйдёт, когда хочет. (Мог бы он так, если) бы был действительно пленён?"

Цитата: Мечтатель от октября 22, 2018, 16:20
Jsou tu, dejme tomu, Frosch a Strumm.

"Они здесь, например, Фрош и Штрумм."
dejme tomu - это не только "допустим", но и "например"

Цитата: Мечтатель от октября 22, 2018, 16:20
Krysař dovede prese vše jasně mysliti.

А здесь, по всей видимости, при наборе пропустили "хачек". Есть слово přese - "через"; "несмотря на".
"Крысолов сумеет (сможет, будет в состоянии), несмотря ни на что, ясно мыслить."

Цитата: Мечтатель от октября 23, 2018, 04:12
А здесь, по всей видимости, при наборе пропустили "хачек". Есть слово přese - "через"; "несмотря на".

Да, именно přese.
Сверил с этим изданием https://archive.org/details/spisydyk11dykvuoft/page/56

Цитата: Мечтатель от октября 23, 2018, 04:12
"хачек".

Ааааа... :o :fp: (http://www.kolobok.us/smiles/standart/swoon2.gif)

Цитата: Wolliger Mensch от октября 23, 2018, 13:46

Цитата: Мечтатель от октября 23, 2018, 04:12
"хачек".

Ааааа... :o :fp: (http://www.kolobok.us/smiles/standart/swoon2.gif)

Где-то в литературе я именно такое написание видел.

Цитировать...Заимствуя латинский алфавит, многие народы добавляли к его буквам диакритические знаки: хачек, изобретенный Яном Гусом для шипящих š, č...

"Энциклопедия для детей. Аванта+" Том "Языкознание. Русский язык"

Поскольку статьи тома написаны специалистами, я воспринял это как указание, что можно так передавать этот чешский звук (я, конечно, знаю, что это далеко не русский "х").

XVI

U Žíznivého člověka bylo pusto.

Stalo se to tím, že přišel cizinec v černém plášti magistra s řetězem na hrdle; cizinec, jehož jména nikdo z domácích neznal. Hned po příchodu cizincově počalo být některým podivně: cítili neklid a tvrdili, že cizinec páchne sírou. — — Pomalu se hosté vytráceli, vrhajíce znepokojené pohledy na stůl, kde seděl cizinec sám. Poslední host odešel krátce před vstupem krysařovým.

Byla to příhoda nepříliš příjemná pro krčmáře; ale krčmář neměl odvahy zakročiti včas. Nyní bylo pozdě; nedalo se už nic zachrániti, zkaziti však mnoho. Tato úvaha Činila Rögera opatrným.

Nedovedl však zatajiti své mrzutosti. Přecházel síní zamračeně a skoro nevrle — pouze když přiblížil se k stolu, u něhož dlel cizinec, vnutil své tváři strnulý a namáhavý úsměv.

Pouze Černá Líza byla veselá; její rozpustilost rostla vyprazdňováním se krčmy. Měla naději, že bude moci dříve k svému milému.

Když vstupoval krysař, zastavil se na okamžik na prahu, rozhlédaje se.

Poté, aniž uvědomil si zvláštnost svého chování, prošel skoro celou síň a usedl u stolu osamělého hosta.

Změřili se.

Muž v černém hávu magistra měl bledé, vyhublé tváře a dlouhý, černý vous. Jeho pohled byl zpytavý a neklidný. Chvílemi chtěl se mnoho tázati a chvílemi mnoho zamlčoval. Připadalo, jako by chtěl stále rozplynout se a uniknout. Komu? Čemu?

Černá Líza napjala sluch. Hostinský Röger napjal sluch. Snad nyní se něco doví o záhadném a málo vítaném cizinci.

Cizinec hleděl na krysaře pohledem člověka, který se setkává s dávným známým a který se s ním nesetkává nahodile.

,,Jste krysař," pravil.

,,Ano," řekl oslovený. A zdálo se mu, že chápe: je to vyslanec toho nahoře.

,,Čekám zde na vás."

,,Kdo vám řekl, že přijdu?"

Krysař se tázal, ale byl si vědom toho, jaká přijde odpověď.

,,On," odvětil muž v hávu magistra tlumě poněkud svůj hlas, aby Černá Líza a Röger neslyšeli. Pak vypukl v tichý, tlumený smích. Z jeho očí šlehl oheň.

A teprve nyní zdálo se krysaři, že se tyto oči, dosud přimhouřené, rozevřely docela.

,,On," opakoval krysař po cizinci. ,,A co chce?"

,,On ví mnoho," zašeptal cizinec. ,,On dovede mnoho!"

,,Kdo jste, cizince, a co mi chcete?" tázal se krysař zamyšleně.

Muž v černém hávu usmál se opět.

,,Jsem magister Faustus z Wittenberka. Muž, kterému On slouží."

,,A co mi chcete, magistře?"

,,Jsme bratři, krysaři. Přišel jsem vám podat ruce."

,,Krysař nemá bratří; krysař je sám. Nepotřebuji nikoho."



"У жаждущего человека" было пусто.

Случилось это потому, что пришёл иностранец в чёрной мантии магистра с цепью на шее; чужак, имени которого никто из местных не знал. Сразу же по приходу чужака некоторым стало странно: они ощущали беспокойство и утверждали, что иностранец вонял серой. - Мало-помалу посетители исчезали, бросая встревоженные взгляды на стол, где чужак сидел один. Последний посетитель ушёл незадолго до прихода (входа) крысолова.

Для корчмаря это было не слишком приятным происшествием; но корчмарь не осмелился вовремя принять меры. Теперь было поздно; уже нельзя было ничего спасти, но (можно было) многое испортить. Это соображение делало Рёгера осторожным.

И всё же он не сумел скрыть своей досады. Он проходил по залу хмуро и почти раздражённо - лишь когда приблизился к столу, у которого находился чужак, он навязал своему лицу застывшую и вымученную улыбку.

Только Чёрная Лиза была весела; её проказливость росла вместе с опустением корчмы. Она надеялась, что сможет раньше (пойти) к своему милому.

Когда крысолов входил, он остановился на мгновение на пороге, оглядываясь.

Затем, даже не отдавая себе отчёта о странности своего поведения, прошёл почти весь зал и уселся у стола одинокого гостя.

Они смерили друг друга (взглядами).

У мужчины в чёрном одеянии магистра были бледные, исхудавшие щёки и длинная, чёрная борода. Взгляд его был испытующим и беспокойным. Порой он хотел много сказать, а порой много умалчивал. Казалось, что он хотел бы раствориться и пропасть. К кому? К чему?

Чёрная Лиза напрягла слух. Трактирщик Рёгер напряг слух. Теперь хоть можно узнать что-нибудь о загадочном и мало желанном чужеземце.

Чужак смотрел на крысолова взглядом человека, который встречается с давним знакомым и который не встречается с ним случайно.

"Вы - крысолов," он произнёс.

"Да," сказал названный. И ему показалось, что он понимает: это посланец того наверху.

"Я здесь жду вас."

"Кто вам сказал, что я приду?"

Крысолов спросил, но сознавал, какой придёт ответ.

"Он," ответил мужчина в одеянии магистра, приглушая несколько свой голос, чтобы не услышали Чёрная Лиза и Рёгер. Затем он разразился тихим, приглушённым смехом. Из его глаз полыхнул огонь.

И только теперь показалось крысолову, что эти глаза, доселе прищуренные, открылись полностью.

"Он," повторил крысолов за чужеземцем. "И чего он хочет?"

"Он знает много," прошептал чужак. "Он может много!"

"Кто вы, чужестранец, и что вы от меня хотите?" спросил крысолов задумчиво.

Мужчина в чёрном одеянии вновь улыбнулся.

"Я - магистр Фаустус из Виттенберга. Муж, которому Он служит."

"И чего вы хотите от меня, магистр?"

"Мы - братья, крысолов. Я пришёл подать вам руку."

"У крысолова нет братьев; крысолов - один. Я ни в ком не нуждаюсь."

Цитата: Мечтатель от октября 23, 2018, 14:44
Где-то в литературе я именно такое написание видел.

Увидеть в «литературе» можно всякое, но как же ж можно всё увиденное бездумно проецировать? :no: :stop: Háček по-чешски — «гачок», «маленький гак». Да и по правилам транслитерации чешская h через г передаётся (что совершенно логично и закономерно).

Цитата: Wolliger Mensch от октября 23, 2018, 16:26

Цитата: Мечтатель от октября 23, 2018, 14:44
Где-то в литературе я именно такое написание видел.

Увидеть в «литературе» можно всякое, но как же ж можно всё увиденное бездумно проецировать? :no: :stop: Háček по-чешски — «гачок», «маленький гак». Да и по правилам транслитерации чешская h через г передаётся (что совершенно логично и закономерно).

Да, я не спорю. Можно сказать, автоматически написал так, как видел в книге. А потом было уже слишком поздно исправлять.

Цитата: Wolliger Mensch от октября 23, 2018, 16:26
Háček по-чешски — «гачок», «маленький гак». Да и по правилам транслитерации чешская h через г передаётся (что совершенно логично и закономерно).

Судьбоносный вопрос, конечно - хачек или гачок.  :fp:

Всё же тут я действительно допустил существенную ошибку (Приношу свои извинения. Почему так вышло, уже объяснил).
Мы же пишем и говорим "Прага", а не "Праха". Или "Ян Гус", а не "Ян Хус". Так и "гачек" должно быть.

Ярослав Гашек ишшо.

,,Pravíte tak, a klamete jiné a klamete sebe. Potřebujete ho. Dovede velmi mnoho; více, než si dovedete představiti. Chcete, abych vám to ukázal?"

A magister pokynul krčmáři, aby přinesl nové láhve. Když se tak stalo, nalil svou sklenici až po kraj a vyprázdnil ji jedním douškem. Jeho bledé tváře se zarděly vínem i rozčilením.

,,Před hodinou byl jsem ve Wittenberku; věříte tomu?"

,,Snad."

,,Není pro mne hranic. Není pro mne nemožností!"

,,S jeho pomocí — —?"

,,Ano."

,,A zač vám slouží?"

,,Vidím, že se dorozumíme, krysaři. Povím vám vše, co chcete. Hledáte pravdu, příteli? Chcete poznání?"

,,Topím krysy, magistře; toť můj úkol."

,,Jste stvořen k něčemu většímu, než abyste topil pouze krysy. To není vše, krysaři; chcete ještě více —"

,,Miluji Agnes — —"

,,Milovati ženu není lepší než topiti krysy — — Chcete více — A řeknu vám, čeho třeba. Po Wittenberku říkají, že jsem prodal duši ďáblu. Nevěřte tomu. Především není duše, to pravím já, magister Faustus z Wittenberka. Ale srdce je, a já jsem prodal své srdce."

A nový dušený smích zjitřil neklidné nitro krysařovo.

,,Nechci prodávati ani kupovati," vybuchl. ,,Nepotřebuji nikoho. Jsem silný."

,,Klamete se, krysaři — — doznáte kdysi jistě, že jste se klamal — Myslil jsem také tak. Kolikráte jsem se mýlil! Co jsem ztratil času a sil! I síly mohou se vrátit; čas se však nikdy nevrátí. A nyní — nyní jest vše lehké a snadné. A nestálo to mnoho. Pouze srdce; srdce jest drobná a zcela zbytečná věc. Lidé však umírají na zbytečné věci. — Máte píšťalu, krysaři. Co byste mohl učiniti ze své píšťaly! Mohl byste být vládcem života a smrti. Mohl byste těšiti a ubíjet. Nevěříte? Mám vám ukázat, co může? Mám vám ukázat, co mohu?"

A magister ukázal na kocoura, vypaseného a líného, který předl u krbu.

,,Vidíte toho kocoura. Chcete, abych z něho učinil tygra?"

,,Učiňte," děl s úsměvem krysař.

Magister zamumlal nesrozumitelná slova a učinil podivný pohyb, znamení kříže, jež končilo gestem posměšným a rouhavým. Poté zkřížil s výrazem sebevědomí ruce na prsou.

,,Nuže, pohleďte!"

Krysař upřel pohled na kocoura. Nepohnul se ani; předl klidně u kamen jako dříve. Poté zahleděl se krysař na magistra. Oči magistrovy byly plny hrůzy a pýchy. Beze vší pochyby byl pro něho kocour tygrem, hotovícím se ke skoku a zkroceným pouze jeho mocným pohledem. Magister uchopil ruku krysařovu a šeptal mu konejšivě:

,,Jest hrozný. Ale nebojte se: vám neublíží."

"Говорите так, и обманываете других и обманываете себя. Вы нуждаетесь в нём. Он сумеет весьма много; больше, чем вы можете себе представить. Хотите, чтобы я вам это показал?"

И магистр кивнул корчмарю, чтобы тот принёс новые бутылки. Когда же так произошло, он налил свой стакан до (самого) края и опорожнил его одним глотком. Его бледные щёки зарумянились от вина и волнения."

"Час назад я был в Виттенберге; верите этому?"

"Возможно."

"Для меня нет границ. Для меня нет невозможности!"

"С его помощью--?"

"Да."

"А за что он вам служит?"

"Я вижу, что мы договоримся, крысолов. Расскажу вам всё, что хотите. Ищете истину, дружище? Желаете познания?"

"Топлю крыс, магистр; вот моя задача."

"Вы созданы для чего-то большего, чем только топить крыс. Это не всё, крысолов; вы хотите ещё больше--"

"Я люблю Агнес--"

"Любить женщину - это не лучше, чем топить крыс-- Вы хотите большего-- И я скажу вам, что нужно. По Виттенбергу говорят, что я продал душу дьяволу. Не верьте этому. Прежде всего, души нет, это говорю я, магистр Фаустус из Виттенберга. Но есть сердце, и я продал своё сердце."

И новый глухой смех тревожно разбередил нутро крысолова.

"Я не желаю ни покупать, ни продавать," взорвался он. "Мне не нужен никто. Я - силён."

"Обманываетесь, крысолов--несомненно, когда-нибудь вы признаете, что обманывались - Я тоже думал таким образом. Сколько раз вводил себя в заблуждение! Сколько потерял времени и сил! И силы могут вернуться; время же никогда не возвращается. А теперь - теперь все легко и просто. И это не стоило многого. Только сердца; сердце - это мелкая и совершенно бесполезная вещь. Однако люди умирают ради ненужных вещей. - У вас есть свирель, крысолов. Чего бы вы могли натворить со своей свирелью! Вы могли бы быть владыкой жизни и смерти. Могли бы радовать и убивать. Не верите? Мне следует показать то, что я могу?"

И магистр показал на кота, упитанного и ленивого, который (předl) у камина.

"Вы видите того кота. Хотите, чтобы я из него сделал тигра?"

"Сделайте," сказал с улыбкой крысолов.

