Из любимых поэтов своих могу назвать - Михаил Лермонтов, Саша Черный, Валерий Брюсов, Анна Ахматова, Евгений Евтушенко и др.
Цитата: Hironda от апреля 8, 2010, 00:01
Осип Мандельштам, Марина Цветаева, Анна Ахматова, Борис Пастернак, Давид Самойлов, Белла Ахмадулина, Юнна Мориц...
Кто читает по-французски - тому предлагаю перевод Марины Цветаевой стихотворения "Бесы" Пушкина на французский язык. По-моему, он достаточно точно воспроизводит оригинал, и лексически, и его размер.
К сожалению, французы, кажется, не оценили: они привыкли к другой ритмике стихов.
A.S. Pouchkine,
"Les démons"
Traduit par Marina TsvétaïévaLes nuages fuient en foule
Sous la lune qui s'enfuit,
Les nuages fument et roulent,
Trouble ciel et trouble nuit.
Mon traîneau bondit et plonge,
Les grelots résonnent clair,
Que de leurres, que de songes,
Dans la plainte qui se perd!
- Va toujours, cocher! - Barine!
Choses vont de mal en pis,
La bourrasque m'enfarine
Mes deux yeux et mes esprits.
Ni lumière ni demeure,
En aveugles, nous errons!
C'est le diable qui nous leurre
Et nous fait tourner en rond.
Le vois-tu danser sur place?
Maintenant - me crache sus!
Le vois-tu donner la chasse
Au cheval qui n'en peut plus?
As-tu pu le méconnaître
Sous la forme d'un poteau?
S'allumer et disparaître
L'as-tu vu, sur le côteau?
Les nuages fuient en foule
Sous la lune qui s'enfuit,
Les nuages fument et roulent,
Trouble ciel et trouble nuit.
Et voilà que tout s'arrête.
Les grelots reposent, morts.
- Qu'est-ce, un tronc ou une bête?
- Lui toujours et lui encor!
Geint et grince la rafale,
Soufflent et ronflent les chevaux,
Le démon, au loin, détale -
C'est un loup aux yeux-flambeaux!
Et la course recommence,
Les grelots en disent long.
Vois - dans les lointains immenses
Cette ronde de démons!
Des démons et des démones
Se joignant, se disjoignant,
Papillonnent, tourbillonnent -
Folles feuilles sous le vent!
Quelle foule! Quelle fuite!
Et pourquoi ces tristes chants?
Un fantôme qui les quitte?
Une sorcière qu'on leur prend?
Les nuages fuient en foule
Sous la lune qui s'enfuit;
Les nuages fument et roulent,
Trouble ciel et trouble nuit.
Survolant la blanche plaine
Geignent, hurlent les malins,
De leurs plaintes surhumaines
Déchirant mon coeur humain.
Александр Блок, Константин Бальмонт, Николай Гумилёв, Иннокентий Анненский.
Если подумать, можно вспомнить ещё...
Мандельштам: из любимых моих стихов:
За Паганини длиннопалым
Бегут цыганскою гурьбой -
Кто с чохом чех, кто с польским балом,
А кто с венгерской немчурой.
Девчонка, выскочка, гордячка,
Чей звук широк, как Енисей,-
Утешь меня игрой своей:
На голове твоей, полячка,
Марины Мнишек холм кудрей,
Смычок твой мнителен, скрипачка.
Утешь меня Шопеном чалым,
Серьезным Брамсом, нет, постой:
Парижем мощно-одичалым,
Мучным и потным карнавалом
Иль брагой Вены молодой -
Вертлявой, в дирижерских фрачках.
В дунайских фейерверках, скачках
И вальс из гроба в колыбель
Переливающей, как хмель.
Играй же на разрыв аорты
С кошачьей головой во рту,
Три чорта было - ты четвертый,
Последний чудный чорт в цвету.
5 апреля - июль 1935
***
Как по улицам Киева-Вия
Ищет мужа не знаю чья жинка,
И на щеки ее восковые
Ни одна не скатилась слезинка.
Не гадают цыганочки кралям,
Не играют в купеческом скрипки,
На Крещатике лошади пали,
Пахнут смертью господские Липки.
Уходили с последним трамваем
Прямо за город красноармейцы,
И шинель прокричала сырая:
"Мы вернемся еще - разумейте..."
Май 1937
***
Разрывы круглых бухт, и хрящ, и синева,
И парус медленный, что облаком продолжен,-
Я с вами разлучен, вас оценив едва:
Длинней органных фуг - горька морей трава,
Ложноволосая,- и пахнет долгой ложью,
Железной нежностью хмелеет голова,
И ржавчина чуть-чуть отлогий берег гложет...
Что ж мне под голову другой песок подложен?
Ты, горловой Урал, плечистое Поволжье
Иль этот ровный край - вот все мои права,
И полной грудью их вдыхать еще я должен.
4 февраля 1937
Борис Пастернак
Годами когда-нибудь в зале концертной
Мне Брамса сыграют, — тоской изойду,
Я вздрогну, я вспомню союз шестисердый,
Прогулки, купанье и клумбу в саду.
Художницы робкой, как сон, крутолобость,
С беззлобной улыбкой, улыбкой взахлеб,
Улыбкой, огромной и светлой, как глобус,
Художницы облик, улыбку и лоб.
Мне Брамса сыграют, — я вздрогну, я сдамся,
Я вспомню покупку припасов и круп,
Ступеньки террасы и комнат убранство,
И брата, и сына, и клумбу, и дуб.
Художница пачкала красками траву,
Роняла палитру, совала в халат
Набор рисовальный и пачки отравы,
Что «Басмой» зовутся и астму сулят.
Мне Брамса сыграют, — я сдамся, я вспомню
Упрямую заросль, и кровлю, и вход,
Балкон полутемный и комнат питомник,
Улыбку, и облик, и брови, и рот.
И сразу же буду слезами увлажен
И вымокну раньше, чем выплачусь я.
Горючая давность ударит из скважин,
Околицы, лица, друзья и семья.
