Происхождение семитского аблаута

[ali_hoseyn]

Вот здесь не понял. Если kalbat- в значении "сука", то от нее мн.ч. будет kalbāt-, разве не так?

Такое мн.ч., например, дается в Лисан аль-Араб:

امرأَةٌ كَلْبة؛ والجمع أَكْلُبٌ، وأَكالِبُ جمع الجمع، والكثير كِلابٌ

А почему он должен сохраниться в st. cstr., если в других формах утрачен?

Смотрите, если я правильно понял, Вы предполагаете некоторую связь между утратой/сохранением ʔa- и допустимостью стечения некоторых согласных в начале слова в арабском и еврейском. В еврейском в st. cstr. в первом слоге нет шва, и структура основы выглядит иначе, т.е. формально причин для утраты ʔa- не наблюдается, потому что нет кластера. Вообще же, мне странно рассуждать на эту тему, потому что реальная картина была другой, а Вы просто не владеете материалом. Вокалические чередования в древнееврейских статусах явление сравнительно позднее, ср. у Епифания (IV в.) μαλαχειμ ~ μαλαχημ без признаков редукции.

[ali_hoseyn]

Вы можете предложить лучшее?

Среди внутренних способов образования множественного числа особое место занимает использование показателя *-a- (в центральносемитских языках обычно в сочетании с внешними показателями множественности), тщательно исследованного в специальной работе Дж. Гринберга. Гринберг выделяет несколько разновидностей использования *-a- в качестве показателя множественного числа в афразийских языках. Для С.я. наибольшее значение имеет а-вставка, типичными примерами которой являются:
– мн. ч. C₁əC₂aC₃ у имен структуры C₁əC₂C₃ в геэзе (ʔəzn ‛ухо' – мн. ч. ʔəzan, ʔəgr ‛нога' – мн. ч. ʔəgar);
– мн. ч. *C₁VC₂aC₃-ū-m/na, *C₁VC₂aC₃-āt- у имен структуры *C₁VC₂C₃(-at)- в угаритском, древнееврейском и арамейском (др.-евр. mäläk ‛царь' – мн. ч. məlāk-īm, malkā ‛царица' – мн. ч. məlāk-ōt, из *malk- – мн. ч. *malak-ūma, *malk-at- – мн. ч. *malak-āt-). В арабском такие образования типичны лишь для имен с показателем женского рода (kisr-at- ‛кусок' – мн. ч. kisar-āt-), однако ср. ʔarḍ- ‛земля' – мн. ч. ʔaraḍ-ūna;
– мн. ч. C₁VC₂aC₃- у имен структуры C₁VC₂C₃-at- в арабском (ḥuǯr-at- ‛комната' – мн. ч. ḥuǯar-);
– мн. ч. C₁uC₂aC₃- у форм сравнительной степени женского рода прилагательных в арабском (kubrā ‛величайшая' – мн. ч. kubar-).
Образование множественного числа с помощью а-замены, широко распространенное в некоторых афразийских языках, для С.я. в целом нехарактерно. Примерами этого явления можно считать формы множественного числа древнееврейских слов bēn ‛сын' и šēt ‛ягодица' (bān-īm, šāt-ōt; для первого случая есть параллели и в других С.я., ср. араб. bin-t- ‛дочь' – мн. ч. ban-āt-). Кроме того, к этому типу относятся формы множественного числа четырехсогласных имен в современных южноаравийских языках типа мхр. kənsīd ‛шея' – мн. ч. kənsōd (ō < *ā; см. также примеры типа мхр. ḥə-nīd ‛бурдюк' – мн. ч. ḥə-nōd).
Апофоническая природа а-вставки и а-замены признается большинством современных исследователей, которые подчеркивают высокую степень регулярности такого рода образований (так, большинство приведенных выше типов корреляции между формами единственного и множественного числа являются обязательными или высокочастотными в соответствующих языках) и отсутствие при а-вставке (а-замене) существенных структурных преобразований в исходной основе (в первую очередь сохранение корневого вокализма в первом слоге). Неоднократно предпринимались попытки сведения к а-инфиксации некоторых более сложных типов «ломаного» множественного (в особенности тех, для которых существует устойчивая формальная корреляция с исходной формой единственного числа). Так, например, обычная для южносемитского ареала форма множественного числа четырехсогласных имен C₁aC₂āC₃iC₄- (араб. ḳunfuḏ- ‛ёж' – мн. ч. ḳanāfiḏ-) может трактоваться как сочетание а-замены в первом слоге с a-вставкой во втором слоге (*ḳunpuḏ- > *ḳanapuḏ-) с последующими изменениями, связанными с преобразованием фонетически нежелательной последовательности нескольких открытых слогов с кратким гласным (*ḳanápuḏ- > *ḳanápḏ- > *ḳanā́piḏ-).