Магистр пробормотал непонятные слова и совершил странное движение, крестное знамение, которое завершилось жестом насмешливым и кощунственным. Затем с выражением самодовольства он скрестил руки на груди.

"Ну же, взгляните!"

Крысолов устремил взгляд на кота. Он даже не пошевелился; (předl) спокойно о камень, как и прежде. Затем крысолов посмотрел на магистра. Очи магистра были полны ужаса и гордости. Без всякого сомнения кот был для него тигром, готовившимся к прыжку и укрощённым лишь его могущественным взглядом. Магистр схватил руку крысолова и прошептал успокаивающе:

"Страшный. Но не бойтесь: вам он не причинит вреда."

Он поколебался две-три секунды, желая насытиться свои ужасом; вновь проговорил какие-то невразумительные слова и совершил своё заклинательское движение. Затем повернулся к крысолову, спрашивая:

"Теперь верите?"

Крысолов повертел головой.

Předl - это форма какого глагола? Что-то я не соображаю.

Оказывается, это
příst
(o kočce) vydávat hluboký monotónní zvuk vyjadřující spokojenost
"мурлыкать"

Цитата: Мечтатель от октября 23, 2018, 17:26
И магистр показал на кота, упитанного и ленивого, который (předl) у камина.

В данном случае, видимо, "мурлыкал".
příst ned. (1. j. předu; rozk. přeď; 2. mn. přeďte; čin. předl; přech. přít. předa; podst. předení)
(o kočce) vydávat zvuk jako kolovrat při předení
Kočka mi spokojeně předla v klíně.
https://www.nechybujte.cz/slovnik-soucasne-cestiny/příst (https://www.nechybujte.cz/slovnik-soucasne-cestiny/p%C5%99%C3%ADst)

Цитата: Мечтатель от октября 23, 2018, 17:39
Оказывается, это
příst
(o kočce) vydávat hluboký monotónní zvuk vyjadřující spokojenost
"мурлыкать"

Опередили :)

И здесь нужно кое-что поправить:

Цитата: Мечтатель от октября 23, 2018, 17:26
Nepohnul se ani; předl klidně u kamen jako dříve.

u kamen - это "у печки" (kamna mn. "печь")

Цитата: Damaskin от октября 23, 2018, 16:51
Судьбоносный вопрос, конечно - хачек или гачок.  :fp:

:fp: Да, судьбоносный. Ошибки ни к чему ни по какому поводу. Паясничание тут не уместно.

Впечатление от чешского такое: явно родствен русскому (много похожих слов), но прочитать не умею и смысл предложений непонятен. :(

Цитата: Nevik Xukxo от октября 23, 2018, 18:11
Впечатление от чешского такое: явно родствен русскому (много похожих слов), но прочитать не умею и смысл предложений непонятен. :(

Да ну что вы. Глоссарий трудных слов, конечно, нужен, а с ним читается легко даже без знания орфографии и грамматики.

,,Nestačí vám to? Učiním více. Chcete viděti palác kalifů? Chcete vidět Alhambru?"

A znovu magister šeptal a gestikuloval; a znovu naplnil jeho oči úžas věcí uzřených. Ale krysař neviděl Alhambry, magistrovi tak zřetelné; viděl jen okrouhlé dubové stoly krčmy Rögerovy.

Pohled plný očekávání, který upjal magister na krysaře, přešel v pohled zklamání, jež nechápe nechápajícího.

,,Ještě ne? Ještě nestačí?"

Magister se zamyslil.

,,Učiním více," pravil posléze, hledě na Černou Lízu, která pochechtávajíc se pohybům neznámého hosta, stála ve dveřích.

,,Vizte tuto ženu. Je hrubá, sprostá, ubohá! Chcete, abych z ní učinil Helenu, pro niž se vraždili Trojští a Achajci? Chcete, abych omyl z ní kal orgií a hnus hříchu? Mohu to a učiním tak!"

Krysař mlčel.

A magister opakoval svůj pokus. Zamumlal opět svou formulku, hledě na Černou Lízu, která se svíjela bujným smíchem. Ale smích Lízin nezmátl magistra; zvedl opět ruku, jako by žehnal a nedožehnal.

,,Vizte, toť ona!"

Krysař, slyše jásavá slova magistrova, pohlédl nejprve na něho. Magister viděl nepochybně něco vzácného a krásného. Byl všecek opojen a zmámen. Jeho oči nedovedly se odloučit od jednoho bodu a jeho ramena se rozpjala, jako by chtěla prázdno obejmout. Nebylo pochyby: pro něho byla to pohádka, kouzlo, zázrak, neuvěřitelný a veliký zázrak.

A krysař — skoro s jakousi bázni — zadíval se nyní na to, co mělo být Helenou. Ve dveřích stála ještě Černá Líza, příliš skutečná, jak ji znalo celé město Hameln, jak ji znali všichni její milenci — A smála se hrubým a hlučným smíchem. Pohyby magistrovy a výraz jeho exaltovaných očí bavily ji patrně.

,,Toť ona — — —," šeptal magister opojen. ,,Toť Helena — — — Jest krásná — — — Oh, jak jest krásná — — !"

A rozepjatá jeho ramena chtěla sevříti neuvěřitelný zázrak; setkala se v prázdnu, to však nezklamalo touhu magistrovu. Ramena magistrova svírala prudce a horoucně neviděné.

Krysař, přítel jasných a určitých věcí, pocítil úzkost, jako by stanul na vratké a sypké půdě, která se pod nohama propadá, vždy zrádněji a rychleji. Jeho ruce dotkly se stolu: byl pevný. Jeho ruce dotkly se sklenice: byla pevná. Povstal: také chladný kámen pod nohou byl pevný.

Magister trval chvíli ve svém opojení; pak se téměř násilím protrhl z něho. Odříkal formulku a učinil svůj pohyb. Jeho oči ztratily svůj lesk. Bylo to spíše vysílení nežli klid.

Teprve nový doušek vína vzpružil magistra, který pohlédl vítězně na svého spolustolovníka.

Ale neuzřel v očích krysařových opojení ani víry.

Zklamaně a cize zíral magister na krysaře.

,,Nevěříte ještě?"

,,Ne — —"

,,Neviděl jste? — —"

,,Ne — —"

Magister se zasmušil.

"Вам этого недостаточно? Я сделаю больше. Хотите увидеть дворец калифов? Хотите увидеть Альгамбру?"

И снова магистр шептал и жестикулировал; и снова глаза его наполнились изумлением от увиденных вещей. Но крысолов не видел Альгамбры, магистру столь очевидной; он видел лишь округлые дубовые столы Рёгеровой корчмы.

Взгляд, полный ожидания, который магистр устремил на крысолова, перешёл во взгляд разочарования, которое не понимает непонимающего.

"Ещё нет? Ещё не достаточно?"

Магистр задумался.

"Я сделаю больше," сказал он затем, глядя на Чёрную Лизу, которая, похохатывая от движений неведомого гостя, стояла в дверях.

"Узрите эту женщину. Она груба, вульгарна, жалка! Хотите, чтобы я из неё сотворил Елену, ради которой убивали друг друга троянцы и ахейцы? Хотите, чтобы я смыл с неё грязь оргий и скверну греха? Я это могу и сделаю так!"

Крысолов молчал.

И магистр повторил свой эксперимент. Вновь пробормотал свою формулу, глядя на Чёрную Лизу, которая скорчилась от буйного смеха. Но Лизин смех не смутил магистра; он вновь вознёс руку, как бы благословляя, и недобогословил.

"Узрите, вот она!"

Крысолов, услышав ликующие слова магистра, посмотрел сначала на него. Магистр видел без сомнения что-то редкостное и прекрасное. Он весь был опьянён и одурманен. Его глаза не могли оторваться от одной точки, а его плечи раскинулись, будто хотели обнять пустоту. Сомнения не было: для него это было сказкой, волшебством, чудом, невероятным и великим чудом.

А крысолов - почти с какой-то боязнью - поглядел теперь на то, что должно было быть Еленой. В дверях всё ещё стояла Чёрная Лиза, чересчур реальная, какой её знал весь город Гамельн, какой её знали все её любовники - И смеялась грубым и громким смехом. Магистровы жесты и выражение его экзальтированных глаз явно её забавляли.

"Вот она---," шептал магистр в упоении. "Вот Елена----Она прекрасна---О, как она прекрасна--!" 

И раскинутые его плечи хотели сжать невероятное диво; они встретились в пустоте, однако это не разочаровало стремление магистра. Плечи магистровы крепко и пылко сжимали незримое.

Крысолов, приятель ясных и определённых предметов, ощутил тревогу, будто ступил он на шаткую и сыпучую почву, которая исчезала под ногами, всё более предательски и быстрее. Его руки прикоснулись к столу: он был твёрдым. Его руки прикоснулись к стакану: он был твёрдым. Он привстал: холодный камень под ногой тоже был твёрдым.

Магистр пребывал минуту в своём упоении; затем почти насильно вырвался из него. Продекламировал формулу и совершил своё телодвижение. Его глаза потеряли свой блеск. Это было скорее обессилением, чем покоем.

Только новый глоток вина взбодрил магистра, который триумфально посмотрел на своего соседа по столу.

Но не увидел в глазах крысолова ни упоения, ни веры.

Разочарованно и отчуждённо взирал магистр на крысолова.

"Не верите ещё?"

"Нет--"

"Вы не видели?--"

"Нет--"

Магистр помрачнел.

,,Vadí vám vaše srdce, příteli. Muž, který hloubá, neměl by nikdy míti srdce. Uvidíte, že na ně zhynete. Bude vás škoda; bude škoda vaší píšťaly, stvořené k lepším věcem. Jste můj bratr, jste více než můj rodný bratr — — Lituji vás."

,,Také já vás lituji," odvětil krysař mírně a beze stopy posměšku. Ale sotvaže dořekl, magister Faustus z Wittenberku zmizel. Krysař dlel u okrouhlého stolu sám — Nebylo tu nikoho v síni kromě rozespalého Rögera a rozesmáté Lízy.

Röger opíral se o sloup, vyděšen a znepokojen tím, co se udalo; také Černá Líza, zmatena náhlým zmizením cizincovým, nesmála se už.

,,Viděl jste?" tázal se Röger.

Krysař pokynul mlčky hlavou.

,,Zmizel. Nic už jiného nescházelo. Poslední dobou podivní lidé navštěvují město Hameln — —"

Krysař mohl vycítiti urážku ze slov krčmářových; neodpovídal však, zabývaje se příliš zmizelým magistrem. Mlčení krysařovo nemohlo vrátiti krčmářovi klid; zmizení znepokojovalo ho z jiných, vážných důvodů.

,,Věděl bych rád, zaplatil-li aspoň svou útratu. Na mou věru, tento magister nebyl z nejméně žíznivých. A nezaplatil-li — —"

Ale obavy krčmáře, spěchajícího rychle k stolu, u něhož nyní krysař seděl sám, byly zbytečný.

Na místě, kde seděl před chvílí ještě cizinec v černém plášti, magister Faustus z Wittenberka, ležel zlatý peníz. Röger, neuklidněn ještě zcela, vzal peníz do ruky a zkoumal, je-li pravý.

Jeho zkoumání dopadlo nepochybně příznivě, neboť pravil uklidněn už a skoro usměvavý:

,,Tento peníz jest pravděpodobně z dílny ďáblovy. Ale za zlaťák ďáblův možno koupit více nežli za groš andělův."

Krysař vstal, zaplatil a odcházel pomalu.

Ostrý vítr fičel ulicemi a šlehal do tváří krysařových.

Když se ocitl před chrámem svaté Trojice, zahleděl se krysař do výše, tam, kde slyšel ďábla se smát — —

Nakláněl se ještě nad Hameln — Bylo možno říci, že se ještě směje... A bylo možno slyšeti jeho slova, posměšná a jízlivá slova — ,,Jdi — jdi ještě, krysaři!"


"Вам мешает ваше сердце, дружище. У понимающего мужа никогда не должно бы быть сердца. Вы увидите, что погибнете от него. Будет вас жаль; будет жаль вашей свирели, созданной для лучших вещей. Вы - мой брат, вы - больше, чем мой родной брат -- Я жалею вас."

"И я вас жалею," ответил крысолов мирно и без следа насмешки. Но едва только он сказал, магистр Фаустус из Виттенберга исчез. Крысолов находился за круглым столом один - Там в зале не было никого, кроме сонного Рёгера и смешливой Лизы.

Рёгер опирался о колонну, напуганный и встревоженный тем, что произошло; также и Чёрная Лиза, приведённая в замешательство внезапным исчезновением чужестранца, уже не смеялась.

"Вы видели?" спросил Рёгер.

Крысолов молча кивнул головой.

"Исчез. Уже ничего иного не хватало. В последнее время странные люди посещают город Гамельн--"

Крысолов мог почувствовать оскорбление от слов корчмаря; однако он не ответил, слишком занятый пропавшим магистром. Молчание крысолова не могло вернуть корчмарю спокойствие; исчезновение обеспокоило его по иным, серьёзным причинам.

"Хотел бы я знать, оплатил ли он хотя бы свой счёт. По моему мнению, этот магистр не был из наименее жаждущих. И если не оплатил--"

Но опасения корчмаря, быстро заторопившегося к столу, за которым крысолов сидел теперь один, были напрасными.

На месте, где ещё минуту назад сидел чужак в чёрном плаще, магистр Фаустус из Виттенберга, лежала золотая монета. Рёгер, ещё не вполне успокоенный, взял монету в руку и проверил, настоящая ли она.

Его испытание завершилось, несомненно, благоприятно, ибо он, уже успокоившийся и почти улыбающийся, произнес:

"Эта монета, вероятно, из мастерской дьявола. Но за чёртов золотой можно купить больше, чем за ангельский грош."

Крысолов встал, заплатил, и не спеша ушёл.

Резкий ветер свистел на улицах и хлестал крысолова по щекам.

Когда он оказался перед храмом св. Троицы, заглянул крысолов в высоту, туда, где слышал смеющегося дьявола --

Тот всё ещё склонялся над Гамельном - Можно было сказать, что он ещё смеётся. И можно было услышать его слова, насмешливые и язвительные слова - "Иди - иди ещё, крысолов!"

XVII

Stála ve dveřích, jako tenkráte, když krysař lehké mysli a lehkého srdce vstupoval do města Hameln. Ale nesmála se. Horečně, upjatě hleděly její oči do nočního temna. Stála čekajíc, jak se zdálo; ale nečekala štěstí, nýbrž osud. Stála přibita na dveře jako na svůj kříž.

Tiché kroky krysařovy ozvaly se a blížily. Horečka roztoužení nezachvěla však mladým tělem Agnes jako tolikrát; bezvládněji jen a rezignovaněji poddávala se neznámé tíze. A její oči nevzplály očekáváním: zíraly dále sklesle, bez naděje a víry, že by mohla kdy ustoupit noc.

