Задачам раскола мусульманского единства и изоляции Средней Азии
от собратьев «за рекой» была посвящена и политика языковой манипуля-
ции, проводившаяся Советской властью в 1927-1940 гг. Начиная с IX века
таджики, а затем и другие народы региона писали свои литературные про-
изведения на арабском шрифте, а исламско-персидский синтез являлся
основой культуры региона. Тем не менее народы региона были объявлены
не имевшими письменности, либо имевшими архаичные и несовершен-
ные типы письма. Идея латинизации была распространена в Азербайджа-
не, где в 1922 г. был образован комитет по переходу на латинский алфавит.
Это было очень удобно, так как создавалось впечатление, что инициатива
изменения алфавита исходила от народа и лишь затем одобрена и подхва-
чена Советской властью. В 1927 г. было принято решение перейти от клас-
сического (арабского) шрифта к латинице. На самом деле это было чисто
политическое мероприятие. Для большевиков было важно оторвать реги-
он от мусульманского мира, расколоть его и удержать в своей орбите.
Латинизация была продиктована желанием: а) подорвать позиции ислама,
обладавшего монопольным правом контролировать книгоиздание и об-
разовательные школьные программы; б) скомпрометировать статус араб-
ского и персидского, как языков религии, эмиров и мулл, и противопоста-
вить их новым, преимущественно тюркским «народным» языкам; в) об-
легчить переход к дальнейшему переходу на кириллицу и к руссификации.
Отказ от арабского шрифта и латинизация положили конец гомогенному
«турку-тоджик», то есть национально-религиозному тюрко-таджикскому
культурному единству региона с тем, чтобы расчистить путь к монолит-
ной русскоязычной «советской культуре» и «советскому человеку». В кон-
це 1920-х гг. Советская власть приступила к массовому обучению новым
языкам и шрифту. Был изменен не только шрифт, но и алфавит и орфогра-
фия языков региона. Власть представляла эту кампанию как «ликвида-
цию неграмотности», то есть привитие элементарных навыков чтения аб-
солютно неграмотному населению. Со стороны это должно было выгля-
деть как привнесение культуры на культурную целину. Носителем и доно-
ром развитой культуры выступали русские, а ее получателем – «отсталые
народы Средней Азии не имевшие письменности». Ликвидация неграмот-
ности была частью антирелигиозной кампании. Она сопровождалось по-
всеместным уничтожением книг на персидском, арабском и тюркском
языках, имевшихся в доме почти каждого среднеазиата. Людям приходи-
лось прятать, закапывать, а некоторым сжигать, свои любимые книги и
семейные реликвии. Медресе, имевшиеся во всех городах региона, а так-
же мечети, которые представляли собой произведения средневековой ар-
хитектуры, подвергались уничтожению.
На самом деле, «ликвидация неграмотности» была элементом боль-
шевистской социальной инженерии. Платой за модернизацию и введе-
ние светского массового образования стали невосполнимые культурные
318 В небольшом городе Канибадаме (с близлежащими кишлаками), расположенном в таджикс-
кой части Ферганской долины, например, в 1914 г. на 30 000 населения насчитывалось
восемь медресе, построенных в XVII-XIX вв. Основателями их выступали правители города
и члены их семей (в том числе женщины). Преподавательский состав медресе проходил
обучение в различных медресе Бухары и Индии. Студенты получали стипендию за счет
вакфа и пожертвований. При медресе функционировали школы для мальчиков и девочек.