[ali_hoseyn]

Морфологическая интерпретация других форм (моделей) «ломаного» множественного остается предметом дискуссии. Ее центральной проблемой является осмысление формального соотношения между структурами имен в единственном и «ломаном» множественном числе, а именно возможность использования некоторых моделей «ломаного» множественного для структурно разных основ единственного числа и наоборот. Сложилось два основных подхода к интерпретации образований типа араб. bayt- ‛дом' – мн. ч. buyūt-, baḥr- ‛море' – мн. ч. biḥār-, wazn- ‛вес' – мн. ч. ʔawzān-, nafs- ‛душа' – мн. ч. ʔanfus-... Сторонники второго («апофонического») подхода полагают, что формы «ломаного» множественного диахронически связаны с исходными формами единственного числа и являются результатом их преобразования c помощью вокалических чередований (аблаута)... Более перспективной представляется концепция, в развернутой форме представленная в работах Р. Рэтклифа. Как продемонстрировал Рэтклиф, немотивированный характер выбора формы «ломаного» множественного, постулируемый в традиционных описаниях С.я. (в первую очередь арабского), существенно преувеличен. Так, согласно статистическим подсчетам на материале современного литературного арабского языка, до 73% имен структуры С₁uC₂C₃- и 67% имен структуры C₁iC₂C₃- образуют множественное число по модели ʔaC₁C₂āC₃-, в то время как 49% имен структуры C₁aC₂C₃- используют модель C₁uC₂ūC₃- (подсчеты, выполненные на материале словарей классического арабского, дают несколько менее четкую картину, но с теми же основными тенденциями). В геэзе модели C₁əC₂aC₃ и ʔaC₁C₂āC₃ покрывают до 66% имен структуры C₁əC₂C₃, в то время как модель ʔaC₁C₂əC₃t < *ʔaC₁C₂uC₃t у таких имен встречается редко, но характерна для имен структуры C₁aC₂C₃ (28%). Такая дистрибуция позволила предположить, что на наиболее древнем этапе все имена типа С₁VC₂C₃- образовывали множественное число со вставкой -a- после второго корневого (*C₁aC₂C₃- > *C₁aC₂aC₃-, *C₁iC₂C₃- > *C₁iC₂aC₃-, *C₁uC₂C₃- > *C₁uC₂aC-). В дальнейшем этот гласный мог удлиняться (возможно, под влиянием ударения, а также из-за тенденции к «квантитативной полярности» – противопоставлению краткого вокализма в единственном числе долгому вокализму во множественном числе), а корневой гласный – редуцироваться, что приводило к образованию в начале слова недопустимых консонантных кластеров (*C₁C₂āC₃-). Разбиение этих кластеров с помощью протезы или эпентезы привело к появлению письменно зафиксированных моделей C₁iC₂āC₃- и ʔaC₁C₂āC₃-. Контрастная вокалическая оппозиция закрытого гласного в единственном числе (С₁uC₂C₃-/C₁iC₂C₃-) и открытого а во множественном числе (*C₁VC₂aC₃-) не могла проявиться у основ структуры C₁aC₂C₃-, где корневым гласным и так уже был открытый a. По мнению Рэтклифа, тенденция к «вокалической полярности» привела к тому, что модели со вставкой -a- у таких имен были в значительной степени потеснены образованиями с -u- (C₁uC₂ūC₃-, ʔaC₁C₂uC₃-), которые способствовали установлению вокалического контраста между единственным и множественным числом и в данном случае. При этом модель *ʔaC₁C₂āC₃- у имен структуры *C₁aC₂C₃- сохранила свое значение в арабском (27%) и особенно в геэзе (30%). В пользу постулируемого Рэтклифом полярного противопоставления форм единственного и множественного числа говорит тот факт, что полярные оппозиции при образовании «ломаного» множественного числа отмечаются и вне сферы вокалических противопоставлений. Так, например, подавляющее большинство сабейских имен структуры m-C₁C₂C₃ образуют множественное число с расширением -t, в то время для имен структуры m-C₁C₂C₃-t характерно множественное число m-C₁C₂C₃.