Ale toho všeho neviděl krysař. Jen bílý stín u dveří zahlédl. Zrychlil krok. Celá jeho touha rozletěla se k. Agnes. Na všechno pozapomenul v své touze: na zradu konšelů Hameln a jejich nesplněné sliby; na bledého kouzelníka, který sám sebe okouzlit nedovede, na toho, jenž smál se na výšinách chrámu svaté Trojice. Daleko je doktor Faustus. I ďábel je daleko té chvíle. Čeho by mohl hledati v tichém a zapadlém domě, který skrýval lásku krysařovu? Krysař šel. Šel, zavíraje oči. Klidně mohl tak kráčeti; znal příliš dobře cestu. V pravý okamžik rozevřel náruč, aby pojal do svých pevných ramenem rozkvetlé a teplé její tělo. Předevčírem, včera ještě zulíbaly jeho přivřená víčka žhavé rty a nahá ramena stiskla jeho hrdlo.

V pravý okamžik rozevřel náruč. Ale stalo se něco podivného. Tělo, jehož se dotkl, nekladlo odporu; ale také života v něm nebylo. Nebo aspoň jakýs takýs chladný, znepokojivě mizející život. Nepocítil horkých polibků, nezaslechl šepot rozkoše a lásky.

,,Agnes!" vydralo se z krysařových úst. Ale jeho slovo nedovedlo zapuditi strašidel.

,,Krysaři —," zašeptla ta, kterou měl v náručí. Ale hlas její zněl z tak nepřístupné dálky, že sotva krysař doslechl. Bylo to slovo, ne však odpověď.

Na čase bylo, aby krysař rozevřel oči, jako rozevřel náruč. Nebylo pochybností; v svitu měsíčním choulila se zde u dveří žena, kterou miloval. Ale tvář její byla bledá, skoro zsinalá. Krysař rád by byl věřil, že tím vinen pouze odlesk měsíce. Ale zdálo se mu náhle, že slyší smích.

Ďábel, který pokoušel krysaře, sestoupil pomalu s věže svaté Trojice. Přiblížil se lstivými kroky za krysařovými zády v zapadlý tento kout. Ze zahrady, za rozkvetlým bezem zněl jeho přitlumený chechtot. Jinak bylo ticho. Ale krysař rozuměl smíchu a rozuměl tichu. Věděl, že nutno se ptáti; věděl však též, že dostane se mu kruté odpovědi.

Krysař nebyl však zbabělcem; odhodlal se přece k nebezpečné otázce. ,,Co je ti, Agnes?"

Она стояла в дверях, как в тот раз, когда крысолов с лёгкими мыслями и лёгким сердцем входил в Гамельн. Но она не смеялась. Лихорадочно, сосредоточенно смотрели её очи в ночную темноту. Она стояла в ожидании, как казалось; но она ожидала не счастье, а судьбу. Она стояла приколоченная к двери, как к своему кресту.

Раздались и приблизились тихие шаги крысолова. Однако жар томления не сотряс молодое тело Агнес, как было столько раз; лишь ещё более бессильно и покорно покорялась она неведомой тяжести. И её очи не вспыхнули ожиданием: взирали они и далее подавленно, без надежды и веры (в то), что ночь когда-нибудь могла отступить.

Но всего этого не видел крысолов. Он заметил лишь белую тень в дверях. Ускорил шаг. Вся его страсть полетела навстречу Агнес. Обо всём позабывал он в своём стремлении: о предательстве магистратов Гамельна и их невыполненных обещаниях; о бледном чародее, который не в состоянии очаровать самого себя (здесь я не понял смысл), о том, кто смеялся на высоте храма Св. Троицы. Далеко доктор Фаустус. И дьявол далеко в эту минуту. Чего он мог бы искать в тихом и заброшенном доме, который скрывал любовь крысолова? Крысолов шёл. Шёл, закрыв глаза. Он спокойно мог так шагать; он слишком хорошо знал дорогу. В подходящий момент он раскрыл объятия, чтобы заключить в своих крепких плечах цветущее и тёплое её тело. Позавчера, вчера ещё покрывали поцелуями его полуприкрытые веки жаркие губы и нагие плечи сжимали его шею.

В подходящий момент он раскрыл объятия. Но произошло нечто странное. Тело, которого он коснулся, не оказало сопротивления; но и жизни в нём не было. Или по крайней мере (в нём была) какая-то прохладная, тревожно исчезающая жизнь. Не ощутил он горячих поцелуев, не услышал шёпот наслаждения и любви.

"Агнес!" вырвалось из уст крысолова. Но его слово не сумело отогнать страшилищ.

"Крысолов-," прошептала та, которая была у него в объятиях. Но голос её прозвучал из такой недоступной дали, что крысолов едва услышал. Было это словом, но не ответом.

Пора было крысолову открыть глаза, как раскрыл он объятия. Сомнения не было; в лунном свете ёжилась здесь в дверях женщина, которую он любил. Но лицо её было бледным, почти посинелым. Крысолов хотел бы верить, что в этом повинен лишь отсвет луны. Но ему вдруг почудилось, что он слышит смех.

Ďábel, který pokoušel krysaře, sestoupil pomalu s věže svaté Trojice. Přiblížil se lstivými kroky za krysařovými zády v zapadlý tento kout. Ze zahrady, za rozkvetlým bezem zněl jeho přitlumený chechtot. Jinak bylo ticho. Ale krysař rozuměl smíchu a rozuměl tichu. Věděl, že nutno se ptáti; věděl však též, že dostane se mu kruté odpovědi.

Krysař nebyl však zbabělcem; odhodlal se přece k nebezpečné otázce. ,,Co je ti, Agnes?"

Hlas krysařův zněl tiše a konejšivě, jak jen mohl krysařův hlas. A jeho ruka měkce se dotkla bezvládného a smutného těla milenčina. Oči Agnes rozevřely se široce. Bylo v nich něco neskonale plachého a bezradného. Neunikala, poněvadž nebylo možno uniknout. Nebránila se, poněvadž nebylo možno se ubrániti. Krysaře ranily tyto beznadějné oči, ustupující osudu. Sevřel Agnes prudčeji... tak prudce jako při prvním setkání.

Ale cos bylo jiné než tenkráte: bolest ještě byla, ale rozkoš vyprchala.

,,Mluv přece, Agnes," naléhal krysař. ,,Pověz, co tě bolí. Tvé mlčení je krutější všeho, co bys mohla říci!"

Ale krysař zarazil se při svých posledních slovech. Sevřelo to jeho srdce mučivou otázkou: Bylo tomu opravdu tak?

Agnes učinila těžký a slabý pohyb někoho procitajícího z mdloby.

,,Pojď!" zašeptala tiše a sklíčeně. Bylo zjevno, že složila ruce a dala se vésti fatalismem slabé ženy, prudkým, násilnickým proudem. Ale kam ji zanese?

Šli. Také tuto cestu mohl krysař znáti, třeba kráčel temnotou. A přece klopýtnul; klopýtnuv, vzpomněl náhle na dlouhého Kristiána. Kupodivu! Dlouhého Kristiána jako by jindy nebylo. Krysař nepocítil nikdy žárlivosti; Kristián připadal mu něčím neškodným a marným, čím se zbytečno zabývat. Ale té chvíle ranila ho ta myšlenka. Jeho hrdost utrpěla krutou ránu. Nachýliv se k Agnes, kráčející před ním tmou, takže cítila jeho horký dech, otázal se prudce:

,,Je to Kristián?"

Neodpověděla. Tápali oba němě tmou; a třeba ji znali z minulých nocí, stala se jim náhle cizinou.

Hodiny bily na věži. Jednotvárně tento zvuk rozesnil krysaře na tři čtyři vteřiny. Ale pak ho probudil zoufalý a bezútěšný výkřik Agnes, která kdysi se tak usmívala do jarní noci:

,,Můj bože!"

Дьявол, который искушал крысолова, тихонько спустился с башни Св. Троицы. Он приблизился коварными шагами следом за крысоловом к заброшенному тому уголку. Из сада, за цветущей сиренью звучал его приглушённый хохот. В остальном было тихо. Но крысолов понимал смех и понимал тишину. Он знал, что необходимо спросить; но он также и знал, что достанется ему жестокий ответ.

Однако крысолов не был трусом; и он всё же решился на опасный вопрос: "Что с тобой, Агнес?"

Голос крысолова прозвучал тихо и успокаивающе, как только мог голос крысолова. И его рука мягко коснулась безвольного и печального тела любимой. Очи Агнес широко открылись. Было в них что-то беспредельно испуганное и растерянное. Она не убегала, потому что невозможно было убежать. Она не защищалась, потому что невозможно было защититься. Крысолова ранили эти безнадёжные глаза, уступающие судьбе. Он стиснул Агнес крепче... так же крепко, как при первой встрече.

Но что-то было иным, чем в тот раз: боль ещё была, а наслаждение улетучилось.

"Говори же, Агнес," настаивал крысолов. "Расскажи, что тебя мучает. Твое молчание более жестоко, чем всё, что ты могла бы сказать!"

Но крысолов споткнулся на своих последних словах. Это стиснуло его сердце мучительным вопросом: Было ли это и вправду так?

Агнес сделала тяжёлое и слабое движение пробуждающегося от обморока.

"Иди!" прошептала она тихо и удручённо. Было явно, что она опустила руки и с фатализмом слабой женщины позволила себя вести стремительному, насильственному течению. Но куда оно её отнесёт?

Они шли. Эту дорогу тоже мог (у)знать крысолов, хоть и шагал в темноте. И всё же споткнулся; споткнувшись, вспомнил о длинном Кристиане. Как ни странно! В другое время Кристиана как будто не было. Крысолов никогда не чувствовал ревности; Кристиан казался ему чем-то безвредным и пустым, чем излишне заниматься. Но в ту минуту его ранила эта мысль. Его гордость получила жестокую рану. Наклонившись к Агнес, шагавшей перед ним во тьме, так что она почувствовала его горячее дыхание, он резко спросил:

"Это Кристиан?"

Она не ответила. Они оба немо нащупывали (дорогу) во мраке; и хотя они знали её по минувшим ночам, она вдруг оказалась для них чужбиной.

Часы пробили на башне. Однообразный этот звук усыпил крысолова на три-четыре секунды. Но затем его разбудил отчаянный и безутешный вскрик Агнес, которая когда-то так улыбалась весенней ночи:

"Боже мой!"

Мечтатель, я правильно понял, что вы тут упражняетесь в переводе?

Цитата: Poirot от октября 24, 2018, 10:03
Мечтатель, я правильно понял, что вы тут упражняетесь в переводе?

И читаю хорошую книгу, и попутно таким образом изучаю чешский язык.

Цитата: Мечтатель от октября 24, 2018, 08:25
Bylo zjevno, že složila ruce a dala se vésti fatalismem slabé ženy, prudkým, násilnickým proudem.
Было явно, что она опустила руки и с фатализмом слабой женщины позволила себя вести стремительному, насильственному течению.

Здесь точнее так:
"Было ясно, что она сложила руки и дала себя вести фатализму слабой женщины, стремительному, насильственному течению"

Цитата: Мечтатель от октября 24, 2018, 08:25
Его гордость получила жестокую рану. Наклонившись к Агнес, шагавшей перед ним во тьме, так что она почувствовала его горячее дыхание, он резко спросил:

Здесь всё же лучше сказать: "ступавшей перед ним". Они же в доме передвигаются.

Цитата: Мечтатель от октября 24, 2018, 08:25
Tápali oba němě tmou; a třeba ji znali z minulých nocí, stala se jim náhle cizinou.
Они оба немо нащупывали (дорогу) во мраке; и хотя они знали её по минувшим ночам, она вдруг оказалась для них чужбиной.

Лучше так: "Они оба немо шарили в темноте; и хотя знали её по минувшим ночам, она вдруг стала для них чужбиной"

XVIII

Po výkřiku nastalo mrazivé ticho.

Krysař donesl Agnes na blízké lože. Nebyla by došla; její síly byly vyčerpány. Krysař sklonil se nad jejím bílým tělem, čekaje marně slovo, vysvětlení, zpověď. Nic nepřicházelo. Vteřiny byly krutě dlouhé. Agnes se neprobouzela ze své mdloby. Dýchala slabounce, sotva slyšitelně. A krysař cítil v nočním tichu neklidný tep vlastního tuláckého srdce. Čekal.

Přes Hameln šla noc. Všichni odpočívali mezi dvojí malostí, mezi dvojím hříchem a dvojí bídou; všechny ukolébávalo domácké a drobné štěstí, které štěstím nikdy nebylo. Všichni odpočívali, kromě krysaře; nezapomeňme však na Seppa Jörgena, zatoulaného v bezmocné touze. Také Sepp Jörgen byl tak zhroucený a ubohý jako Agnes. A přece zdála se dnes jeho bída mizivou a nepatrnou.

Přes Hameln šla noc. Všelijaké šly noci přes Hameln. Krysař se pamatoval na kterousi z nich; byla to noc, kterou strávili tak neklidně Strumm a Frosch... noc, kterou krysař probděl. A opět a opět vtíraly se vzpomínky.

Posléze procitla Agnes; jak bylo pozdě? Krysař nevěděl. Vše bylo věčnost, zoufalá a krutá věčnost. Její ruka hledala jeho ruku. Krysař sklonil se nad Agnes. — V měsíčním svitu byla její bledost ještě bledší a děsila krysaře. Oči obou se setkaly. Hleděl vážně a pátravě; ale v jejích očích nenašel bázeň, pouze smutek. A z jejího hrdla, v němž slova tak dlouho umírala, řinula se náhle slova tím bolestnější, že nevyčítala.

,,Stalo se... Nemohu za to. Nemám ho ráda; cítím, že ho nemám ráda. A přece se to stalo."

A slabá Agnes nabyla náhle sil k prudkému a vášnivému výkřiku:

,,Zab mne, zab mne! Nechci jeho dítě! Nechci je, nechci je!"

Vztýčila se napolo na loži, svírajíc ruku krysařovu, jako ji svírá tonoucí. Krysař sebou ani nepohnul při krutých slovech Agnes. Stál jako socha, jako přízrak. Ale jeho srdce sežehl mráz jediné vteřiny. Nezbyla v něm nežli krutá bolest.

,,Zab mne," opakovala Agnes.

Pak klesla opět na lože. Bezvládná ležela na něm s uštvanýma očima toho, jenž dlouho marně hledal cestu a nemá již sil dále ji hledati.

A krysař skláněl se nad Agnes nepohnutý a chmurný. Chtěl promluvit, nemohl však; chtěl odejít, a nedovedl. Chtěl odvrátit zrak, a nebylo lze ho odloučiti od propasti této zoufalosti.