И станут кружком на лужке интермеццо,
Руками, как дерево, песнь охватив,
Как тени, вертеться четыре семейства
Под чистый, как детство, немецкий мотив.
1931
А вот ещё интересные стихи:
Владимир Ковенацкий
СМЕРТЬ СТАРОГО МАГА
Он умер, старый маг, последний маг земли.
Смотрели молча дети и старухи,
Как гроб дешевый на плечах несли
Со стариком видавшиеся духи.
Два викинга в чешуйчатой броне,
Философ Ницше и писатель Гоголь,
И, следуя за ними в стороне,
Художник Рубенс нес венок убогий.
Теперь тому, кто стонет без любви,
Не будет утешенья ниоткуда.
Теперь тому, кто буднями забит,
Не будет даже маленького чуда.
Он умер, добрый маг, последний маг земли!
***
СОН
Приснилось мне – я прекрасный принц,
На мне золотой камзол,
И утром мне подают коня,
Белого, как молоко.
Приснилось мне, что лунная ночь
Дыханьем любви полна,
И тело прекрасное, как любовь,
Целую я в душной мгле.
Когда я проснулся, я понял вновь,
Что день безнадежно сер,
Что я инвалид без обеих ног
И был накануне пьян.
Булат Окуджава
НАДЕЖДЫ МАЛЕНЬКИЙ ОРКЕСТРИК
Когда внезапно возникает
Еще неясный голос труб,
Слова как ястребы ночные
Срываются с горячих губ,
Мелодия как дождь случайный
Гремит и бродит меж людьми,
Надежды маленький оркестрик
Под управлением любви.
Надежды маленький оркестрик
Под управлением любви.
В года разлук, в года смятений,
Когда свинцовые дожди
Лупили так по нашим спинам,
Что снисхождения не жди,
И командиры все охрипли,
Тогда командовал людьми
Надежды маленький оркестрик
Под управлением любви,
Надежды маленький оркестрик
Под управлением любви.
Кларнет пробит, труба помята,
Фагот как старый посох стерт,
На барабане швы разлезлись,
Но кларнетист красив, как черт,
Флейтист как юный князь изящен,
И вечно в сговоре с людьми,
Надежды маленький оркестрик
Под управлением любви,
Надежды маленький оркестрик
Под управлением любви.
Пушикн, Маяковский! ::)
Цитата: basta от апреля 8, 2010, 03:23
Пушкин, Маяковский! ::)
М-да, сочетание..
А вот нет, наверное, таких, чтобы нравилось творчество, как единый цельный образ. Многое нравится у Гумилева, у Есенина. Кем-то упомянутая Мориц нравится. Хармс ничотаг. А чаще бывает, что читаешь-читаешь - скучно. Потом - бац! Один какой-то стих, или строфа даже, попадает вот прям куда-то туда... А дальше опять то же - читаешь и понимаешь: нет, далеко, не мое.
Заболоцкого уважаю.
Цитата: Hironda от апреля 8, 2010, 00:56
Булат Окуджава
НАДЕЖДЫ МАЛЕНЬКИЙ ОРКЕСТРИК
Когда внезапно возникает
Еще неясный голос труб,
Слова как ястребы ночные
Срываются с горячих губ,
Мелодия как дождь случайный
Гремит и бродит меж людьми,
Надежды маленький оркестрик
Под управлением любви.
Надежды маленький оркестрик
Под управлением любви.
В года разлук, в года смятений,
Когда свинцовые дожди
Лупили так по нашим спинам,
Что снисхождения не жди,
И командиры все охрипли,
Тогда командовал людьми
Надежды маленький оркестрик
Под управлением любви,
Надежды маленький оркестрик
Под управлением любви.
Кларнет пробит, труба помята,
Фагот как старый посох стерт,
На барабане швы разлезлись,
Но кларнетист красив, как черт,
Флейтист как юный князь изящен,
И вечно в сговоре с людьми,
Надежды маленький оркестрик
Под управлением любви,
Надежды маленький оркестрик
Под управлением любви.
Мое любимое. :=
Вячеслав Иванов, Сергей Есенин, Игорь Северянин, Антиох Кантемир, Василий Тредиаковский, Юрий Галансков.
Даже Тредиаковский, неожидал.
Давид Самойлов
ПЕРЕД СНЕГОМ
И начинает уставать вода.
И это означает близость снега.
Вода устала быть ручьями, быть дождем,
По корню подниматься, падать с неба.
Вода устала петь, устала течь,
Сиять, струиться и переливаться.
Ей хочется утратить речь, залечь
И там, где залегла, там оставаться.
Под низким небом, тяжелей свинца,
Усталая вода сияет тускло.
Она устала быть самой собой,
Но предстоит еще утратить чувства,
Но предстоит еще заледенеть
И уж не петь, а, как броня, звенеть.
Ну а покуда - в мире тишина.
Торчат кустов безлиственные прутья.
Распутица кончается. Распутья
Подмерзли. Но земля еще черна.
Вот-вот повалит первый снег.
1964
***
Я недругов своих прощаю
И даже иногда жалею.
А спорить с ними не желаю,
Поскольку в споре одолею.
Но мне не надо одолеть их,
Мои победы не крылаты.
Ведь будем в дальних тех столетьях
Они и я не виноваты.
Они и мы не виноваты,
Так говорят большие дни.
И потому условны даты,
И правы мы или они...
***
И всех, кого любил,
Я разлюбить уже не в силах!
А легкая любовь
Вдруг тяжелеет
И опускается на дно.
И там, на дне души, загустевает,
Как в погребе зарытое вино.
Не смей, не смей из глуби доставать
Все то, что там скопилось и окрепло!
Пускай хранится глухо, немо, слепо,
Пускай! А если вырвется из склепа,
Я предпочел бы не существовать,
Не быть...
Цитата: Лукас от апреля 8, 2010, 23:07
Даже Тредиаковский, неожидал.
Что интересно, я до сих пор помню наизусть его парафразис 6-го псалма "О! Не ярости во время, Господи, мя обличи..." :)
Цитата: Dana от апреля 8, 2010, 23:33
Цитата: Лукас от апреля 8, 2010, 23:07
Даже Тредиаковский, неожидал.