Количество школ в районе равнялось 105. В медресе и школах проходили обучение пример-
но 2 500 человек. Основу программы составляла отнюдь не теология как таковая, а науки, в
исламском их понимании как инструмента, помогающего найти «правильный путь». Среди
учебных материалов были коллекции текстов Чор Китоб, Хафт-як, произведения классиков
средневековья. Учеников обучали адабу (нормам поведения и понимания прекрасного),
основам медицины, каллиграфии, арабскому языку. Выпускники канибадамских медресе счи-
тались лучшими каллиграфами Кокандского ханства. Их также охотно включали в состав
дипломатических миссий в Китай. До настоящего времени от четырех из восьми медресе не
осталось ни следа. Никто не помнит ни их названий, ни мест расположения. Два (Мирраджаб
Додхо и Оим) использовались в советское время как школа трактористов и тюрьма. Еще два
медресе (Машхад и Ходжа Рушнои) были растащены и почти полностью разрушены. На
сегодняшний день, только старейшая из них – медресе Мирраджаб Додхо сохранилась в
более или менее приличном виде и используется как краеведческий музей. См. Каххори
Абдуджаббор. Аджаб Дунее. СС. 31-34, 61. К сказанному добавим, что о каллиграфии
(хаттоти) сегодняшние таджики и узбеки имеют весьма смутное представление. Вкус к ней
совершенно утерян.
потери, в том числе культурная депривация и отставание местного насе-
ления. Гносеологически и психологически эта политика коренилась в ис-
ламофобии и русском «ориентализме», то есть в имперско-державной
вере в «избранность» русского народа, призванного цивилизировать «от-
сталые народы».
Отныне, при составлении анкет при поступлении на работу и на доп-
росах, люди предпочитали представляться неграмотными детьми крес-
тьян-бедняков, так как признаться в наличии «мусульманского образова-
ния» означало поставить себя под смертельный удар. Неграмотный, не-
имущий, одетый в лохмотья сельчанин был более желателен и близок
Советской власти, чем образованный и опрятно выглядевший «мулла».
Эта необразованность неимущего аграрного населения переносилась на
весь народ, который объявлялся отсталым и от которого требовалась бе-
зоговорочная политическая лояльность, как плата за «окультуривание».
Для того чтобы картина была более полной и убедительной, власти надо
было избавиться от образованного класса, предварительно дискредити-
ровав его как носителя реакционной, религиозной идеологии. Советский
жаргон причислял мулл к служителям религии. Между тем, ирония заклю-
чалась в том, что в Средней Азии слово «мулла» означало «образован-
ный». Разумеется, со ссылкой на то, что образования иного, чем религи-
озное, просто не существовало. Традиционно в регионе, «образованный»
означало «сведущий в религии». Не случайно в 1930-х гг. репрессиям под-
вергались именно «муллы», то есть те, кто мог читать и писать на арабс-
ком шрифте. Знание священного для мусульман арабского шрифта при-
равнивалось к преступлению.
Советская пропаганда причисляла всех
мулл к врагам народа и пособникам басмачей. Соответственно, владение
русским языком, равно как и женитьба на русских женщинах стали необ-
ходимым условием для тех, кто намеревался сделать успешную карьеру
в образовании, культуре или политике.
Латинский шрифт продержался всего десять лет. В конце 1930-х гг.
был осуществлен всеобщий переход к кириллице. При этом было сделано
все, чтобы индивидуализировать языки, лишить их общей основы и схо-
жести. Врезультате, тюрки региона перестали понимать письменные языки
друг друга. Соотвественно, таджики перестали понимать тексты, напи-
санные персами и афганцами. Часть элиты стала предпочитать русский
местным языкам. Такая политика привела к тому, что в течение одного
десятилетия русский вытеснил арабский, персидский и тюркский в каче-
стве принципиального языка науки, культуры и образования. Русский язык
стал символом доминирования его носителей. Он стал единственным язы-
ком, посредством которого осуществлялась связь с окружающим миром.
В результате понижения статуса местных языков и отмены арабского ал-
фавита, ислам в регионе, оставаясь главенствующей религией, был лишен
своей образовательной, литературной и научной основы. Он был вынуж-
ден уйти в подполье, в «параллельный», или «народный» ислам, поддержи-
вавшийся необразованными муллами и харизматическими общинными
наставниками.
Это делало советских среднеазиатов еще более непохожими на сво-
их собратьев «за рекой».