Podivný okamžik! Měl představu letu, úžasného letu... ale zcela jiného než onoho jitra.

Celý život hřměl kolem něho a někam mimo. Volaly vzdálené hlasy, zvonily číše, zněl smích a jásot. Zvony hlaholily jako v slavné dny. A pak to ticho, pak to strašné ticho.

Krajiny míhaly se před krysařovýma očima; překonávaly se krásou. Měly smavý půvab jihu a přísnou krásu severu. Plynuly řeky, týčily se hory, hlučela města, bouřila moře. A pak bylo prázdno, strašné prázdno.

Tváře žen se zamíhaly v dáli; žen bílé i tmavé pleti, žen různých plemen a zemí. Šly, šeptajíce něhu a lásku. — Šly, kynouce na pozdrav. — A potom přišla noc.

Úžasný a překotný let!

Vše zmizelo, a krysař necítil; všechny odešly, a krysař nelitoval. Daleko, daleko, k novým obzorům letělo jeho pyšné a prudké srdce. Nezakotvit! Nestanout!

Agnes! Agnes! Čím upoutala Agnes krysaře? Byly krásnější ženy, byly opojivější ženy. Spojuje hoře více nežli rozkoš? Oči Agnes hleděly rezignovaně a sklesle. Neopakovala už své ,,Zab!" Ale v jejím pohledu nebylo radosti a naděje. Pouze bol.

Ale bol ten byl nehlasný. A tělo Agnes bylo chladné a nehybné jako tělo ženy, kterou ubili.

Krysař stál nad touto Agnes. Hory valily se na jeho srdce. Těžké byly rozpomínky. Vteřiny byly dlouhé, ale přece míjely. Počínalo se šeřiti. A krysař vzpomínal ještě na svůj odchod a na setkání s dlouhým Kristiánem u vrátek zahrady za časného jitra. Odešel, aby mu učinil místo, není-li pravda?

A krysař snažil se urovnati své myšlenky, násilím zmoci odboj svého srdce.

Zajisté že je nutno opustiti Hameln. Za hradbami města osvobodí se jeho srdce. Ptáci zpívají tak vesele na cestu těm, kdo jdou v stínu starých dubů a v úpalu polních cest. Mnoho krásných a podivuhodných věcí čeká a uvítá. Krysař viděl mnoho, neviděl však vše. Nač vzpomínati na hoře, jež je za námi, nač mysliti na dveře, které se za námi zavřely?

Opustit Hameln!

Ale v jeho vzpomínce ožil nedávný den, kdy také opouštěl Hameln... příliš vhod dlouhému Kristiánu. Odešel domněle svobodný, a vracel se spoutaný touhou, nejasnou zprvu, vždy však mocnější a krutější, která ho hnala zpět, zpět k protivným hradbám hnusného města, města malých životů a malých srdcí, kam zabloudila krysařova láska. Zajisté že je také dnes možno opustiti brány Hameln. Ale kam dojde krysař? Na jak dlouho dovede utéci před svými vzpomínkami?

Zůstati. Jen jak možno zůstati?

После крика настала леденящая тишина.

Крысолов донёс Агнес на близкую постель. Она бы не дошла; её силы были исчерпаны. Крысолов склонился над её белым телом, тщетно ожидая слова, объяснения, исповеди. Не приходило ничего. Секунды были люто долгими. Агнес не приходила в себя. Она дышала очень слабо, едва слышно. И крысолов ощутил в ночной тишине беспокойный стук собственного скитальческого сердца. Он ждал.

По Гамельну проходила ночь. Все почивали между двумя малостями, между двойным грехом и между двойной бедой (непонятно, что имеется в виду); всех убаюкивало свойское и мелкое счастье, которое счастьем никогда не было. Все отдыхали, кроме крысолова; не забудем же и о Зеппе Йоргене, заблудившемся в бессильной тоске. И Зепп Йорген был так же сокрушён и жалок, как Агнес. И всё же его беда сегодня казалась ничтожной и незаметной.

По Гамельну проходила ночь. Всяческие ночи проходили по Гамельну. Крысолов припоминал некоторые из них; это была ночь, которую так беспокойно провели Фрош и Штрумм... ночь, которую крысолов провёл без сна. И вновь и вновь напрашивались воспоминания.

Агнес, наконец, очнулась; как было поздно (т. е. сколько времени)? Крысолов не знал. Всё было вечностью, отчаянной и жестокой вечностью. Её рука искала его руку. Крысолов наклонился над Агнес. - В лунном свете её бледность была ещё бледнее и пугала крысолова. Глаза обоих встретились. Он смотрел серьёзно и испытующе; но в её глазах не обнаружил страха, только печаль. И из её горла, в котором так долго умирали её слова, вдруг полились слова более мучительные тем, что она не упрекала (nevyčítala?).

"Произошло... Nemohu za to (кажется, что-то вроде "я не виновата"). Я не люблю его; чувствую, что не люблю его. И всё же это произошло."

И слабая Агнес внезапно нашла силы для резкого и страстного крика:

"Убей меня, убей меня! Я не хочу его ребёнка! Не хочу его, не хочу его!"

Она поднялась наполовину на постели, сжимая руку крысолова так, будто её стискивал утопающий. Крысолов даже не шевельнулся при жестоких словах Агнес. Он стоял, как статуя, как призрак. Но его сердце сжёг мороз единственной секунды. Осталась в нём только жестокая мука.

"Убей меня," повторила Агнес.

Заем она снова опустилась на постель. Она неподвижно лежала на ней с затравленными глазами того, кто тщетно долго искал дорогу и не имеет уже сил дальше её искать.

А крысолов склонился над Агнес неподвижный и мрачный. Он хотел заговорить, но не мог; хотел уйти, но не сумел. Хотел отвести взгляд, но нельзя было разлучиться с пропастью этого отчаяния.

Странное мгновение! Ему вообразился полёт, удивительный полёт... но совсем иной, чем этим утром.

Вся жизнь гремела вокруг него и куда-то мимо. Звали отдалённые голоса, звенели чаши, раздавался смех и ликование. Колокола гудели, как в праздничные дни. А затем эта тишина, эта страшная тишина.

Страны мелькали перед глазами крысолова; они превосходили друг друга красой. У них была весёлая прелесть юга и строгая красота севера. Текли реки, высились горы, шумели города, бушевали моря. А потом была пустота, страшная пустота.

Лица женщин замелькали вдали; женщин с белой и тёмной кожей, женщин разных племён и земель. Они проходили, шепча о нежности и любви. - Они шли, кивая в знак привета. - А потом пришла ночь.

Удивительный и поспешный полёт!

Всё исчезло, а крысолов не чувствовал; все ушли, а крысолов не сожалел. Далеко, далеко, к новым горизонтам летело его горделивое и порывистое сердце. Не бросить якорь! Не остановиться!

Агнес! Агнес! Чем привязала Агнес крысолова? Были более красивые женщины, были более опьяняющие женщины. Горе соединяет больше, чем наслаждение? Очи Агнес смотрели смиренно и подавленно. Она уже не повторяла своё "Убей!". Но в её взгляде не было радости и надежды. Только боль.

Но боль та была безгласной. А тело Агнес было холодным и неподвижным, как тело женщины, которую убили.

Крысолов стоял над этой Агнес. Горы валились на его сердце. Тяжелы были воспоминания. Секунды были долгими, но всё же они проходили. Начинало светать. А крысолов ещё вспоминал свой уход и встречу с длинным Кристианом у калитки сада ранним утром. Он ушёл, чтобы предоставить ему место, не правда ли?

И крысолов пытался привести в порядок свои мысли, усилием превозмочь мятеж своего сердца.

Конечно, необходимо покинуть Гамельн. За укреплениями города освободится его сердце. Птицы поют так весело на пути тем, кто идёт в тени старых дубов и в зное просёлочных дорог. Много прекрасных и достойных удивления вещей ожидают и приглашают. Крысолов видел много, но он не видел всё. Зачем вспоминать о горе, которое уже за нами, зачем думать о дверях, которые за нами закрылись?

Оставить Гамельн!

Но в его воспоминаниях ожил недавний день, когда он также покинул Гамельн... слишком кстати для длинного Кристиана. Ушёл якобы свободный, а вернулся опутанный тоской, неясной сначала, однако же всё более сильной и жестокой, которая гнала его назад, назад к противным стенам гнусного города, города маленьких жизней и маленьких сердец, куда забрела любовь крысолова. Конечно, так же и сегодня можно покинуть ворота Гамельна. Но куда дойдёт крысолов? Насколько далеко сумеет сбежать от воспоминаний?

Остаться. Только как возможно остаться?

Цитата: Мечтатель от октября 24, 2018, 13:58
Všichni odpočívali mezi dvojí malostí, mezi dvojím hříchem a dvojí bídou;

Вообще, dvojí - это "двойной" (напр. dvojí metr - "двойной стандарт")
Но в данном случае имеется в виду "между двумя малостями, двумя грехами, двумя несчастьями"
Это такая особенность чешского языка.
Напр., mezi dvojím hořkým kalichem "(выбирать) между двумя горькими чашами"
(обратим внимание на то, что "чаша" в ед. числе)

Nesnese pohledu na Agnes. Nesnese pohledu na onoho muže. Nelze mu žíti v Hameln vedle dlouhého Kristiána. A krysař — co chce ještě krysař v městě, jehož krysy, neopatrný, příliš záhy vyhubil? Jaký to krysař, nesvobodný a přikovaný nepochopitelnými pouty?

Ale co zbývalo, nebylo-li možno odejíti z Hameln ani zůstati?

Agnes hleděla na krysaře svýma rezignujícíma očima. Četla v jeho myšlenkách a v jeho srdci.

Nečekala ničeho; chtěla jen zahleděti se ještě na okamžik na tuto drahou a zachmuřenou tvář. Čtla v jeho myšlenkách a jeho srdci. ,,Jdi," pravila smutně a tiše.

Krysař odmítl posuňkem. Ale Agnes stála tvrdošíjně na svém. Prosila o jeho odchod jako o milost.

,,Jdi, krysaři. Jdi kamkoli. Zapomeň. Já (a zde její hlas zněl zcela tiše a měkce, jako doznívající hudba), já, krysaři, nemohu!"

,,Neodejdu," zahučel krysař. ,,Je zbytečno odcházet, chceme-li se vrátit." ,,Nevrátíš se, krysaři."

Pokusila se o úsměv, který rozesmutnil krysaře. Nebylo co říci, čím těšiti. Nesla těžké břímě; ale kterak uleviti přetížené?

,,Jdi, krysaři," naléhala Agnes opět. ,,Jsem unavena, jsem k smrti unavena."

Na krysaře padala nízká klenba síně. Chtěl by něco zlomit prudkým a energickým pohybem, vykřiknout, bíti. Nebylo koho. A Agnes naléhala. ,,Odcházím tedy," řekl: krysař. ,,Ale přijdu zase." ,,Přijdeš tedy ještě," odpověděla Agnes tiše. ,,Na shledanou, krysaři!" Stiskla němě jeho ruku. Odcházel. Agnes hleděla za ním, tehdy ještě, kdy ho tu dávno nebylo.

Snad by nebyl krysař odešel, kdyby byl viděl výraz jejích očí.

Он не вынесет взгляда на Агнес. Не вынесет взгляда на другого мужчину. Нельзя ему жить в городе рядом с длинным Кристианом. А крысолов - чего ещё хочет крысолов в городе, крыс которого, он, неосмотрительный, слишком рано истребил? Что это за крысолов, несвободный и прикованный невразумительными узами?

Но то, что оставалось, было ли невозможно уйти из Гамельна или остаться?

Агнес смотрела на него своими смиряющимися (или отрекающимися) глазами. Она читала в его мыслях и в его сердце.

Она ничего не ждала; она лишь хотела взглянуть ещё на мгновение на это дорогое и хмурое лицо. Читала в его мыслях и в его сердце. "Иди," произнесла она грустно и тихо.

Крысолов отказался жестом. Но Агнес упорно стояла на своём. Она просила о его уходе как о милости.

"Иди, крысолов. Иди куда угодно. Забудь. Я (и здесь её голос прозвучал совсем тихо и мягко, как замолкающая музыка), я, крысолов, не могу (или "не виновата")!"

"Не уйду," прогудел крысолов. "Бесполезно уходить, если хочешь вернуться." "Ты не вернёшься, крысолов."

Она попыталась (изобразить) улыбку, которая (лишь) опечалила крысолова. Не было ничего, что сказать, чем утешить. Она несла тяжёлое бремя, но каким образом облегчить перегруженное?

"Иди, крысолов," снова настаивала Агнес. "Я устала, я до смерти устала."

На крысолова падал низкий свод комнаты. Он хотел бы что-нибудь сломать резким и энергичным движением, закричать, бить. Не было кого. А Агнес настаивала. "Ухожу, стало быть," сказал крысолов. "Но приду опять." "Придёшь ещё, стало быть," тихо ответила Агнес. "До свиданья, крысолов!" Она немо стиснула его руку. Он уходил. Агнес смотрела ему вслед, ещё в то время, когда его там давно уже не было.

Крысолов, пожалуй, не ушёл бы, если бы видел выражение её глаз.

Осталось восемь небольших глав, и мы расстанемся с героями этой книги. Расстанемся, но уже не забудем.
Поскольку осталось прочитать немного, нет смысла очень спешить. Пока отложу эту работу до завтра.

Цитата: Мечтатель от октября 24, 2018, 16:44
Поскольку осталось прочитать немного, нет смысла очень спешить. Пока отложу эту работу до завтра.

Да, читателя надо держать в напряжении :)

Кстати, подобное чтение и перевод художественных произведений - один из самых интересных и эффективных способов изучения иностранного языка. Так мы сразу погружаемся в подлинную языковую стихию в виде текста, вместо скучного штудирования правил и таблиц. При этом для начала можно обойтись лишь минимальными сведениями по грамматике (как у меня было с чешским: ни одного учебника чешского я не проходил, только заглядывал немного), остальное приобретается в процессе.

Можно и другие произведения поискать из не переведённого на русский. Предлагайте, если есть варианты. 

Затем я ещё раз внимательно просматриваю пройденные тексты, распечатанные на бумаге, и стараюсь обнаружить неточности или ошибки.
Вот эту фразу, например, я не понял сразу:

Цитата: Мечтатель от октября 24, 2018, 16:29
Ale co zbývalo, nebylo-li možno odejíti z Hameln ani zůstati?
Но то, что оставалось, было ли невозможно уйти из Гамельна или остаться?

А означает она следующее:
"Но (ale) что (co) оставалось (zbývalo), если (-li) не было (nebylo) возможно (možno) (ни) уйти (odejíti) из Гамельна, ни (ani) остаться (zůstati)?"

Цитата: Мечтатель от октября 24, 2018, 17:22
Можно и другие произведения поискать из не переведённого на русский. Предлагайте, если есть варианты.