Что интересно, я до сих пор помню наизусть его парафразис 6-го псалма "О! Не ярости во время, Господи, мя обличи..." :)
Просто до Пушкина поэзия не столь грамотна и не так интересна мне (Тредиаковский, Ломоносов, Державин).
Цитата: Dana от апреля 8, 2010, 23:33
Цитата: Лукас от апреля 8, 2010, 23:07
Даже Тредиаковский, неожидал.
Что интересно, я до сих пор помню наизусть его парафразис 6-го псалма "О! Не ярости во время, Господи, мя обличи..." :)
как это сказать на современном,
не ярости -
не зли или
не прогневайся на меня
Возможно что-то и есть, но, скорее, привкус, едва заметный.
O, если вы что-то конкретное найдёте в каких-либо стихах, скажем, Мандельштама или Самойлова (они еврейского происхождения), то была бы благодарна, если бы вы это показали. Мне интересно.
Есть, конечно, стихи, у того же Мандельштама, о нём самом и его происхождении, но в целом это штрихи, они вполне вписываются в русскую поэзию (как-то неудобно делить на русскую и русскоязычную, всё слишком переплелось). Это, например:
Эта ночь непоправима,
А у вас ещё светло.
У ворот Ерусалима
Солнце черное взошло.
Солнце жёлтое страшнее, —
Баю-баюшки-баю, —
В светлом храме иудеи
Хоронили мать мою.
Благодати не имея
И священства лишены,
В светлом храме иудеи
Отпевали прах жены.
И над матерью звенели
Голоса израильтян.
Я проснулся в колыбели —
Чёрным солнцем осиян.
1916
Но если вы можете, О, то хотелось бы услышать от вас соображения о признаках, скажем, еврейской или иной ментальности, татарской, например, у беллы Ахмадулиной. Не уверена, что их можно найти. Одно дело, когда пишут только о своей этнической микросреде, есть ведь еврейские поэты и писатели. Шолом-Алейхем, например, Бялик. (Последний, писал на идише, его на русский переводили). Мандельштам, вроде, с самого начала писал по-русски, чувствовал себя именно русским поэтом.
Скроее, таких поэтов, как Ахматова, Цветаева, Пастернак, Мандельштам, Гумилёв время, страна и язык объединяли вместе, а различия были индивидуальны. Но это моё мнение.
Цитата: Hironda от апреля 8, 2010, 00:54
***
СОН
Приснилось мне – я прекрасный принц,
На мне золотой камзол,
И утром мне подают коня,
Белого, как молоко.
Приснилось мне, что лунная ночь
Дыханьем любви полна,
И тело прекрасное, как любовь,
Целую я в душной мгле.
Когда я проснулся, я понял вновь,
Что день безнадежно сер,
Что я инвалид без обеих ног
И был накануне пьян.
Не чувствуется ли Вам некая схожесть с Гумилёвым?..
Цитата: Лукас от апреля 8, 2010, 23:07
Даже Тредиаковский, неожидал.
Да, Тредьяковский и у меня как-то слабо вяжется с настоящим мировидением, жизненным устоем... Как-то далёк он уже от нынешнего времени...
Поэты Серебрянного века.
Избранное - во вложении
Цитата: PhiloAnna от апреля 9, 2010, 21:08
Цитата: Hironda от апреля 8, 2010, 00:54
***
СОН
Приснилось мне – я прекрасный принц,
На мне золотой камзол,
И утром мне подают коня,
Белого, как молоко.
Приснилось мне, что лунная ночь
Дыханьем любви полна,
И тело прекрасное, как любовь,
Целую я в душной мгле.
Когда я проснулся, я понял вновь,
Что день безнадежно сер,
Что я инвалид без обеих ног
И был накануне пьян.
Не чувствуется ли Вам некая схожесть с Гумилёвым?..
Не знаю, может что-то и есть.
Пушкин, Грибоедов, Некрасов, Блок, Маяковский.
У О. Мандельштама стихи яркие, сочные, у Н. Гумилёва - загадочные, у А. Ахматовой интимные, женские, у С. Есенина - мм.. "отвязные", "удалые", "хлёсткие", "струящиеся".. эпитето подобрать не могу :)
Они все индивидуальны, уникальны. Знаете, как камни одного ожерелья, но разной огранки и цвета.
А ещё Р. Рождественский... его я могу перечитывать постоянно. А его "Монолог женщины"... Я помню, в школьные годы вместе со своим поэтическим театром мы ставили сценки по его "Монлогу"
ЦитироватьОни все индивидуальны, уникальны. Знаете, как камни одного ожерелья, но разной огранки и цвета.
PhiloAnna, согласна.
А вот стихотворение Набокова, сильное, по-моему:
Мать Смеркается. Казнен. С Голгофы отвалив,
спускается толпа, виясь между олив,
подобно медленному змию;
и матери глядят, как под гору, в туман
увещевающий уводит Иоанн
седую, страшную Марию.
Уложит спать ее и сам приляжет он,
и будет до утра подслушивать сквозь сон
ее рыданья и томленье.
Что, если у нее остался бы Христос
и плотничал, и пел? Что, если этих слез
не стоит наше искупленье?
Воскреснет Божий Сын, сияньем окружен;
у гроба, в третий день, виденье встретит жен,
вотще купивших ароматы;
светящуюся плоть ощупает Фома,
от веянья чудес земля сойдет с ума,
и будут многие распяты.
Мария, что тебе до бреда рыбарей!
Неосязаемо над горестью твоей
дни проплывают, и ни в третий,
ни в сотый, никогда не вспрянет он на зов,
твой смуглый первенец, лепивший воробьев
на солнцепеке, в Назарете.
1925, Берлин
Цитата: Hironda от апреля 9, 2010, 21:26
А вот стихотворение Набокова, сильное, по-моему:
Мать
Смеркается. Казнен. С Голгофы отвалив,
спускается толпа, виясь между олив,
подобно медленному змию;
и матери глядят, как под гору, в туман
увещевающий уводит Иоанн
седую, страшную Марию.
