Почему я симпатизирую ностратике

[Nevik Xukxo]

Дравидийская семья - самая спорная. Да и носители уж больно чумазы...

Есть гипотеза, что протодравиды пришли из Средней Азии в энеолите, так что чумазость их субстратна. Кстати, брагуи по ходу дела не реликт, а миграция уже из Индии несколько веков назад, есть такая идея. А Старостин-младший, емнип, на //polit.ru говорил, что родство дравидийских с эламским плохая гипотеза, однако.

[Aussie]

русским же языком пишу про социолингвистику! а не про морфологию или синтаксис.

Это вы не в ту степь. Вопрос был про местоимения. Социолингвистика - вопрос другой.
Так вы хотите сказать, что в реликтовых языках могут отстутсвовать местоимения?

[ali_hoseyn]

Ну дравидийская семья никогда не была основой ностратики. Основа - ИЕ. Её полюбому никто не вычёркивает

Не вычеркивает откуда? Ну да. Есть и-е семья, и что? Ностратика тут причем?

Чумазы, то и значит, что антропологически очень отличны от окружения.

Лол. Какого окружения? Индийский океан?

[Валентин Н]

А вы знакомы с работами ностратических товарищей? В их работах есть какая-то политика?

Ностратика это и есть политика: все советские люди - братья.
И если эти товарищи и не сотрудничали с властями, а делали работу самостоятельно, то это означает лишь что кто-то сверху нашёл фрика и дал ему зелёный свет.

[I. G.]

А вы знакомы с работами ностратических товарищей? В их работах есть какая-то политика?

Ностратика это и есть политика: все советские люди - братья.
И если эти товарищи и не сотрудничали с властями, а делали работу самостоятельно, то это означает лишь что кто-то сверху нашёл фрика и дал ему зелёный свет.

Товарищ Валентин! Марш читать книжки! 
И вообще, вы эту идею украли у Нгати!

ностратическая гипотеза усиленно форсилась в СССР. ИЧСХ в т.н. "ностратические языки" вошли все языки, бывшие на территории СССР или на территориях, которые можно отнести к сфере влияния СССР. цели и задачи очевидны - обосновать, что все народы, живущие на территории СССР - типа братья и что им сам бог велел жить одной большой семьей и не фрякать.

[Aussie]

Дравидийская семья - самая спорная. Да и носители уж больно чумазы...

Есть гипотеза, что протодравиды пришли из Средней Азии в энеолите, так что чумазость их субстратна. Кстати, брагуи по ходу дела не реликт, а миграция уже из Индии несколько веков назад, есть такая идея. А Старостин-младший, емнип, на //polit.ru говорил, что родство дравидийских с эламским плохая гипотеза, однако.

Насколько я помню Сергей Анатольевич объединял эламский язык не с дравидийскими совсем! Он тут пошёл дальше Ностратики и СК, говорил что эламский - реликт ещё более древней надмакросемьи (Афрозийская + Ностратическая + СК). Так то...

[Nevik Xukxo]

Ностратика это и есть политика: все советские люди - братья.

не все, а только ИЕ, картвелы, уральцы, алтайцы, дравиды (брагуи в Туркмении, емнип) , афразийцы (арабы среднеазиатские реликтовые и ещё кто-то в Армении из новоарамейцев вроде). северокавказцев и палеоазиатов в братья не записали!

[ali_hoseyn]

Ностратика это и есть политика: все советские люди - братья.

В случае с афразийскими, их якобы переднеазиатской прародине и попытки свести к этому региону прародины трех макросемей (афразийской, ностратической и сино-кавказской) - банальное желание доказать существование Вавилонской башни, в честь которой они так пафосно назвали свой проект, финансируемый еврейским конгрессом.

[ali_hoseyn]

Он тут пошёл дальше Ностратики и СК, говорил что эламский - реликт ещё более древней надмакросемьи (Афрозийская + Ностратическая + СК). Так то...

Т.е. основательно курнул?

[Aussie]

Ну дравидийская семья никогда не была основой ностратики. Основа - ИЕ. Её полюбому никто не вычёркивает

Не вычеркивает откуда? Ну да. Есть и-е семья, и что? Ностратика тут причем?

Ну вы же сказали что дравидийская семья - основа ностратики. Я же говорю что нет, а вот ИЕ - основа.

Чумазы, то и значит, что антропологически очень отличны от окружения.

Лол. Какого окружения? Индийский океан?

Ну кто там с дравидами соседиться? Да и вообще вы кого к дравидам относте смотря? Раньше, на сколько мне известно, к ним австралийцев относили...

[Nevik Xukxo]

Насколько я помню Сергей Анатольевич объединял эламский язык не с дравидийскими совсем!