Это к богемистам. Трудно, не зная чешского языка, отыскать стоящее произведение, не переводившееся на русский.

Цитата: Damaskin от октября 24, 2018, 23:39
Это к богемистам. Трудно, не зная чешского языка, отыскать стоящее произведение, не переводившееся на русский.

Может быть, какие-то хорошие фильмы сняты по литературным произведениям. Как в случае с тем же "Крысоловом".

Цитата: Мечтатель от октября 25, 2018, 06:36
Может быть, какие-то хорошие фильмы сняты по литературным произведениям. Как в случае с тем же "Крысоловом".

С "Крысоловом" случайно получилось.
Еще я смотрел хорошие экранизации повести Владислава Ванчуры "Маркета Лазарова" и поэмы Карела Гинека Махи "Май", но эти произведения уже переведены на русский.

XIX

,,Jsi smutná, Agnes," pravila matka.

Agnes se neusmála po celý den; Agnes nepromluvila po celý den. To vyburcovalo i unavené srdce matčino.

,,Není to nic," konejšila Agnes. A s pokusem býti rozmarnou a lehkou, tázala se:

,,Víš, po čem se mi stýská? Chtěla bych slyšeti pohádku."

Udivena pohlédla matka na Agnes, kde nečekala méně nežli slova dceřina.

,,Říkalas kdysi pohádky... je už tomu dávno... Stýská se mi..."

,,Kdo ví, nezapomněla-li jsem všechny," odvětila matka.

,,Tolik pohádek... a jedna z nich byla o hoře Koppel. Té jsi jistě ještě nezapomněla!"

,,Ne - -"

,,O hoře Koppel a o sedmihradské zemi. Vypravuj mi tu pohádku."

Pohádku o hoře Koppel a o zemi sedmihradské vypravovaly odedávna matky v Hameln svým dětem; činila vrch tajemnější a lákavější. Pohádka vypravovala o sedmi hradech, které obklopují krásné údolí, jemuž není rovno na světě. Sedm hradů brání údolí; v sedmi branách stojí po sedmi rytířích v plné zbroji, aby nedali proniknout do údolí hoři ani žalu. Lidé jsou dobří v sedmihradské zemi! Neubližují si ani se neraní. Není tam hříchu ani viny. Nebe je jasné, nebe je čisté. — Oh, jak je krásně v sedmihradské zemi! Chcete, děti města Hameln, vejíti v tento pozemský ráj? Není nic snadnějšího. Vystupte na Koppel; v propasti, která se tam otvírá, je brána do Sedmihrad. Nutno však jíti tmou a nocí, smutnými a vyčítavými hlasy. Jenomže projdete-li tím vším, jak je vám rozkošně a blaze!

To vše znala Agnes a to vše slyšela. A na to vše vzpomínala dnes.

,,Jak zní ta píseň o zemi sedmihradské? Pamatuješ ještě?"

Matka kynula hlavou. A zpívala slabým, třesoucím se hlasem:

Sedmihradská země,
krásná jako sen —
Konejšivě, jemně
budí spáče den.

Sedmihradská země
smutek konejší.
Silnější v ni plémě,
lidé šťastnější.

Hoře, zradu, vinu
plaší stráže kol.
V sedmi hradů stínu
není žal ni bol.

Zpěv unavil matku. Agnes pokračovala sama v písni jí začaté.

Sedmihradská země,
krásná jako hřích.
Lesy hučí temně,
nepřehluší smích.

Je to země jasu,
je to jiný svět.
Zpívá moře klasů,
šeptá květu květ.

Umí srdce zhojit
čarokrásným snem.
Dej nám, bože, dojit
v sedmihradskou zem!

Vroucně a touhyplně zněla v ústech Agnes závěrečná slova. Matka sepjala maně své zhublé, suché ruce. Naklonila hlavu a dumala.

Agnes přistoupila tiše k zamyšlené.

,,Má, matko, pravdu pohádka? A kdyby neměla pravdu: co zbývá než jí uvěřit? Sbohem, matko. Jdu se projít. Je krásně, je jasno."

,,A přijde-li Kristián?"

,,Může čekati."

,,A krysař?"

,,Může jíti za mnou." A v zamyšlení dodala: ,,Jdu na horu Koppel — —"

Matka vstala zneklidněna.

,,Buď opatrná, Agnes. Slib mi, že budeš opatrná."

,,Budu, matko — —"

A Agnes šla. Ve dveřích ohlédla se na matku. Kynula jí na pozdrav.

A zpívala poslední verš písně:

Dej nám, bože, dojit
v sedmihradskou zem!


"Ты печальна, Агнес," сказала мать.

Агнес (ни разу) не улыбнулась за целый день; Агнес (ни разу) не заговорила за целый день. Это расшевелило и усталое сердце материно.

"Это ничего," успокоила Агнес. И в попытке быть весёлой и лёгкой спросила:

"Знаешь, по чему я скучаю? Мне хотелось бы послушать сказку."

Удивлённая поглядела мать на Агнес, (где не ожидала менее, чем слово дочерино).

"Когда-то ты рассказывала сказки... уже давно это было... Я скучаю..."

"Кто знает, не забыла ли я (их) все," ответила мать.

"Столько сказок... а одна из них была о горе Коппель. Ту ты, наверное, ещё не забыла!"

"Нет--"

"О горе Коппель и о Семиградской земле. Расскажи мне ту сказку."

Сказку о горе Коппель и о Семиградской земле матери в Гамельне издавна рассказывали своим детям; она делала гору более таинственной и влекущей. Сказка повествовала о семи градах (замках), окружающих прекрасную долину, которой нет равных на свете. Семь градов защищают долину; в семи воротах стоят по семь рыцарей в полном вооружении, чтобы не позволить проникнуть в долину горю и печали. Люди добры в Семиградской земле! Не обижают друг друга и не ранят. Нет там ни греха, ни вины. Небо ясно, небо чисто. - О, как прекрасно в Семиградской земле! Вы хотите, дети города Гамельна, войти в тот земной рай? Нет ничего проще. Взойдите на Коппель; в пропасти, которая там открывается, находятся ворота (портал) в Семиградье. Но нужно идти во мраке и ночи, через печальные и упрекающие голоса. Однако если пройдёте через всё то, как вам (будет) сладко и блаженно!

Всё это знала Агнес и всё это слышала. И обо всём этом вспоминала сегодня.

"Как звучит та песня о земле Семиградской? Ты ещё помнишь?"

Мать кивнула головой. И запела слабым, дрожащим голосом:

Sedmihradská země,
krásná jako sen —
Konejšivě, jemně
budí spáče den.
Семиградская земля,
прекрасная, как сон -
Успокоительно, нежно
будит спящих день.

Sedmihradská země
smutek konejší.
Silnější v ni plémě,
lidé šťastnější.
Семиградская земля
утоляет грусть.
Сильнее в ней племя,
люди счастливее.

Hoře, zradu, vinu
plaší stráže kol.
V sedmi hradů stínu
není žal ni bol.
Горе, измену, вину
Распугивают стражи вокруг.
В семи замках тени
нет ни печали, ни скорби

Пение утомило мать. Агнес продолжала одна начатую ею песню.

Sedmihradská země,
krásná jako hřích.
Lesy hučí temně,
nepřehluší smích.
Семиградская земля,
прекрасная, как грех.
Леса шумят глухо,
не заглушат смех.

Je to země jasu,
je to jiný svět.
Zpívá moře klasů,
šeptá květu květ.
Это земля света,
Это другой мир.
Поёт море колосьев,
Шепчет цветок цветку.

Umí srdce zhojit
čarokrásným snem.
Dej nám, bože, dojit
v sedmihradskou zem!
Умеет сердце излечить
волшебно прекрасной мечтой.
Дай нам, Боже, прийти
в Семиградскую землю!

Страстно и томительно прозвучали в устах Агнес заключительные слова. Мать невольно сложила вместе свои исхудавшие, сухие руки. Она наклонила голову и погрузилась в размышления.

Агнес тихонько подошла к задумавшейся.

"Матушка, есть ли в сказке правда? И если в ней нет правды, остаётся только в неё поверить? Прощай, матушка. Выйду пройтись. Погода прекрасная, ясная."

"А если придёт Кристиан?"

"Может подождать."

"А крысолов?"

"Он может пойти за мной." И в задумчивости добавила: "Я иду на гору Коппель--"

Мать встала, обеспокоенная.

"Будь осторожна, Агнес. Обещай мне, что будешь осторожна."

"Я буду, матушка--"

И Агнес пошла. В дверях она оглянулась на мать. Кивнула ей на прощание.

И пропела последний стих песни:

Dej nám, bože, dojit
v sedmihradskou zem!
Дай нам, Боже, прийти
в Семиградскую землю!

XX

Řeka je časem jako přítel, který uklidňuje a těší.

Lehce plynou její vlny; hladina je lehce zčeřena. U břehu, v průhledné vodě, rejdí rybky. Sáhněte a dosáhnete. Pak přestává voda býti průhlednou, nepřestává však býti tichou.

Lehce plynou její vlny. Na člunu kolébá se rybář. Výletníci zpívají veselé písně; milenci jedou tiše a šťastně. A jste-li unaveni dnem, byl-li příliš krutý jeho žár, byla-li cesta plna prachu, hle, jak trpělivě čekají vody řeky!

Řeka dává vše: rybáři ryby, duši klid, tělu čistotu.

Řeka je však časem jako nepřítel a úkladný vrah.

Vystoupí náhle z břehů, zaplaví kraj a strhá střechy a domky. Rve půdu a rve život. Nenasytně sahá po všem, co se dá vzíti. Odnese kmeny stromů, odnese kolébku. Někdy také odnese dítě. Daleko, daleko nese svou kořist: do jiných řek a do moře.

Ale uklidní se opět a opět plynou lehce její vlny.

Někdo přichází k řece znaveným a váhavým krokem. Jde smutný a tichý. Usedne na břehu a dlouho pozoruje vody. A vody míjejí a míjejí a šeptají důvěrná konejšivá slova bolesti truchlící tam na břehu. A stín člověka, ne člověk sám, zdvihne se náhle rozhodnut. Tam, kde je řeka nejhlubší, vrhne se do konejšivých vln. Vrhne se do nich, aby jich ševelem umlčel hoře. A vlny ševelí a plynou; voda šplouná a bije do břehu. Jinak je ticho. Toť řeka opět jako těšitel.

Порой река бывает словно друг, который успокаивает и утешает.

Легко бегут (текут) её волны; поверхность слегка покрыта рябью. У берега, в прозрачной воде, суетятся рыбки. Протяните руку и прикоснётесь. Тогда вода прекращает быть прозрачной, однако не прекращает быть тихой.

Легко бегут её волны. На лодке покачивается рыбак. Участники загородной прогулки поют весёлые песни; влюблённые проезжают тихие и счастливые. И если вы утомлены днём, если был слишком жесток его зной; если дорога была полна пыли, гляньте-ка, как терпеливо ожидают (нас) воды реки!

Река дарит всё: рыбакам рыбу, душе покой, телу чистоту.

Однако порой река бывает словно враг и коварный убийца.

Она внезапно выступит из берегов, затопит край и сорвёт крыши и домики. Она смывает почву и смывает жизнь. Ненасытно тянется ко всему, что позволяет себя взять. Унесёт стволы деревьев, унесёт колыбель. Иногда унесёт и ребёнка. Далеко, далеко несёт свою добычу: к другим рекам и к морю.

Но, успокоившись, вновь и вновь легко текут её волны.

Кто-то подходит к реке усталым и нерешительным шагом. Идёт грустный и тихий. Сядет на берегу и долго наблюдает воду. А воды проходят и проходят и шепчут искренние успокоительные слова горю, скорбящему там на берегу. И тень человека, не сам человек, встаёт, вдруг решившись. Туда, где река глубже всего, бросится в успокоительные волны. Бросится в них, чтобы их шёпотом заглушить горе. А волны шепчут и бегут; вода плещется и бьётся о берег. В остальном тишина. (Вот вновь река как утешитель.)

XXI

Dlouhý Kristián mnul si vesele ruce, procházeje jizbou sem a tam.

Vrátil se do domu Berndta, pasíře, kde bydlil, z návštěvy u strýce Ondřeje. Strýc byl vážně churav; tři dny jím zmítala horečka. Panna Gertrud poslala pro kněze. Strýc sotvaže ho poznal. Duchovní útěcha nevrátila mu klid. Chvílemi blouznil, chvílemi chtěl vstáti a jíti k Žíznivému člověku. Chvílemi mluvil o ženách a o růžích; chvílemi zpovídal se z hříchů, z jakých hříchů!

Dlouhý Kristián byl vesel; dědictví je už na dosah ruky!

Budoucnost jevila se mu růžově a vábivě: dědic strýce Ondřeje není ledakým. Hameln uvidí, co učiní Kristián z toho dědictví! Agnes je jeho, budoucnost je jeho — —

Dveře se rozletěly prudce, rušíce drsně krásné sny. Do síně vstoupila matka Agnes. Byla jako mátoha a jako přízrak. Její tichá, plachá chůze jindy mlčky omlouvala její přítomnost. Ale žena, která přicházela dnes, především hledala. Celý život uprchl z bledých tváří do očí. Oh, oči matky!

Jak dlouho hledala toho dne, jak marně hledala! Ptala se nejprve sousedů: Neviděli jste Agnes? Šla ulicemi Hameln a zastavovala chodce. Odbyli ji nevrle, odpovídali vyhýbavě. Viděli ji, ale nepamatují se už, zdali tomu dlouho, šla tudy, nemohou však říci, zdali včera nebo dnes. Občané Hameln mají jiné starosti než všímati si ledajaké dívčiny jdoucí ulicí. Svěsila hlavu a šla, tázajíc se znova: Neviděli jste Agnes, neviděli jste mé dítě?

Řekli jí pouze, že šla k řece. V ulici poblíž řeky bydlil Kristián. Věděl snad Kristián o ní?

Oh, oči, oh, neklidné a tázavé oči! Ulpěly na Kristiánovi jako odsouzenec na naději v milost! A její rty, třesoucí se neřečenými slovy, němě prosily. Kristián přistoupil k ní a chtěl ji konejšiti. Ale též on cítil, že nebezpečno konejšit neznámou bolest.

,,Co se stalo?" ptal se zneklidněný.

A matka promluvila posléze svá jediná slova, jedinou větu: ,,Neviděl jste Agnes, moje dítě?"

Kristián se vyděsil. Stín krysařův zdvihl se, straše ho. Vzpomněl si na neklid Agnes, nevysvětlitelné její smutky, vyhýbavé odpovědi. A přece — říkal si Kristián.

,,Co je s Agnes?" ptal se udýchaně. ,,Nevím nic o Agnes. Řekněte mi přece, co se stalo!"