Уложит спать ее и сам приляжет он,
и будет до утра подслушивать сквозь сон
ее рыданья и томленье.
Что, если у нее остался бы Христос
и плотничал, и пел? Что, если этих слез
не стоит наше искупленье?
Воскреснет Божий Сын, сияньем окружен;
у гроба, в третий день, виденье встретит жен,
вотще купивших ароматы;
светящуюся плоть ощупает Фома,
от веянья чудес земля сойдет с ума,
и будут многие распяты.
Мария, что тебе до бреда рыбарей!
Неосязаемо над горестью твоей
дни проплывают, и ни в третий,
ни в сотый, никогда не вспрянет он на зов,
твой смуглый первенец, лепивший воробьев
на солнцепеке, в Назарете.
1925, Берлин
В данном случае Набоков обращает пристальное внимание на Марию, как на женщину, мать, наблюдавшей за смертью её сына, на те чувства, на силу тех чувств, которые она пережила. А вы представляете, что значит для матери потерять своего ребёнка?.. Единственного, любимого, самого дорогого на свете... А когда это происходит на твоих глазах, ты видишь его мучения, медленно подступающую к нему смерть... но ничего не можешь сделать... Это ужасно!
У меня самой растёт сын. Я не могу смотреть на то, как он по турнику лазит, у меня сердце чуть ли не из груди выпрыгивает. А тут увидеть такое...
PhiloAnna, а вы таки пишете литературоведческие анализы? :what:
Цитата: Лукас от апреля 9, 2010, 21:46
PhiloAnna, а вы таки пишете литературоведческие анализы? :what:
Ну что Вы, куда мне... :)
Я больше по лингвистике. Особенно по детскй речи. Анализы в данной области- это моя сфера деятельности на данный момент
Молитва
Булат Окуджава
Пока Земля еще вертится, пока еще ярок свет,
Господи, дай же Ты каждому, чего у него нет:
Мудрому дай голову, трусливому дай коня,
Дай счастливому денег... И не забудь про меня.
Пока Земля еще вертится, Господи, - Твоя власть! -
Дай рвущемуся к власти навластвоваться власть,
Дай передышку щедрому хоть до исхода дня.
Каину дай раскаянье... И не забудь про меня.
Я знаю: Ты все умеешь, Я верую в мудрость Твою,
Как верит солдат убитый, что он проживает в раю,
Как верит каждое ухо тихим речам Твоим,
Как веруем и мы сами, не ведая, что творим!
Господи, мой Боже, зеленоглазый мой,
Пока Земля еще вертится, И это ей странно самой,
Пока еще хватает времени и огня,
Дай же Ты всем понемногу... И не забудь про меня.
1963
Одно из любимых
Стоп. Окуджава не русский.
Цитата: Poirot от апреля 9, 2010, 22:25
Стоп. Окуджава не русский.
Знаете его стихи и песни на грузинском языке?
Цитата: Лукас от апреля 9, 2010, 22:29
Цитата: Poirot от апреля 9, 2010, 22:25
Стоп. Окуджава не русский.
Знаете его стихи и песни на грузинском языке?
Не знаю. И грузинским не владею. Значит, будем более широко трактовать тему и иметь в виду русскопишущих поэтов.
Цитата: Poirot от апреля 9, 2010, 22:33
Цитата: Лукас от апреля 9, 2010, 22:29
Цитата: Poirot от апреля 9, 2010, 22:25
Стоп. Окуджава не русский.
Знаете его стихи и песни на грузинском языке?
Не знаю. И грузинским не владею. Значит, будем более широко трактовать тему и иметь в виду русскопишущих поэтов.
Русскоязычное творчество.
Цитата: Poirot от апреля 9, 2010, 22:25
Стоп. Окуджава не русский.
Poirot, для этого есть отдельная тема http://lingvoforum.net/index.php/topic,23794.0.html
В 11-м классе проходили символистов и я даже что-то читал из их произведений и что-то кажется произвело впечатление, понравилось...
А Пушкин, как бы там не бесился Веллер, это конечно же ваше все... :)
Цитата: Nekto от апреля 9, 2010, 23:16
как бы там не бесился Веллер
Веллер может беситься. Но кто вспомнит Веллера?
Цитата: I. G. от апреля 9, 2010, 23:17
Цитата: Nekto от апреля 9, 2010, 23:16
как бы там не бесился Веллер
Веллер может беситься. Но кто вспомнит Веллера?
О! Это такое матерое человечище! :o Его еще не скоро забудут... ::) :)
Цитата: Poirot от апреля 9, 2010, 22:33
Цитата: Лукас от апреля 9, 2010, 22:29
Цитата: Poirot от апреля 9, 2010, 22:25
Стоп. Окуджава не русский.
Знаете его стихи и песни на грузинском языке?
Не знаю. И грузинским не владею. Значит, будем более широко трактовать тему и иметь в виду русскопишущих поэтов.
Мне думается, что Окуджава также принадлежит русской поэзии, его песни - современный городской романс, баллады, а чисто этнических черт мало. Даже его "Виноградная косточка" - вполне русский романс, хоть и с восточными мотивами.
Цитата: Nekto от апреля 9, 2010, 23:16
А Пушкин, как бы там не бесился Веллер, это конечно же ваше все... :)
Да, чудовищно талантлив. А язык какой? Высший пилотаж. Кстати, уважаю его прозу ещё.
Не могу прикурить - не горят отсыревшие спички.
Тонет в лужах перрон, как в разливе вселенских морей.
Моей библией стало расписание твоей электрички,
Ожиданье субботы стало вредной привычкой моей.
Я не знаю, на кой мне сдалась эта мокрая осень,
Я не знаю, зачем я курю этот гнусный "Опал".
Прихожу к пониманию, что ты не приедешь и в восемь.
Прихожу к ощущению, что я, очевидно, пропал.
Орхидеи на рельсах - как выходка сюрреалиста.
Полстакана в ботинке - почти стопроцентный симптом.
Вот, мужчина-за-тридцать вдруг стал мужичонкой-за-триста,
И холеный котяра вдруг стал шелудивым котом.