А что вообще об эламском известно? Вроде достаточно фрагментарные данные. Его куда угодно можно сунуть.

[I. G.]

Ностратика это и есть политика: все советские люди - братья.

В случае с афразийскими, их якобы переднеазиатской прародине и попытки свести к этому региону прародины трех макросемей (афразийской, ностратической и сино-кавказской) - банальное желание доказать существование Вавилонской башни, в честь которой они так пафосно назвали свой проект, финансируемый еврейским конгрессом.

Ага, защитники Велесовой Книги точно так же, с пеной у рта, доказывают, что Жуковская не признала подлинность ВК, потому что ей советское руководство выделило новую квартиру.

[Nevik Xukxo]

Ну кто там с дравидами соседиться?

мунда, нихали, субстрат у веддов...

[autolyk]

банальное желание доказать наличие Вавилонской башни, в честь которой они так пафосно назвали свой проэкт, финансируемый еврейским конгрессом.

ali_hoseyn, круто! Такое и на Вальгалле не часто встретишь.

[Aussie]

Ностратика это и есть политика: все советские люди - братья.

В случае с афразийскими, их якобы переднеазиатской прародине и попытки свести к этому региону прародины трех макросемей (афразийской, ностратической и сино-кавказской) - банальное желание доказать существование Вавилонской башни, в честь которой они так пафосно назвали свой проект, финансируемый еврейским конгрессом.

Это единственное, чем вы можете критиковать ностратику? 

[Штудент]

Вот вам научная статья.

Глава 2

О соотношении генетических и типологических критериев при установлении языкового родства.


  Понятие языкового родства и методы его установления относятся к тем «вечным» вопросам общего и сравнительного языкознания, к которым постоянно возвращаются исследователи, особенно в связи с вновь открытыми языками, языковая принадлежность которых остается невыясненной, а также в связи с неоднократно имевшим место пересмотром исходных положений лингвистики во второй половине XIX и в первой половине ХХ века. При этом не может не броситься в глаза известная двойственность в решении вопроса о языковом родстве и принципах генеалогической классификации языков разных систем, отчетливо сказавшаяся в исследованиях, относящихся к 30—60-м годам XX в.

С одной стороны, в работах, посвященных новооткрытым индоевропейским языкам, особенно хетто-лувийским и тохарским, а также в работах, где ставится вопрос о генеалогической классификации ряда африканских, полинезийских и других языковых семей, находят отражение классические (или, что — одно и то же — традиционные) приемы установления языкового родства, принятые в сравнительном языкознании, когда ведущей оказывается процедура реконструкции исходного состояния ряда языков, входящих в определенную языковую семью, и когда выясняются причины эволюции того или иного языка и степень его расхождения по сравнению с исходным состоянием или праязыком в пределах, дозволяемых сравнительной или внутренней реконструкцией.

С другой стороны, в ряде работ, посвященных тому же кругу проблем, предлагается пересмотреть основания, на коих покоится генеалогическая классификация языков, отказаться от реконструкции праязыка, а также от самого понятия генетического родства языков, причем последнее заменяется понятием языкового союза и конвергентности языкового развития группы первоначально различных и вовсе не родственных языков. В этой двойственности решения вопроса об установлении генетического родства языков нельзя не усматривать известную реакцию на теорию родословного древа, нашедшую свое классическое выражение в работах А. Шлейхера и его многочисленных последователей. В то же время в этой двойственности сказалась попытка компромиссного решения вопроса, стремление ряда исследователей сохранить традиционные приемы установления языкового родства, согласовав их с новыми методами лингвистического анализа, все более интенсивно внедряемыми в индо­европейское сравнительное языкознание.

<...> Генетическое родство <...>   обязательно предполагает наличие известной совокупности конститутивных единиц разных уровней языка, тождественных (или модифицированных строго в соответствии с действующими в данной языковой семье законами) как в плане выражения, так и в плане содержания у всех или большинства членов данной языковой семьи, могущих быть возведенными к исходному или праязыковому состоянию. Что касается языкового сродства, то здесь речь может идти о наличии известной совокупности общих структурных черт у языков определенного ареала, общих лишь в плане содержания, что делает невозможным и просто бессмысленным возведение этих общих структурных признаков к какому-либо исходному состоянию.

Следовательно, так называемое языковое сродство не имеет ничего общего с языковым родством, основанном на критериях генетического порядка, и поэтому логически неоправдано определение языкового сродства как языкового родства типологического или культурного характера. <...> При типологическом сопоставлении языков разных систем исследователь имеет дело с установлением и определением наличия/отсутствия однотипной структуры или типологического тождества в языках, подлежащих сравнению. Таким образом, понятие языкового родства, основанное на критериях генетического порядка, противополагается типологической характеристике языков или языковой типологии.