Nedočkal se však odpovědi. Matka, slyšíc slova, která jí brala naději, vypukla v šílený smích. — Její bolest byla nad její síly. Kristiána zamrazil tento smích.

Napadlo ho, že by měl něco učiniti, nechápal však co. Šílená smála se chvíli divoce a drásavě, pak zmizela ze dveří, aniž si Kristián uvědomil její odchod — —

Šla domů, smějíc se; děti šly za ní. Smála se strašným svým smíchem. Chvílemi přerušila smích a rozezpívala se. Zpívala píseň o zemi sedmihradské.


Длинный Кристиан весело потирал руки, прохаживаясь туда-сюда по горнице.

Он вернулся в дом Берндта, поясника, где проживал, после визита к дяде Ондржею. Дядя был серьёзно болен; три дня он метался в лихорадке. Госпожа Гертруда послала за священником. Дядя едва его узнал. Духовное утешение не вернуло ему покой. Он то бредил, то хотел подняться и идти к "Жаждущему человеку". То говорил о женщинах и о розах; то признавался в грехах, в каких грехах!

Длинный Кристиан был весел; наследство было уже на расстоянии вытянутой руки!

Будущее представало ему розовым и заманчивым: наследник дяди Ондржея - это не кто попало. Гамельн увидит, что сделает Кристиан с этим наследством! Агнес принадлежит ему, будущее принадлежит ему--

Двери резко распахнулись, грубо обрывая прекрасные мечтания. В комнату вошла мать Агнес. Она была словно кошмар и словно призрак. Её тихая, робкая походка в иное время молча извиняла её присутствие. Но женщина, которая пришла сегодня, прежде всего смотрела. Вся жизнь сбежала с бледных щёк в глаза. В глаза матери!

Как долго она искала в тот день, как тщетно искала! Сначала спрашивала соседей: Вы не видели Агнес? Она шла по улицам Гамельна и останавливала прохожих. От неё раздражённо отделывались, отвечали уклончиво. Видели её, но уж не помнят где, или как давно, шла там, но не могут сказать, то ли вчера, то ли сегодня. У граждан Гамельна иные заботы, чем обращать внимание на какую-то девицу, идущую по улице. Она повесила голову и шла, спрашивая снова: Вы не видели Агнес, вы не видели моё дитя?

Сказали ей только, что она шла к реке. На улице поблизости от реки жил Кристиан. Может, Кристиан знал о ней?

Ох, глаза, ох, тревожные и вопрошающие глаза! Они прилипли к Кристиану, как осуждённый к надежде на помилование! А её губы, трепещущие невысказанными словами, немо умоляли. Кристиан подошёл к ней и хотел её успокоить. Но он также почувствовал, что небезопасно успокаивать неведомую муку.

"Что произошло?" спросил он встревоженно.

И мать, наконец, промолвила свои единственные слова, единственную фразу: "Вы не видели Агнес, моё дитя?"

Кристиан испугался. Встала тень крысолова, страша его. Он вспомнил о непокое Агнес, необъяснимых её печалях, уклончивых ответах. И всё же - сказал себе Кристиан.

"Что с Агнес?" спросил он, задыхаясь. "Я ничего не знаю об Агнес. Скажите же мне, что случилось!"

Однако он не дождался ответа. Мать, услышав слова, которые забирали у неё надежду, разразилась безумным смехом. - Её страдание было выше её сил. У Кристиана мороз пробежал по коже от её смеха.

Ему пришло в голову, что он должен что-то сделать, но он не понимал что. Безумная некоторое время смеялась дико и душераздирающе, затем исчезла из дверей, так что Кристиан не заметил её ухода--

Она шла домой, смеясь; дети шли за ней. Она смеялась страшным своим смехом. Время от времени она прерывала смех и распевала. Она пела песню о земле Семиградской.

XXII

Tak ji našel krysař, který také hledal marně. Našel ji, zříceninu něčeho, co bylo. Našel ji, sedící v koutku a hrající si s pestrým vyšíváním, prací odešlé. Když vstoupil krysař k ní, ukázala mu chlubivě a dětinsky vyšívání Agnes. Poté vypukla znovu v smích.

Krysař vzal ji za ruku. Snášela to trpělivě, ale lhostejně. Jinak byla veselá; její šílenství bylo milosrdné.

Krysař čekal trpělivě. Snad, tak si říkal, přijde přece jasný okamžik. Co se stalo s Agnes? Bál se všeho, nevěda nic. Šílená jistě něco věděla —

Věděla o odchodu Agnes? Věděla vše?

Šílená se smála a hrála si. Žvatlala chvílemi něžná a pošetilá slova, slova lásky, která se skrývala dlouhá léta za mlčením a lhostejnými slovy. Mluvila s tou, které zde nebylo. Hladila vyšívání, jako by to bylo její hrdlo. A krysař čekal a čekal —

Vzal ji za ruku a snažil se ji příměti, aby mu pohleděla do očí. Vzpírala se; pak však povolila. Její oči se zahleděly na něho jako na někoho, s kým se nám podařilo provésti pěkný žertík. A vypukla znovu v smích.

Ale krysař nedal se zmásti.

Hleděl pevně do jejích uhýbajících očí. ,,Kde je Agnes?" ptal se tiše a velitelsky.

Zasmála se znovu.

Stiskl více její ruce a jeho pohled spoutával roztěkané její myšlenky. Vracely se poslušně.

,,Agnes odešla," smála se krutě stařena. ,,Agnes odešla do země sedmihradské."

,,Kde je země sedmihradská?"

,,Jděte na horu Koppel," chichotala se šílená. ,,Jděte na horu Koppel; snad tam čeká?"

A vypukla v nevázaný smích, který krysaře mrazil. Vzpomínal na pohádku o zemi sedmihradské. Vzpomínal na večer, když ji Agnes vypravovala, Agnes s úsměvem děcka a s ospalýma očima. Chápal rázem, že je konec. Nechal Agnes vzít, a Kristián ji vzal; nechal Agnes odejít, a Agnes odešla. Bylo to vždy totéž.

Bezradný smutek sevřel jeho srdce sotva bijící. Dusil se pod svou bolestí. Tu jeho ruka nahmatala bezděčně nějaký předmět. Dotkl se svojí píšťaly.

Jak mohl zapomenouti na píšťalu? V ní je všechna jeho moc a kouzlo. Nechtěla kdysi Agnes, za prvého večera, aby vší silou zapískal na píšťalu?

Tehdy se bál; dnes se nebojí.

Nic není jiného, co by mohlo uleviti jeho bolesti. Nic není jiného, co by mohlo přehlušiti hrozný smích této šílené. Nic není jiného, co by mohlo pomstíti ho za Hameln. Ať si mluví konšelé o stu rýnských. Ne proto zazní píšťala krysařova.

Так нашел её крысолов, также тщетно искавший. Он нашёл её, развалину от того, что было. Он обнаружил её сидящей в уголке и играющей с пёстрой вышивкой, работы ушедшей. Когда крысолов вошёл к ней, она хвастливо и по-детски показала ему вышивание Агнес. Затем вновь разразилась смехом.

Крысолов взял её за руку. Она снесла это терпеливо, но равнодушно. В остальном она была весела; её безумие было милосердным.

Крысолов терпеливо ждал. Наверное, говорил он себе, придёт же ясный миг. Что произошло с Агнес? Он опасался всего, не зная ничего. Безумная, конечно, что-то знала -

Знала об уходе Агнес? Знала всё?

Безумная смеялась и играла. Время от времени она лепетала нежные и сумасбродные слова, слова любви, скрывавшейся долгими годами за молчанием и равнодушными словами. Она разговаривала с той, которой здесь не было. Она гладила вышивку так, будто это была её шея. А крысолов ждал и ждал -

Он взял её за руку и постарался заставить её посмотреть ему в глаза. Она сопротивлялась; однако затем уступила. Её глаза уставились на него, как на кого-то, над кем нам удалось сыграть отличную шуточку. И снова разразилась смехом.

Но крысолов не дал себе растеряться.

Он твёрдо смотрел в её уклоняющиеся глаза. "Где Агнес?" спросил он тихо и повелительно.

Она вновь засмеялась.

Он больше сжал её руки и его взгляд связывал растекающиеся её мысли. Они послушно возвращались.

"Агнес ушла," люто смеялась старуха. "Агнес ушла в землю Семиградскую."

"Где находится земля Семиградская?"

"Идите на гору Коппель," хохотала безумная. "Идите на гору Коппель; может, она там ждёт."

И взорвалась разнузданным смехом, от которого у крысолова мороз пробежал по коже. Он вспоминал сказку о земле Семиградской. Вспоминал вечер, когда её рассказывала Агнес, Агнес с улыбкой ребёнка и полусонными глазами. Он сразу понял, что это конец. Он позволил взять Агнес, и Кристиан её взял; он позволил Агнес уйти, и Агнес ушла. Всегда было то же самое.

Беспомощная тоска сжала его едва бившееся сердце. Он задыхался под своей болью. Тут его рука невольно нащупала какой-то предмет. Он коснулся своей свирели.

Как мог он забыть о свирели? В ней вся его сила и волшебство. Не хотела ли когда-то Агнес, в первый вечер, чтобы он в полную мощь заиграл на свирели?

Тогда он боялся; сегодня он не боится.

Нет ничего иного, что могло бы облегчить его страдание. Нет ничего иного, что могло бы заглушить ужасный смех этой безумной. Нет ничего иного, что могло бы отомстить за него Гамельну. Пусть говорят себе магистратские о ста золотых. Не поэтому зазвучит свирель крысолова.

XXIII

A krysař zapískal na svou píšťalu.

Nebyl to však tenký, tlumený tón, kterým vábil myši. Zvuk zněl plně a mocně; srdce při něm prudce zabušilo, krok bezděčně se zrychlil a probouzelo se — tiše, oh, tiše! — vše, co dřímalo hluboko v nitru. Ale jak rychle tato píseň šla ze snu v život a z života v smrt! Jaké to tragické a veliké vzpětí! Jak jímavý a nezapomenutelný hlas!

Krysař pískal.

Šílená slyšela zvuk píšťaly. Smích její zchladl na rtech a mizel; a náhle — poslední ozvěna jejího smíchu se ještě vracela — vypukla v pláč. Slzy kanuly jí z očí. Bylo jí, jako by Agnes brala ji za ruku a děla jí: ,,Pojď!"

Šla za krysařem.

Krysař vyšel na ulici. Mocně a silně zněla jeho píšťala. Kdo ji slyšel, propadl krysařovu svodu. Ustal od své práce a šel. Nedořekl slova a šel.

Pradleny praly na dvoře domu Erhardtova. Byly mladé a svěží a hovořily o svých milencích. Ale krysař hvízdal, a zapomněly na bělostné prádlo i na chtivé milence a šly za krysařem.

V dílně Froschově pracovali truhláři. Robili lože a chválili krásu svých milých. Ale píšťala krysařova nedala jim dokončiti práci a hovor. Šli za krysařem.

Elsbeth, květinářka a dohazovačka, přemlouvala právě počestnou Susu Tölschovou, sirotka sloužícího u radního Lamberta. Cinkala zlatými dukáty, opíjejícími sluch i oči. Ale právě když Susa podléhala svodům staré kuplířky, líčící dobré bydlo a blahý osud, zazněla píseň krysařova. A Elsbeth i Susa šly za krysařem.

Dělníci v dílně Strummově střihali vzácná sukna. Slyšíce však zvuk píšťaly krysařovy, nechali vzácné látky a hovoru o dálných mořích a velikých přístavech a šli tam, kde zněla píseň krysařova, zároveň vábivá a teskná.

Míjeli krčmu U žíznivého člověka. Krčmář Röger stál ve dveřích v nízké své čepici, vždycky připraven skloniti se a usmáti. Černá Líza stála za jeho zády, ukazujíc se a skrývajíc, vždy připravena usmívat se a milovat. Píšťala krysařova odvedla Rögera i Černou Lízu, jako bere dravá voda břeh.

Píšťala krysařova probouzela staré sny a staré hoře. Zhýřilec naklonil svou hlavu; za zvuku píšťaly viděl matku, dávno mrtvou, hladící čílko kučeravého hocha, jehož dávno není. Za zvuku píšťaly viděl smutné oči děvčete, které zhanobil. Za zvuku píšťaly viděl svoji budoucnost: prázdné, bědné, hanebné stáří!

Frejířka Dora, nejnestoudnější v městě, vzpomněla si na hocha s modrýma očima, kterého kdysi dobře milovala. Vzpomněla si na smrt zrazeného. A vzpomněla si na všechny ty, kteří pak přišli. A vzpomněla si na opovrženlivé pohledy těch, kteří plaše odcházejí před svítáním. A vzpomněla si na vrásky, které ráno viděla v zrcadle.

Píšťala krysařova rozněcovala jiskry, dávno uhaslé popely; vracela dávno zašlé a zapomenuté.

Stále rostl počet těch, kteří šli za krysařem. Radnice se vyprázdnila; div divů, ctihodní konšelé šli za ním. Chrám svaté Trojice se vyprázdnil; šli za ním kněz, kostelník, ministranti, šli za ním kajícníci i svatebčané, truchlící a doufající.

Píšťala krysařova pudila dále. Zástup šel mlčky za ní. A ve všech těch zašlých srdcích, zubožených duších, zaprášených cestou, zkažených hříchy, ve všech těch srdcích vzbouzela se čistá jakás touha.

A píšťala krysařova, když promluvila o bílých šatečkách družičky, úsměvu, dítěti, čistotě prvého snu, když promluvila o tolikerém hříchu a tolikeré zradě, o tolikeré neřesti a tolikerém kalu, o tolikeré bídě a tolikeré únavě, rozjásala se opět. A mezi pestrým zástupem lidí z Hameln, sledujícím krysaře, radostně nějak to zašumělo. Nebylo nikoho, kdo by neporozuměl. Ano, jde se v zemi sedmihradskou. Ano, země sedmihradská čeká. Ano, je možno jinak žíti. A všichni, muži, ženy, děti, opouštěli blátivý život Hameln v touze, kterou napovídala krysařova píšťala. Matky tiskly nemluvňata prudčeji na svá prsa: bude to jiný život, krásnější život! A starci, téměř nad hrobem stojící, zrychlili krok: je ještě nutno urvati několik dní, několik hodin, několik vteřin krásnějšího života!

И крысолов заиграл на своей свирели.

Однако это не было тонким, пониженным тоном, которым он приманивал мышей. Звук раздавался полно и мощно; сердце при нём сильно забилось, шаг невольно ускорился и пробудилось - тихо, ох, тихо! - всё, что дремало глубоко внутри. Но как стремительно переходила эта песня из сна к жизни и из жизни в смерть! Какое это было трагическое и великое (vzpětí, что-то от корня "петь")! Какой трогательный и незабываемый голос!