И не важно уже, что предчувствия не обманули,
Что в вокзальном буфете - один только кислый "Агдам",
Что вокзальная шлюха с глазами отстрелянной пули
Ожидает меня у киоска "Прием телеграмм"...
Не могу прикурить - не горят отсыревшие спички.
Тонет в лужах судьба, как в разливе вселенских морей.
Мне теперь вспоминать позабытые за год привычки.
Мне теперь отвыкать от вокзальных слепых фонарей...
Пушкин,Ахматова,Есенин,Блок
Раньше очень нравился Р.Рождественский. Потом однозначно добавился Николай Рубцов. Недавно открыл для себя Павла Когана, даже рингтоном поставил себе "Бригантину". Окуджава хорош, хоть и слишком депрессивен для меня.
Цитата: Poirot от апреля 9, 2010, 22:25
Стоп. Окуджава не русский.
Мы его всегда считали русским. Олбрыхски, который с ним дружил позавчера тоже говорил о нём, как о россиянине
Цитата: Pinia от апреля 11, 2010, 12:16
Цитата: Poirot от апреля 9, 2010, 22:25
Стоп. Окуджава не русский.
Мы его всегда считали русским. Олбрыхски, который с ним дружил, позавчера тоже говорил о нём, как о россиянине
Это конечно была шутка. Окуджава — москвич.
Цитата: Pinia от апреля 11, 2010, 12:16
Цитата: Poirot от апреля 9, 2010, 22:25
Стоп. Окуджава не русский.
Мы его всегда считали русским. Олбрыхски, который с ним дружил позавчера тоже говорил о нём, как о россиянине
Россиянин и русский - это не одно и тоже.
Окуджава сын грузина и армянки. Родился в Москве, несколько лет прожил в Тбилиси, но даже там учился в русской школе. И родным для него был русский язык.
А вообще у нас поговорка есть: "папа - турок, мама - грек, а я - русский человек".
Цитата: jvarg от апреля 11, 2010, 12:34
Россиянин и русский - это не одно и тоже.
Да я знаю что есть разница. В польском есть только русский [Rosjanin] для всех граждан России.
Цитата: Pinia от апреля 11, 2010, 12:44
В польском есть только русский [Rosjanin] для всех граждан России.
Я на это обратил внимание в своем посте в теме http://lingvoforum.net/index.php/topic,21327.msg500011.html#msg500011.
Пушкин, Лермонтов. Ну может еще Есенин. Остальное по сравнению с ними где-то далеко внизу.
Цитата: PhiloAnna от апреля 9, 2010, 21:11
Цитата: Лукас от апреля 8, 2010, 23:07
Даже Тредиаковский, неожидал.
Да, Тредьяковский и у меня как-то слабо вяжется с настоящим мировидением, жизненным устоем... Как-то далёк он уже от нынешнего времени...
Стихи Тредьяковского, как и многих других поэтов XVIII века, я с трудом воспринимаю. Читать их вслух ещё сложнее. Какая-то тяжеловесность в каждой строчке...
Некоторые яркие стихи о своём времени:
ЦитироватьАнна Ахматова
РЕКВИЕМ
(1935-1940)
"You cannot leave your mother an orphan. Joice"*.
Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл, -
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.
1961
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
В страшные годы ежовщины я провела семнад-
цать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-
то раз кто-то "опознал" меня. Тогда стоящая за мной
женщина с голубыми губами, которая, конечно, никогда
в жизни не слыхала моего имени, очнулась от свойст-
венного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо
(там все говорили шепотом):
- А это вы можете описать?
И я сказала:
- Могу.
Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому,
что некогда было ее лицом.
1 апреля 1957
Ленинград
_____________________________________________
* "Ты не можешь оставить свою мать сиротой. Джойс" (англ.).
ПОСВЯЩЕНИЕ
Перед этим горем гнутся горы,
Не течет великая река,
Но крепки тюремные затворы,
А за ними "каторжные норы"
И смертельная тоска.
Для кого-то веет ветер свежий,
Для кого-то нежится закат -
Мы не знаем, мы повсюду те же,
Слышим лишь ключей постылый скрежет
Да шаги тяжелые солдат.
Подымались как к обедне ранней.
По столице одичалой шли,
Там встречались, мертвых бездыханней,
Солнце ниже и Нева туманней,
А надежда все поет вдали.
Приговор. И сразу слезы хлынут,
Ото всех уже отделена,
Словно с болью жизнь из сердца вынут,
Словно грубо навзничь опрокинут,
Но идет... шатается... одна...
Где теперь невольные подруги
Двух моих осатанелых лет?
Что им чудится в сибирской вьюге,
Что мерещится им в лунном круге?
Им я шлю проклятый мой привет.
Март 1940
ВСТУПЛЕНИЕ
Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском болтался
Возле тюрем своих Ленинград.
И когда, обезумев от муки,
Шли уже осужденных полки,
И короткую песню разлуки
Паровозные пели гудки.
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь.
I
Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла,
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла.
На губах твоих холод иконки.
Смертный пот на челе... не забыть!
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.
1935
II
Тихо льется тихий Дон,
Желтый месяц входит в дом.
Входит в шапке набекрень -
Видит желтый месяц тень.
Эта женщина больна,
Эта женщина одна,
Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне.
III
Нет, это не я, это кто-то другой страдает.
Я бы так не могла, а то, что случилось,
Пусть черные сукна покроют,
И пусть унесут фонари.
Ночь.
IV
Показать бы тебе, насмешнице
И любимице всех друзей,
Царскосельской веселой грешнице,
Что случилось с жизнью твоей.
Как трехсотая, с передачею,
Под Крестами будешь стоять
И своей слезою горячею
Новогодний лед прожигать.
Там тюремный тополь качается,
И ни звука. А сколько там
Неповинных жизней кончается...
V
Семнадцать месяцев кричу,
Зову тебя домой.
Кидалась в ноги палачу -
Ты сын и ужас мой.
Все перепуталось навек,
И мне не разобрать
Теперь, кто зверь, кто человек,
И долго ль казни ждать.