Поскольку генетические критерии противополагаются типологическим критериям, возникает вопрос об их соотношении, об их удельном весе в решении комплекса проблем, связанных с генеалогической классификацией языков. Как уже отмечалось, в работах ряда исследователей обозначилась более или менее явно выраженная тенденция генетические критерии определения языкового родства дополнять типологическими критериями, а иные из исследователей идут так далеко, что предлагают вообще отказаться от понятия генетического родства языков, от понятия исходного для группы родственных языков состояния или праязыка, вводя вместо этих понятий учение о языковых контактах и языковых союзах. <...> В свете этих контроверз представляется вполне уместным более детальное рассмотрение данного комплекса проблем.

Так как идея языкового союза была впервые выдвинута Н. С. Трубецким, а понятие балканского языкового союза было обосновано К. Сандфельдом, то прежде всего рассмотрим концепцию данных исследователей.   Н. С. Трубецкой в своей работе «Мысли об индоевропейской проблеме», как известно, исходил из того, что «предположение, что индоевропейское семейство получилось благодаря конвергентному развитию первоначально неродственных друг другу языков (предков позднейших «ветвей» индоевропейского семейства), отнюдь не менее правдоподобно, чем обратное предположение, будто все индоевропейские языки развились из единого индоевропейского праязыка путем чисто дивергентной эволюции» [6] . В другом месте той же работы автор подчеркивал, что «понятие «языкового семейства» отнюдь не предполагает общего происхождения ряда языков от одного и того же праязыка» [7] .

http://genhis.philol.msu.ru/article_128.html

[Штудент]

Большой    теоретический    и    познавательный    интерес представляют соображения, заставляющие Н. С. Трубецкого отказаться от понятия праязыка и заменить учение о семье индоевропейских языков, образовавшейся в результате     распада общеиндоевропейского языка или праязы­ка,     учением      об      индоевропейском      языковом      союзе. Н. С. Трубецкой полагает, что презумпция индоевропейского праязыка противоречит тому факту, что «мы всегда находим    в    древности    множество    индоевропейских    языков» [8] .    Аргументация   поразительно    беспомощная!    Бесспорно, что, опускаясь в глубь веков, мы находим множество индоевропейских языков.   Но   разве нужно доказывать, что индоевропеист может дойти лишь до сравнительно небольшой временной глубины ( II тыс. до н. э.), в то время как между существованием индоевропейского праязыка и древнейшими памятниками на отдельных индоевропейских языках лежит ничем не заполнимая пропасть в несколько тысячелетий. Нужно доказать не наличие множества индоевропейских языков в древности, а необходимо объяснить, почему при углублении хронологического среза    индоевропейские    языки    бесспорно    обнаруживают все большее и большее материальное и формальное сходство (т. е. лингвистическое расстояние от древнеперсидского до древнеиндийского меньше,   чем расстояние от современного персидского до хинди или маратхи), в то время как по отношению к современному состоянию индоевропейских языков их различия все более возрастают.

Этот бесспорный факт, мимо которого не может пройти ни один исследователь, находит свое логически единственно оправданное объяснение только в гипотезе индоевропейского    праязыка или общего исходного состояния. Никакое другое объяснение, помимо праязыка, не может рас­сматриваться как удовлетворительное,   ибо соображения географического и культурного контактирования, на которые в данном случае обычно    ссылаются    В.    Пизани, Дж. Девото и некоторые другие итальянские языковеды, оказываются совершенно беспочвенными перед тем обсто­ятельством, что возрастание материального и формального сходства у группы родственных языков по мере углубления хронологического среза наблюдается не только в истории индоевропейских, но и в истории семитских, финно-угорских, тюркских и других языков. Данную закономерность следует вообще рассматривать как одну из универсалий диахронической лингвистики.

Касаясь проблемы материальных и формальных соответствий в группе родственных языков,   Трубецкой    и в данном случае полагает, что «для объяснения закономерности звуковых    соответствий    вовсе    не    надо    прибегать к предположению общего происхождения языков данной группы, так как такая закономерность существует и при массовых   заимствованиях одним неродственным языком у другого» [9] . При этом Трубецкой указывает на наблюдаемые звуковые соответствия в славянских заимствованиях в западнофинских языках. <...> Следует признать и данную   аргу­ментацию совершенно неудовлетворительной. Прежде всего приходится со всей определенностью подчеркнуть, что наблюдаемые звуковые соответствия в славянских заимствованиях в западнофинских языках говорят о том, что исследователь имеет дело в западнофинских языках именно с заимствованиями, а не исконными словами: те и другие четко противопоставлены друг другу.