Крысолов играл.

Безумная услышала звук свирели. Смех её застыл на губах и исчез; и вдруг - последние отзвуки её смеха ещё возвращались - она разразилась плачем. Слёзы закапали из её глаз. Явилось ей, будто бы Агнес взяла её за руку и сказала: "Пойди!".

Она пошла за крысоловом.

Крысолов вышел на улицу. Властно и могуче звучала его свирель. Тот, кто её слышал, поддавался чарам крысолова. Он прекращал свою работу и шёл. Шёл, не досказав слова.

Прачки стирали во дворе дома Эрхардта. Они были молоды и свежи и разговаривали о своих любовниках. Но крысолов засвистел, и они позабывали и об ослепительно белом белье, и о жадных любовниках, и шли за крысоловом.

В мастерской Фроша работали столяры. Они делали кровать и расхваливали красоту своих милых. Но свирель крысолова не дала им закончить работу и разговор. Они пошли за крысоловом.

Эльсбет, цветочница и сваха, как раз уговаривала целомудренную Зузу Тёльшову, сироту, служившую у магистратского Ламберта. Она позвякивала золотыми дукатами, опьяняющими слух и очи. Но именно когда Зуза уже поддавалась соблазнам старой сводницы, расписывавшей благосостояние и счастливую судьбу, зазвучала песня крысолова. И Эльсбет, и Зуза пошли за крысоловом.

Рабочие в мастерской Штрумма раскраивали ценные сукна. Однако, услышав звук крысоловьей свирели, они оставили драгоценные ткани и разговоры о далёких морях и больших гаванях и пошли туда, где раздавалась песня крысолова, одновременно манящая и грустная.

Они проходили корчму "У жаждущего человека". Корчмарь Рёгер стоял в дверях в низкой своей шапке, всегда готовый поклониться и улыбнуться. Чёрная Лиза стояла за его спиной, появляясь и скрываясь, всегда готовая улыбаться и любить. Крысоловья свирель увела Рёгера и Чёрную Лизу, как бурная вода смывает берег.

Свирель крысолова разбудила старые мечты и старое горе. Распутник склонил свою голову; за звуком свирели он увидел мать, давно умершую, гладящую лоб кудрявого мальчика, которого давно нет. За звуком свирели он увидел печальные глаза девочки, которую он обесчестил. За звуком свирели он увидел своё будущее: пустую, несчастную, постыдную старость!

Потаскуха Дора, самая бесстыдная в городе, вспомнила о юноше с голубыми глазами, которого когда-то очень любила. Вспомнила о смерти преданного (ею). И вспомнила обо всех, которые потом пришли. И вспомнила о презрительных взглядах тех, которые стеснительно уходили перед рассветом. И вспомнила о морщинах, которые утром видела в зеркале.

Свирель крысолова разжигала искры, давно угасший пепел; она возвращала давно ушедшее и забытое.

Число тех, которые шли за крысоловом, всё росло. Ратуша опустела; диво дивное, члены магистрата пошли за ним. Храм св. Троицы опустел; пошли за ним священник, причетник, служки, пошли за ним кающиеся (грешники) и свадебные гости, скорбящие и уповающие.

Свирель крысолова побуждала дальше. Толпа молча шла за ней. И во всех этих поблёкших сердцах, обнищавших душах, пропылённых дорогой, развращённых грехами, во всех этих сердцах пробудилась какая-то чистая тоска.

И свирель крысолова, когда сказала о белом платьице подружки (družička - девочка, участвующая в церковном обряде), улыбке, ребёнке, чистоте первой мечты, когда сказала о стольких грехах и стольких изменах, о таком пороке и такой грязи, о таком несчастье и такой усталости, вновь повеселела. И среди пёстрой толпы людей из Гамельна, следовавших за крысоловом, как-то радостно зашумело. Не было никого, кто бы не понял. Да, идём в землю Семиградскую. Да, земля Семиградская ждёт. Да, можно жить по-другому. И все, мужчины, женщины, дети, покинули вязкую жизнь Гамельна в тоске, которую навеяла крысоловья свирель. Матери крепче прижимали к груди младенцев: это будет другая жизнь, прекраснейшая жизнь! И старцы, почти стоявшие у могилы, ускорили шаг: нужно ещё урвать несколько дней, несколько часов, несколько секунд более прекрасной жизни!

Три главы осталось!

Да, но на сегодня пока всё. Пора отдохнуть.

XXIV

Pouze Sepp Jörgen stál a nechápal. Viděl dav jdoucí za krysařem. Slyšel zvuky slibující a toužící. Ale necítil s davem a píšťala k němu nemluvila. Nechal všechny z Hameln přejít, oddán svému osudu. Jeho hladové oči hledaly Kätchen a Lori. Marně.

Sepp Jörgen, jehož osud byl chápat příliš pozdě, osaměl také tentokrát. Zástup ho minul, jako ho dosud všechno minulo; zástup šel za písní krysařovy píšťaly. Oh, jak je krásná sedmihradská země, dovede-li touha po ní tolik spáčů probudit!

Píšťala krysařova hřměla a šeptala, plakala a jásala. Slibovala nepoznané rozkoše a nezkalenou radost. A všichni, kdož slyšeli, uvěřili. Uvěřil i lichvář Mosse, který neuvěřil nežli zcela jisté záruce.

Průvod krysařův prošel všemi ulicemi města. Chvílemi zněla píšťala, jako by krysař přece ještě někoho volal. Někdo chyběl v zástupu, a nebyl to Sepp Jörgen. Píšťala zasténala úpěnlivě a něžně. — — Ten, kdo chyběl, nedostavil se však.

Na okamžik zaváhala píšťala; jako by slzy ji zatopily. Na okamžik pouze: vzápětí zněla jasně a vítězně. Zázrak země sedmihradské.

Posléze opustil průvod Hameln. Počal stoupati po svazích hory Koppel. Les zašuměl nad hlavou tisíců, kteří slyšeli.

Neúnavně zněla krysařova píšťala. Zpočátku zněl z ní časem výsměch všemu a všem, výsměch podobný smíchu ďábla na chrámu svaté Trojice. Zpočátku zněly z ní časem hluboké stony, jako by neohrabaná čísi ruka dotkla se bolavého srdce. Píšťala tichla, neutichla však. Vlna vzrušení a víry odplavila vše kalné a zmatené; a cesta byla jasná a vše bylo jasné.

Krysař šel a rostl svou písní. Byl vysoký; nyní však jako by o hlavu převyšoval všechen zástup.

Oh moci píšťaly krysařovy! Přerodila Hameln. Vzkřísila světy dávno odumřelé, rozpálila srdce dávno zchladlá. Lidé z Hameln, dobrého hanzovního města, nemyslili už na prodej a koupi, na zisk a ztrátu. Roztoužili se neznámými jindy touhami, rozesnili nesněnými dříve sny. Oh moci píšťaly krysařovy!

A nepřerodila krysaře samého jeho píšťala? Nemyslil už na malichernou mstu, na malou zlobu, na Frosche, Strumma; nemyslil dokonce na Kristiána. Cítil bolest, ale více touhu.

Píseň píšťaly očistila bolest krysařovu; očistila myšlenku na Agnes. Oh země sedmihradská!

Srdce jeho jistě o ní někdy snilo; ale teprve píšťala učinila ji skutečnou. A jak zněla mocně a jasně píšťala, opakoval si krysař: ,,Ani vina, ani hřích!"

Cesta je jasná a jasný je cíl. Není nutno vrhnout se v propast, abychom dosáhli ráje? Agnes tou cestou šla; dostihne, ano, dostihne Agnes.

Lid z Hameln šel za svým chmurným a zamyšleným vůdcem, za velitelskou a mocnou písní jeho píšťaly.

Strhovala je a pudila dále. Dále, až k bráně — —

Klopýtali cestou a necestou, padali, aby vstali a šli dále. Slyšeli jen krysaře a viděli jen krysaře. A jak kráčeli, otevřela se náhle před nimi propast.

Krysař stál nad propastí, chmurnější, velebnější. Mocně a slavně zněla píšťala.

Nikdo z Hameln nezastavil se před branou. Nikdo, kromě Seppa Jörgena, zamyšleného nad hladinou řeky. Všichni prošli za zvuků píšťaly s důvěrným úsměvem a rozepjatou náručí: Oh země sedmihradská! Všichni prošli a mizeli bez hlesu. A chmurný a němý vůdce pískal a pískal. Dav řídl za zvuků písně krysařovy; posléze krysař osaměl nad propastí —

Vzpomněl na ,,ano" řečené jarního večera. Vzpomněl Agnes, která ho předešla, ale kterou možno dohoniti. Naklonil se nad propastí.

Bylo ticho, zvláštní ticho. Píšťala padla z krysařových rukou. A jeho píšťala znamenala život.

Zvuky její jako by ještě doznívaly v pádu: zvuky její vedly krysaře, jako vedly dav —

,,Ano," odpovídal krysař němé propasti. A také on hledal bránu.

Tak odešel krysař a ostatní z Hameln; není však jisto, došli-li do země sedmihradské.

Лишь Зепп Йорген стоял и не понимал. Он видел толпу, идущую за крысоловом. Он слышал звуки, обещающие и томительные. Но он не чувствовал вместе с толпой, и свирель ему ничего не говорила. Он дал всем из Гамельна пройти, предоставленный своей судьбе. Его алчущие глаза искали Кэтхен и Лору. Напрасно.

Зепп Йорген, участью которого было понимать слишком поздно, и на этот раз остался один. Толпа его миновала, как доселе всё его миновало; толпа шла за песней свирели крысолова. Ох, как прекрасна Семиградская земля, если тоска по ней может разбудить столько спящих!

Свирель крысолова гремела и шептала, плакала и ликовала. Обещала непознанные наслаждения и неомрачённую радость. И все, которые слышали, поверили. Поверил и ростовщик Моссе, который не верил без совершенно точной гарантии.

Процессия крысолова прошла всеми улицами города. Время от времени свирель звучала так, будто крысолов всё-таки ещё кого-то звал. Кого-то не хватало в толпе, и то был не Зепп Йорген. Свирель застонала жалобно и нежно. - Тот, кого не хватало, всё же не появился.

На мгновение свирель заколебалась; будто затопили её слёзы. Только на мгновение; вслед за этим зазвучала ясно и победно. Чудо земли Семиградской.

Затем шествие покинуло Гамельн. Оно принялось подниматься по склонам горы Коппель. Лес зашумел над головами тысяч внимающих.

Неутомимо звучала крысоловья свирель. Поначалу слетала с неё насмешка над всеми и всем, насмешка, похожая на смех дьявола на храме Св. Троицы. Поначалу звучали время от времени глубокие стоны, как будто бы неуклюжая чужая рука касалась болящего сердца. Свирель стихала, но не замолкала совсем. Волна возбуждения и веры смыла всё нечистое и запутанное; и дорога была ясна, и всё было ясно.

Крысолов шёл и вырастал со своей песней. Он был высоким; теперь же он словно на голову возвышался над всей толпой.

О, сила крысоловьей свирели! Она возродила (переродила) Гамельн. Она воскресила миры давно мёртвые, воспламенила сердца давно остывшие. Люди Гамельна, доброго ганзейского града, не думали уже о купле-продаже, о прибыли и убытке. Затосковали они неведомыми в другое время томлениями, размечтались невиданными раньше снами. О, сила крысоловьей свирели!

А не переродила ли самого крысолова его свирель? Он уже не думал о пустяковой награде, о мелочной злобе, о Фроше, Штрумме; наконец, не думал о Кристиане. Он чувствовал боль, но больше (томительную) тоску.

Песня свирели очистила боль крысолова; очистила мысль об Агнес. О, земля Семиградская!

Сердце его когда-то грезило о ней; но только свирель сделала её реальной. И как звучала могуче и ясно свирель, повторял крысолов: "Ни вина, ни грех!"

Путь ясен, и ясна цель. Не нужно ли броситься в пропасть, чтобы достигнуть рая? Агнес пошла той дорогой; он догонит, да, догонит Агнес.

Народ Гамельна шёл за своим хмурым и задумчивым вождём, за властной и могучей песнью его свирели.

Она срывала его и влекла дальше. Дальше, к вратам --

Они спотыкались по дороге и на бездорожье, падали, чтобы подняться и идти дальше. Они слышали только крысолова и видели только крысолова. И как пришли, отворилась внезапно перед ними пропасть.

Крысолов стоял над пропастью, ещё более мрачный, более величественный. Могуче и торжественно звучала свирель.

Никто из Гамельна не остановился перед вратами. Никто, кроме Зеппа Йоргена, задумавшегося над гладью реки. Все пошли за звуками свирели с искренней улыбкой и распростёртыми объятьями: о, земля Семиградская! Все прошли и исчезли беззвучно. А хмурый и безмолвный вождь свистел и свистел. Толпа подчинялась звукам крысоловьей песни; в конце концов, крысолов остался один над пропастью.

--

Он вспомнил о "да", сказанном весенним вечером. Вспомнил об Агнес, которая его обошла, но которую можно догнать. Он наклонился над пропастью.

Было тихо, по-особенному тихо. Свирель упала из рук крысолова. А его свирель означала жизнь.

Звуки её будто ещё доносились во время падения: звуки её вели крысолова, как они вели толпу -

"Да," ответил крысолов безмолвной пропасти. И он тоже искал врата.

Так ушёл крысолов и остальные из Гамельна; однако доподлинно неизвестно, пришли ли они в землю Семиградскую.

XXV

Řeka plyne. Plyne, nerušena osudy.

Rybářský člun se houpá na řece; ale Jörgena nenapadá rozprostříti sítě. Sedí na člunu a dumá.

Těžko by pověděl, proč je mu smutno. Nechápe ještě, ale počíná tušit.

Je ticho... ticho.

Je nedělní den a bylo by třeba zvoniti k požehnání. Ale zvon chrámový se neozývá.

Je nedělní den a měšťané Hameln, jejich ženy, synové i dcerky měli by se procházeti po březích. Ale hráze jsou pusty.

Je nedělní den, den, kdy se vyfintění hejskové a rozesmáté frejířky posmívají nejvíce Jörgenovi; dnes však se nikdo nesměje.

A Sepp Jörgen, který tušil, počíná chápat.

Stalo se něco. Vzpomíná na průvod, který šel za krysařem; vzpomíná na bledou krysařovu tvář.

Sepp Jörgen chopil se vesel a zamířil ku břehu. Přivázal loď a ubíral se k Hameln.

Ulice byly pusty. Krámy byly pusty. Krčmy byly pusty.

Sepp Jörgen šel podloubím. Jindy této doby bylo zde živo: dnes ani člověka.

Krok Jörgenův zní nějak zlověstně na chladných kamenech.