И только пышные цветы,
И звон кадильный, и следы
Куда-то в никуда.
И прямо мне в глаза глядит
И скорой гибелью грозит
Огромная звезда.
VI
Легкие летят недели,
Что случилось, не пойму.
Как тебе, сынок, в тюрьму
Ночи белые глядели,
Как они опять глядят
Ястребиным жарким оком,
О твоем кресте высоком
И о смерти говорят.
1939
VII
ПРИГОВОР
И упало каменное слово
На мою еще живую грудь.
Ничего, ведь я была готова,
Справлюсь с этим как-нибудь.
У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.
А не то... Горячий шелест лета,
Словно праздник за моим окном.
Я давно предчувствовала этот
Светлый день и опустелый дом.
1939. Лето
VIII
К СМЕРТИ
Ты все равно придешь. Зачем же не теперь?
Я жду тебя. Мне очень трудно.
Я потушила свет и отворила дверь
Тебе, такой простой и чудной.
Прими для этого какой угодно вид,
Ворвись отравленным снарядом
Иль с гирькой подкрадись, как опытный бандит,
Иль отрави тифозным чадом,
Иль сказочкой, придуманной тобой
И всем до тошноты знакомой, -
Чтоб я увидела верх шапки голубой
И бледного от страха управдома.
Мне все равно теперь. Струится Енисей,
Звезда полярная сияет.
И синий блеск возлюбленных очей
Последний ужас затмевает.
19 августа 1939
Фонтанный Дом
IX
Уже безумие крылом
Души накрыло половину,
И поит огненным вином
И манит в черную долину.
И поняла я, что ему
Должна я уступить победу,
Прислушиваясь к своему
Уже как бы чужому бреду.
И не позволит ничего
Оно мне унести с собою
(Как ни упрашивай его
И как ни докучай мольбою):
Ни сына страшные глаза -
Окаменелое страданье -
Ни день, когда пришла гроза,
Ни час тюремного свиданья,
Ни милую прохладу рук,
Ни лип взволнованные тени,
Ни отдаленный легкий звук -
Слова последних утешений.
4 мая 1940
Фонтанный Дом
Х
РАСПЯТИЕ
"Не рыдай Мене, Мати,
во гробе зрящи".
1
Хор ангелов великий час восславил,
И небеса расплавились в огне.
Отцу сказал: "Почто Меня оставил?"
А Матери: "О, не рыдай Мене..."
2
Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.
ЭПИЛОГ
1
Узнала я, как опадают лица,
Как из-под век выглядывает страх,
Как клинописи жесткие страницы
Страдание выводит на щеках,
Как локоны из пепельных и черных
Серебряными делаются вдруг,
Улыбка вянет на губах покорных,
И в сухоньком смешке дрожит испуг.
И я молюсь не о себе одной,
А обо всех, кто там стоял со мною,
И в лютый холод, и в июльский зной,
Под красною ослепшею стеной.
2
Опять поминальный приблизился час.
Я вижу, я слышу, я чувствую вас:
И ту, что едва до окна довели,
И ту, что родимой не топчет земли,
И ту, что красивой тряхнув головой,
Сказала: "Сюда прихожу, как домой".
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов.
О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде,
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,
Пусть так же оне поминают меня
В канун моего погребального дня.
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем: не ставить его
Ни около моря, где я родилась
(Последняя с морем разорвана связь),
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,
Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.
И пусть с неподвижных и бронзовых век
Как слезы струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли.
Около 10 марта 1940
Фонтанный Дом
ЦитироватьОсип Мандельштам
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,
Как подкову, кует за указом указ:
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него - то малина
И широкая грудь осетина.
Ноябрь 1933
Александр Твардовский
ПО ПРАВУ ПАМЯТИ
2. СЫН ЗА ОТЦА НЕ ОТВЕЧАЕТ
Сын за отца не отвечает --
Пять слов по счету, ровно пять.
Но что они в себе вмещают,
Вам, молодым, не вдруг обнять.
Их обронил в кремлевском зале
Тот, кто для всех нас был одним
Судеб вершителем земным,
Кого народы величали
На торжествах отцом родным.
Вам --
Из другого поколенья --
Едва ль постичь до глубины
Тех слов коротких откровенье
Для виноватых без вины.
Вас не смутить в любой анкете
Зловещей некогда графой:
Кем был до вас еще на свете
Отец ваш, мертвый иль живой.
В чаду полуночных собраний
Вас не мытарил тот вопрос:
Ведь вы отца не выбирали, --
Ответ по-нынешнему прост.
Но в те года и пятилетки,
Кому с графой не повезло, --
Для несмываемой отметки
Подставь безропотно чело.
Чтоб со стыдом и мукой жгучей
Носить ее -- закон таков.
Быть под рукой всегда -- на случай
Нехватки классовых врагов.
Готовым к пытке быть публичной
И к горшей горечи подчас,
Когда дружок твой закадычный
При этом не поднимет глаз...
О, годы юности немилой,
Ее жестоких передряг.
То был отец, то вдруг он -- враг.
А мать?
Но сказано: два мира,
И ничего о матерях...
И здесь, куда -- за половодьем
Тех лет -- спешил ты босиком,
Ты именуешься отродьем,
Не сыном даже, а сынком...
А как с той кличкой жить парнишке,
Как отбывать безвестный срок, --
Не понаслышке,
Не из книжки
Толкует автор этих строк...
Ты здесь, сынок, но ты нездешний,
Какой тебе еще резон,
Когда родитель твой в кромешный,
В тот самый список занесен.
Еще бы ты с такой закваской
Мечтал ступить в запретный круг.
И руку жмет тебе с опаской
Друг закадычный твой...
И вдруг:
Сын за отца не отвечает.
С тебя тот знак отныне снят.
Счастлив стократ:
Не ждал, не чаял,
И вдруг -- ни в чем не виноват.
Конец твоим лихим невзгодам,
Держись бодрей, не прячь лица.
Благодари отца народов,
Что он простил тебе отца
Родного --
с легкостью нежданной
Проклятье снял. Как будто он
Ему неведомый и странный
Узрел и отменил закон.