Jörgen stanul u kostela. Žebráci a žebračky nestáli u vchodu; to ho udivilo. Jörgen šel dále. V kostele bylo ticho. Mnohem zlověstněji ozýval se zde rybářův krok. Pokropil se svěcenou vodou, ale jeho oči viděly stále prázdno: prázdno v lavicích, prázdno před oltářem. Pod klenbou chrámovou bylo takové ticho, že Jörgen domníval se slyšeti hovor dvou andělů na oltáři k sobě se choulících. Ozvěna vlastních kroků ho děsila. Kráčel tiše, po špičkách, a přece hluk kroků rušil zakleté ticho.

Jörgen posléze chápal, stoje tváří v tvář Ukřižovanému. Všichni odešli. Je posledním mužem v Hameln. Posledním člověkem v Hameln.

Úžas této myšlenky zhroutil rybáře málem; zachytil se stěží schodiště prázdné kazatelny.

Zvuky píšťaly krysařovy ožily v jeho paměti; zaniknuvší tóny teprve nyní ho podmaňovaly. Kouzlo, kterému podlehli všichni v Hameln, podmanilo rybáře, přeživšího okouzlovatele.

A rybář kráčel po stopách krysaře a těch, kdo šli za ním. Kráčel, domnívaje se slyšeti zvuky píšťaly.


Река течёт. Она течёт, (не тронутая событиями).

На реке раскачивается рыбацкий чёлн; но Йоргену не приходит на ум раскинуть сеть. Он сидит в лодке и думает.

Ему было бы трудно сказать, почему ему грустно. Ещё не понимая, он начинает догадываться.

Тишина... тишина.

Воскресенье, и должны были бы звонить к вечерне. Но колокола собора не слышно.

Воскресенье, и горожане Гамельна, их жёны, их сыновья и дочери должны были бы прогуливаться по берегам. Но дамбы безлюдны.

Воскресенье, день, когда разодетые вертопрахи и смешливые шалопутки больше всего посмеиваются над Йоргеном; однако сегодня никто не смеётся.

И Зепп Йорген, который предчувствовал, начинает понимать.

Что-то произошло. Он вспоминает шествие, которое шло за крысоловом; вспоминает бледное лицо крысолова.

Зепп Йорген весело взялся (за вёсла) и направился к берегу. Он привязал лодку и пошёл в город.

Улицы были безлюдны. Лавки были безлюдны. Корчмы были безлюдны.

Зепп Йорген шёл через аркаду. В иное время в эту пору дня здесь было оживлённо; сегодня не было ни человека.

Йоргеновы шаги по холодным камням звучали как-то зловеще.

Йорген остановился у собора. Нищие и нищенки не стояли у входа; это его удивило. Йорген пошёл дальше. В соборе была тишина. Намного более зловеще раздавались здесь шаги рыбака. Он окропил себя святой водой, но его глаза непрерывно видели только пустоту: пустоту на скамьях, пустоту перед алтарём. Под сводом собора было так тихо, что Йоргену подумалось: он слышит разговор двух ангелов на алтаре, прижимающихся друг к другу. Эхо от собственных шагов его напугало. Он ступал тише, на цыпочках, но все равно шум шагов нарушал зачарованную тишину.

Йорген, наконец, понял, стоя лицом к лицу с Распятым. Все ушли. Он - последний муж в Гамельне. Он - последний человек в Гамельне.

Изумление от этой мысли едва не заставило рыбака рухнуть; он с трудом схватился за лестницу пустой кафедры.

Звуки свирели крысолова ожили в его памяти; исчезнувшие тоны только теперь его покоряли. Чары, которым поддались все в Гамельне, подчинили рыбака, пережившего чарователя.

И рыбак пошёл по следам крысолова и тех, кто шли за ним. Он ступал, полагая, что слышит звуки свирели.

Осталась последняя глава...

XXVI

Slyšel vše, co slyšeli lidé z Hameln: hoře, lítost a naději. Píseň tragického rozpětí a píseň tragičtějšího osudu. Ale takřka už na odchodu z města slyšel něco, čeho neslyšeli odešlí.

Otevřeným oknem tichého domku zněl k němu pronikavý nářek dítěte.

Opuštěné nemluvně plakalo.

Sepp Jörgen nebyl posledním člověkem v Hameln. A Sepp Jörgen, divno to říci, chápal.

Otevřel dveře a vstoupil do pustého příbytku. V kolébce, málo kryto peřinkou, leželo dítě, drobný, baculatý tvor. Převalovalo se bezmocně, třepetajíc nožičkama o stěnu kolébky a bijíc ručkama do prázdna. A jeho nářek zněl jako jasný rozkaz, který nemohl být vyslechnut v prázdném městě, v prázdném domě, prázdné síni.

Sepp Jörgen stál tu bezradně. Co může učiniti pro dítě? Má hlad. Jak ukonejší jeho hlad?

Dítě, zaslechnuvši kroky, rozplakalo se prudčeji. Sepp Jörgen sklonil se nad kolébkou a vzal dítě do své náruče.

Bylo to děvče.

Sepp Jörgen hýčkal dítě. Ale tu si vzpomněl nad hladovým nebožátkem na vše: na pusté ulice v Hameln, na zmizelou Kätchen a Loru, na zástup odešlý s krysařem. A znovu zněla jeho nitrem melodie smutná a lítostivá, a pak jásavá a vítězná.

Rozhlédl se ještě po opuštěné síni, po neumytém nádobí, po zbytcích chudého oběda. Nic zde nebylo, co by ukonejšilo hlad nemluvněte, marně hledajícího prs matčin.

Neškoleným, neumělým hlasem zapěl Jörgen ukolébavku dětí z Hameln, píseň o zemi sedmihradské. Pěl a hýčkal dítě.

Ale dítě znovu zaplakalo. Chtělo pít. Nevědělo o jiné touze. Jörgen o ní věděl. Pláč dítěte splýval s echem písně píšťaly krysařovy, teprve nyní zvučícím. Splývaly v mohutný proud, který strhoval rybáře. Ústrky a běda přešlého života šly před ním. Sepp Jörgen vyšel s dítětem na ulici. Bolest a touha pudily ho na horu Koppel... za ostatními... za krysařem. Stoupal se svým břemenem rychle. Jako ten, kdo ví, že shodí je záhy.

Neohlédl se po opuštěném Hameln. Co bylo mu po městě, jež nedalo mu než rány a smích?

Také srdce Jörgenovo snilo kdysi o zemi sedmihradské. Také jeho srdce snilo o jiném životě. A ten zdál se býti na dosah ruky. Všichni našli cestu. A Jörgen?

Poslední muž z Hameln došel k bráně země sedmihradské. Propast otvírala se před ním. V její hloubi je cesta.

Z ní zněly hlasy, lákavé a svůdné:

,,Co chceš, ó rybáři, v Hameln a v celé své zemi? Tvá touha je marná, tvá láska je marná, marný je tvůj sen!

Co zmůže tvá práce, co zmůže tvé rozpětí, co zmůže tvá smrt? Lovíš v řece; jak je bídná tvá kořist, rybáři!

Země sedmihradská čeká. Jiný život čeká. Nikdo už se nebude tam Jörgenovi smát.

Kätchen ani Lora neutekou od tebe. Oh rybáři, jak nedočkavě objímají tam nahá ženská ramena!"

Ale stalo se něco zvláštního. Křik dítěte překonal zvuk píšťaly krysařovy. Dítě plakalo ještě. Chtělo pít. Nevědělo nic o zemi sedmihradské.

Pláč dítěte dojal posledního muže z Hameln; pláč nemluvněte překonal jeho touhu.

Kynul bezmocně rukou na pozdrav někomu, kdo navždy odchází. Rozloučil se s propastí.

Potom odešel hledat ženu, která by dala napít dítěti.

Он слышал всё, что слышали люди Гамельна: горе, сожаление и надежду. Песнь трагичного (размаха) и песнь ещё более трагичной судьбы. Но почти уже при выходе из города он услышал нечто, чего не слышали ушедшие.

Через открытое окно тихого домика до него доносилось пронзительное рыдание ребёнка.

Плакал оставленный младенец.

Зепп Йорген не был последним человеком в Гамельне. И Зепп Йорген, странно это сказать, понял.

Он открыл двери и зашёл в пустое жилище. В колыбели, слегка прикрытый пуховым одеяльцем, лежал ребёнок, маленькое, пухлое существо. Оно бессильно ворочалось, стуча ножками о стенку колыбели и ударяя ручками в пустоту. А его рыдание звучало как ясный приказ, который не мог быть услышан в безлюдном городе, в безлюдном доме, безлюдной комнате.

Зепп Йорген беспомощно стоял здесь. Что он мог сделать для ребёнка? Он голоден. Как утолить его голод?

Дитя, услышав шаги, заплакало ещё сильнее. Зепп Йорген наклонился над колыбелью и взял ребёнка на руки.

Это была девочка.

Зепп Йорген качал ребёнка. Но тут, над голодной бедняжкой, он вспомнил обо всём: о безлюдных улицах в Гамельне, об исчезнувших Кэтхен и Лоре, о толпе, ушедшей с крысоловом. И снова зазвучала у него внутри мелодия печальная и жалостливая, а потом торжественная и победная.

Он ещё огляделся по обезлюдевшей горнице, по немытой посуде, по остаткам скудного обеда. Здесь не было ничего, что могло бы утолить голод младенца, тщетно искавшего материнскую грудь.

Необученным, неумелым голосом запел Йорген колыбельную детей из Гамельна, песню о земле Семиградской. Он пел и качал ребёнка.

Но дитя снова заплакало. Оно хотело пить. Оно не ведало о другой тоске. Йорген о ней знал. Плач ребёнка сливался с эхом песни крысоловьей свирели, звучащим только теперь. Они сливались в могучее течение, которое увлекало рыбака. Обиды и несчастье прошедшей жизни шли перед ним. Зепп Йорген вышел с ребёнком на улицу. Страдание и тоска тянули его на гору Коппель... за остальными... за крысоловом. Он быстро поднимался со своим грузом. Как тот, кто знает, что скоро его сбросит.

Он не оглянулся на опустевший Гамельн. Что было ему до города, которые не дал ему ничего, кроме ран и насмешек?

Также и Йоргеново сердце когда-то грезило о земле Семиградской. Также и его сердце грезило о другой жизни. И казалось, она на расстоянии вытянутой руки. Все нашли дорогу. А Йорген?

Последний муж в Гамельне дошёл до врат земли Семиградской. Пропасть открылась перед ним. В её глубине путь.

Из неё раздавались голоса, манящие и соблазняющие:

"Чего хочешь ты, о рыбак, в Гамельне и на всей своей земле? Твоя тоска тщетна, твоя любовь тщетна, тщетна твоя мечта!

Что сможет твой труд, что сможет твой (размах), что сможет твоя смерть? Ты ловишь рыбу в реке; как бедна твоя добыча, рыбак!

Земля Семиградская ждёт. Другая жизнь ждёт. Там уже никто не будет смеяться над Йоргеном.

Ни Кэтхен, ни Лора не убегут от тебя. Ох, рыбак, как нетерпеливо обнимают там нагие женские плечи!"

Но произошло нечто странное. Крик ребёнка пересилил звук свирели крысолова. Дитя заплакало ещё. Оно хотело пить. Оно не ведало ничего о земле Семиградской.

Плач ребёнка тронул последнего мужа из Гамельна; плач ребёнка пересилил его тоску.

Он беспомощно помахал рукой на прощание кому-то, кто уходит навсегда. Он расстался с пропастью.

И потом пошёл искать женщину, которая бы напоила ребёнка.

КОНЕЦ

Теперь можно и тщательно отделывать, потому что этот перевод выполнялся всё-таки стремительным галопом.
Но пока не знаю, когда займусь этим и займусь ли вообще.

Замечательно получилось  ;up:

Для тех, кто хочет сравнить повесть с мультфильмом
https://www.youtube.com/watch?v=-xlbvRy2-Kg

О, мультфильм - это очень хорошо. Спасибо.

Какая жуть там, однако :)

Да, в мультфильме атмосфера гораздо мрачнее.

Цитата: Мечтатель от октября 27, 2018, 15:42
Теперь можно и тщательно отделывать, потому что этот перевод выполнялся всё-таки стремительным галопом.
Но пока не знаю, когда займусь этим и займусь ли вообще.

По техническим причинам доработка отменяется на неопределенное время. Я обнаружил, что на моем относительно новом компютере Ворд не активируется без подключения какой-то платной программы от Microsoft.
Возможно, я могу переводить тексты, но я ничего не понимаю во всей этой хрени. Таким образом планы рухнули.

Цитата: Мечтатель от октября 27, 2018, 19:53
Я обнаружил, что на моем относительно новом компютере Ворд не активируется без подключения какой-то платной программы от Micriosoft.

Бред какой-то... Обратитесь в компьютерный раздел, думаю, наши технари вам помогут.

2_Мечтатель

Немного интригует названиями этот чешский автор:
(wiki/ru) Арбес,_Якуб (http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D1%80%D0%B1%D0%B5%D1%81,_%D0%AF%D0%BA%D1%83%D0%B1)
Но нужно разбираться, что из его произведений уже было издано на русском.

Цитата: Мечтатель от ноября  2, 2018, 18:27
Немного интригует названиями этот чешский автор:
(wiki/ru) Арбес,_Якуб

И чем вам они показались примечательными?

Цитата: Damaskin от ноября  2, 2018, 19:43
И чем вам они показались примечательными?

Что-то готичное и фантастическое есть.
Этот писатель упоминается в книге "The Illustrated History of Science Fiction". Вот я и заглянул в вики узнать.

Цитата: Мечтатель от ноября  2, 2018, 18:27
Но нужно разбираться, что из его произведений уже было издано на русском.

Ну и как, переводился?

Цитата: Damaskin от ноября  5, 2018, 14:08
Ну и как, переводился?

Да.
https://www.livelib.ru/book/1000721323/about-yakub-arbes-izbrannoe-yakub-arbes

Только сегодня обнаружил, что, оказывается, "Крысолова" Дыка уже как минимум дважды переводили на русский, и частично выложили:
http://samlib.ru/r/rimskij_r/rattenfaenger.shtml
http://samlib.ru/r/rodionowa_s_i/krysolov.shtml

Цитата: Мечтатель от декабря  1, 2018, 10:04
Только сегодня обнаружил, что, оказывается, "Крысолова" Дыка уже как минимум дважды переводили на русский, и частично выложили:
http://samlib.ru/r/rimskij_r/rattenfaenger.shtml
http://samlib.ru/r/rodionowa_s_i/krysolov.shtml

Я видел эти переводы. Но первый только начат, а второй сделан примерно наполовину. А у вас уже все готово :)

Ну и хорошо, что я не видел. А то постоянно бы тянуло там что-нибудь подсмотреть.

Несколько непрояснённых мест у меня до сих пор осталось.