(Да, он умел без оговорок,
Внезапно -- как уж припечет --
Любой своих просчетов ворох
Перенести на чей-то счет;
На чье-то вражье искаженье
Того, что возвещал завет,
На чье-то головокруженъе
От им предсказанных побед.)
Сын -- за отца? Не отвечает!
Аминь!
И как бы невдомек:
А вдруг тот сын (а не сынок!),
Права такие получая,
И за отца ответить мог?
Ответить -- пусть не из науки,
Пусть не с того зайдя конца,
А только, может, вспомнив руки,
Какие были у отца.
В узлах из жил и сухожилий,
В мослах поскрюченных перстов -
Те, что -- со вздохом -- как чужие,
Садясь к столу, он клал на стол.
И точно граблями, бывало,
Цепляя
ложки черенок,
Такой увертливый и малый,
Он ухватить не сразу мог.
Те руки, что своею волей --
Ни разогнуть, ни сжать в кулак:
Отдельных не было мозолей --
Сплошная.
Подлинно -- кулак!
И не иначе, с тем расчетом
Горбел годами над землей,
Кропил своим бесплатным потом,
Смыкал над ней зарю с зарей.
И от себя еще добавлю,
Что, может, в час беды самой
Его мужицкое тщеславье,
О, как взыграло -- боже мой!
И в тех краях, где виснул иней
С барачных стен и потолка,
Он, может, полон был гордыни,
Что вдруг сошел за кулака.
Ошибка вышла? Не скажите, --
Себе внушал он самому, --
Уж если этак, значит -- житель,
Хозяин, значит, -- потому...
А может быть, в тоске великой
Он покидал свой дом и двор
И отвергал слепой и дикий,
Для круглой цифры, приговор.
И в скопе конского вагона,
Что вез куда-то за Урал,
Держался гордо, отчужденно
От тех, чью долю разделял.
Навалом с ними в той теплушке --
В одном увязанный возу,
Тянуться детям к их краюшке
Не дозволял, тая слезу...
(Смотри, какой ты сердобольный, --
Я слышу вдруг издалека, --
Опять с кулацкой колокольни,
Опять на мельницу врага. --
Доколе, господи, доколе
Мне слышать эхо древних лет:
Ни мельниц тех, ни колоколен
Давным-давно на свете нет.)
От их злорадства иль участья
Спиной горбатой заслонясь,
Среди врагов советской власти
Один, что славил эту власть;
Ее помощник голоштанный,
Ее опора и боец,
Что на земельке долгожданной
При ней и зажил наконец, --
Он, ею кинутый в погибель,
Не попрекнул ее со злом:
Ведь суть не в малом перегибе,
Когда -- Великий перелом...
И верил: все на место встанет
И не замедлит пересчет,
Как только -- только лично Сталин
В Кремле письмо его прочтет...
(Мужик не сметил, что отныне,
Проси чего иль не проси,
Не Ленин, даже не Калинин
Был адресат всея Руси.
Но тот, что в целях коммунизма
Являл иной уже размах
И на газетных полосах
Читал республик целых письма --
Не только в прозе, но в стихах.)
А может быть, и по-другому
Решал мужик судьбу свою:
Коль нет путей обратных к дому,
Не пропадем в любом краю.
Решал -- попытка без убытка,
Спроворим свой себе указ.
И -- будь добра, гора Магнитка,
Зачислить нас В рабочий класс...
Но как и где отец причалит,
Не об отце, о сыне речь:
Сын за отца не отвечает, --
Ему дорогу обеспечь.
Пять кратких слов...
Но год от года
На нет сходили те слова,
И званье сын врага народа
Уже при них вошло в права.
И за одной чертой закона
Уже равняла всех судьба:
Сын кулака иль сын наркома,
Сын командарма иль попа...
Клеймо с рожденья отмечало
Младенца вражеских кровей.
И все, казалось, не хватало
Стране клейменых сыновей.
Недаром в дни войны кровавой
Благословлял ее иной:
Не попрекнув его виной,
Что душу горькой жгла отравой,
Война предоставляла право
На смерть и даже долю славы
В рядах бойцов земли родной.
Предоставляла званье сына
Солдату воинская часть...
Одна была страшна судьбина:
В сраженье без вести пропасть.
И до конца в живых изведав
Тот крестный путь, полуживым --
Из плена в плен -- под гром победы
С клеймом проследовать двойным.
Нет, ты вовеки не гадала
В судьбе своей, отчизна-мать,
Собрать под небом Магадана
Своих сынов такую рать.
Не знала,
Где всему начало,
Когда успела воспитать
Всех, что за проволокой держала,
За зоной той, родная мать...
Средь наших праздников и буден
Не всякий даже вспомнить мог,
С каким уставом к смертным людям
Взывал их посетивший бог.
Он говорил: иди за мною,
Оставь отца и мать свою,
Все мимолетное, земное
Оставь -- и будешь ты в раю.
А мы, кичась неверьем в бога,
Во имя собственных святынь
Той жертвы требовали строго:
Отринь отца и мать отринь.
Забудь, откуда вышел родом,
И осознай, не прекословь:
В ущерб любви к отцу народов --
Любая прочая любовь.
Ясна задача, дело свято, --
С тем -- к высшей цели -- прямиком.
Предай в пути родного брата
И друга лучшего тайком.
И душу чувствами людскими
Не отягчай, себя щадя.
И лжесвидетельствуй во имя,
И зверствуй именем вождя.
Любой судьбине благодарен,
Тверди одно, как он велик,
Хотя б ты крымский был татарин,
Ингуш иль друг степей калмык.
Рукоплещи всем приговорам,
Каких постигнуть не дано.
Оклевещи народ, с которым
В изгнанье брошен заодно.
И в душном скопище исходов --
Нет, не библейских, наших дней --
Превозноси отца народов:
Он сверх всего.
Ему видней.
Он все начала возвещает
И все концы, само собой.
Сын за отца не отвечает --
Закон, что также означает:
Отец за сына -- головой.
Но все законы погасила
Для самого благая ночь.
И не ответчик он за сына,
Ах, ни за сына, ни за дочь.
Там, у немой стены кремлевской,
По счастью, знать не знает он,
Какой лихой бедой отцовской
Покрыт его загробный сон...
Давно отцами стали дети,
Но за всеобщего отца
Мы оказались все в ответе,
И длится суд десятилетий,
И не видать еще конца.
3. О ПАМЯТИ
Забыть, забыть велят безмолвно,
Хотят в забвенье утопить
Живую быль. И чтобы волны
Над ней сомкнулись. Быль -- забыть!
Забыть родных и близких лица
И стольких судеб крестный путь --
Все то, что сном давнишним будь,
Дурною, дикой небылицей,
Так и ее -- поди, забудь.
Но это было явной былью
Для тех, чей был оборван век,
Для ставших лагерною пылью,
Как некто некогда изрек.
Забыть -- о, нет, не с теми вместе
Забыть, что не пришли с войны, --
Одних, что даже этой чести
Суровой были лишены.
Забыть велят и просят лаской
Не помнить -- память под печать,
Чтоб ненароком той оглаской
Непосвященных не смущать.
О матерях забыть и женах,
Своей -- не ведавших вины,
О детях, с ними разлученных,
И до войны,
И без войны.
А к слову -- о непосвященных:
Где взять их? Все посвящены.
Все знают все; беда с народом! --
Не тем, так этим знают родом,
Не по отметкам и рубцам,
Так мимоездом, мимоходом,
Не сам,
Так через тех, кто сам...
И даром думают, что память
Не дорожит сама собой,
Что ряской времени затянет
Любую быль,
Любую боль;
Что так и так -- летит планета,
Годам и дням ведя отсчет,
И что не взыщется с поэта,
Когда за призраком запрета
Смолчит про то, что душу жжет...
Нет, все былые недомолвки
Домолвить ныне долг велит.
Пытливой дочке-комсомолке
Поди сошлись на свой главлит;
Втолкуй, зачем и чья опека
К статье закрытой отнесла
Неназываемого века Недоброй памяти дела;
Какой, в порядок не внесенный,
Решил за нас
Особый съезд
На этой памяти бессонной,
На ней как раз
Поставить крест.
И кто сказал, что взрослым людям
Страниц иных нельзя прочесть?
Иль нашей доблести убудет
И на миру померкнет честь?
Иль, о минувшем вслух поведав,
Мы лишь порадуем врага,
Что за свои платить победы
Случалось нам втридорога?
В новинку ль нам его злословье?
Иль все, чем в мире мы сильны,
Со всей взращенной нами новью,
И потом политой и кровью,
Уже не стоит той цены?
И дело наше -- только греза,
И слава -- шум пустой молвы?
Тогда молчальники правы,
Тогда все прах -- стихи и проза,
Все только так -- из головы.
Тогда совсем уже -- не диво,
Что голос памяти правдивой
Вещал бы нам и впредь беду:
Кто прячет прошлое ревниво,
Тот вряд ли с будущим в ладу...
Что нынче счесть большим, что малым --
Как знать, но люди не трава:
Не обратить их всех навалом
В одних непомнящих родства.
Пусть очевидцы поколенья
Сойдут по-тихому на дно,
Благополучного забвенья
Природе нашей не дано.
Спроста иные затвердили,
Что будто нам про черный день
Не ко двору все эти были,
На нас кидающие тень.
Но все, что было, не забыто,
Не шито-крыто на миру.
Одна неправда нам в убыток,
И только правда ко двору!
А я -- не те уже годочки --
Не вправе я себе отсрочки
Предоставлять.
Гора бы с плеч --
Еще успеть без проволочки
Немую боль в слова облечь.
Ту боль, что скрытно временами
И встарь теснила нам сердца
И что глушили мы громами
Рукоплесканий в честь отца.
С предельной силой в каждом зале
Они гремели потому,
Что мы всегда не одному
Тому отцу рукоплескали.
Всегда, казалось, рядом был,
Свою земную сдавший смену.
Тот, кто оваций не любил,
По крайней мере знал им цену.
Чей образ вечным и живым
Мир уберег за гранью бренной,
Кого учителем своим
Именовал отец смиренно...
И, грубо сдвоив имена,
Мы как одно их возглашали
И заносили на скрижали.
Как будто суть была одна.
А страх, что всем у изголовья
Лихая ставила пора,
Нас обучил хранить безмолвье
Перед разгулом недобра.
Велел в безгласной нашей доле
На мысль в спецсектор сдать права,
С тех пор -- как отзыв давней боли
Она для нас -- явись едва.
Нет, дай нам знак верховной воли,
Дай откровенье божества.
И наготове вздох особый --
Дерзанья нашего предел:
Вот если б Ленин встал из гроба,
На все, что стало, поглядел...
Уж он за всеми мелочами
Узрел бы ширь и глубину.
А может быть, пожал плечами
И обронил бы:
-- Ну и ну! --
Так, сяк гадают те и эти,
Предвидя тот иль этот суд, --
Как наигравшиеся дети,
Что из отлучки старших ждут.
Но все, что стало или станет,
Не сдать, не сбыть нам с рук своих,
И Ленин нас судить не встанет:
Он не был богом и в живых.
А вы, что ныне норовите
Вернуть былую благодать,
Так вы уж Сталина зовите --
Он богом был -- Он может встать.
И что он легок на помине
В подлунном мире, бог-отец,
О том свидетельствует ныне
Его китайский образец...
...Ну что ж, пускай на сеновале,
Где мы в ту ночь отвергли сон,
Иными мнились наши дали, --
Нам сокрушаться не резон.
Чтоб мерить все надежной меркой,
Чтоб с правдой сущей быть не врозь,
Многостороннюю проверку
Прошли мы -- где кому пришлось.
И опыт -- наш почтенный лекарь,
Подчас причудливо крутой, --
Нам подносил по воле века
Его целительный настой.
Зато и впредь как были -- будем, --
Какая вдруг ни грянь гроза --
Людьми
из тех людей,
что людям,
Не пряча глаз, Глядят в глаза.
1966-1969