Консонантизм и вокализм славянских   заимствований в западнофинских языках может пролить свет на древнейшую историю как финно-угорского, так и славянского фонологического строя; эти данные используются для построения относительной хронологии ряда фонологических процессов в славянских и в западнофинских языках, но эти звуковые соответствия возможны, и они получают осмысленную интерпретацию лишь при допущении как славянского, так и западнофинского исходного состояния, т. е. они доказывают противоположное тому, что выдвигал и на чем настаивал Трубецкой. Сам автор подчеркивал, что «слова, проникшие из одного индоевропейского языка в другой после известного звукового изменения, мы узнаем как заимствованные, потому что закономерность звуковых соответствий оказывается нарушенной» [10] . Это бесспорно правильно, но это положение лучше всего свидетельствует о том, что при установлении звуковых корреспонденций между отдельными        индоевропейскими языками проводится всякий раз жесткое различие между исконным корнесловом и заимствованиями, а это оказывается возможным лишь при допущении индоевропейского исходного состояния или праязыка.

Все вышесказанное заставляет исследователя при построении сравнительной грамматики группы родственных языков исходить именно из общего для данной группы языков состояния или праязыка. Трубецкой на основании рассмотренных выше аргументов приходит к противоположному выводу: «Таким образом, нет собственно никакого основания, заставляющего предполагать единый индоевропейский праязык, из которого якобы развились все индоевропейские языки» [11] . Далее Трубецкой набрасывает картину становления индоевропейской семьи языков: «С таким же основанием можно предполагать и обратную картину развития, т. е. предполагать, что предки индоевропейских ветвей первоначально были непохожи друг на друга и только с течением времени благодаря постоянному контакту, взаимным влияниям и заимствованиям значительно сблизились друг с другом, однако без того, чтобы вполне совпасть друг с другом. История языков знает и дивергентное и конвергентное развитие» [12] . <...>

Таким образом, Трубецкой <...> противопоставляет праязыковым реконструкциям, утвержденным в индоевропейском сравнительном языкознании, основанным на обязательном допущении генетического родства сравниваемых языков, концепцию языковых союзов с характерным для них конвергентным путем развития, следствием чего является постулат, что черты общности индоевропейских языков — явление вторичное, позднейшее, а черты различия индоевропейских языков — явление древнее и исконное. Остается доказать, что индоевропейские языки, индоевропейский структурный тип образовались вследствие вхождения неродственных различных языков в определенный языковый союз, в котором постепенно сплавлялись, благодаря постоянным контактам и взаимным влияниям, гетерогенные элементы, приводя в результате к их нивелировке и унификации. Существуют ли основания для подобного предположения? Для ответа на данный вопрос обратимся к балканскому языковому союзу, как это было описано Кр. Сандфельдом [13] .

http://genhis.philol.msu.ru/article_128.html

[Aussie]

Насколько я помню Сергей Анатольевич объединял эламский язык не с дравидийскими совсем!

А что вообще об эламском известно? Вроде достаточно фрагментарные данные. Его куда угодно можно сунуть.

Тоже лютый древний изолят. Даже ни в одну макросемью не включён, кстати как и шумерский! Старостин на святое не позарился 

[ali_hoseyn]

Ага, защитники Велесовой Книги точно так же, с пеной у рта, доказывают, что Жуковская не признала подлинность ВК, потому что ей советское руководство выделило новую квартиру.

Мне не нужно доказывать неродство афразийских со всеми остальными. Бремя доказательств лежит на них самих. Из подтасовок можно назвать хотя бы путаницу в местоименных рядах.

банальное желание доказать наличие Вавилонской башни, вali_hoseyn, круто! Такое и на Вальгалле не часто встретишь.

Ну да, смейтесь-смейтесь. Возможно, сами ученые ни в какую Вавилонскую башню не верят, их фрические идеи имеют самостоятельное происхождение, но таки еврейский конгресс таки нашел нужных им людей. Ща еще найдут след от трупа Авеля убиенного своим братом Каином...

[Штудент]

Указывая на языковую общность ряда языков, входящих в балканский языковой союз, Кр. Сандфельд прежде всего расчленяет весь относящийся сюда материал на три группы:

I.                     Заимствования;

II.                  He -лексические соответствия между отдельными балканскими языками;

III.                Не-лексические соответствия, охватывающие все балканские языки.

Именно явления этой последней группы следует рассматривать как характерные признаки балканского языкового союза. Сюда относятся: 1) постпозитивный член; 2) элиминирование инфинитива; 3) образование категории будущего времени; 4) синкретизм родительного и дательного падежей; 5) антиципация личного местоимения; 6) плеонастическое употребление винительного падежа; 7) некоторые особенности образования числительных; 8) синтаксические и фразеологические особенности. Как полагает Кр. Сандфельд, весьма существенным для формирования балканского языкового союза было то, что одному из языков, входящих в данный союз, именно греческому языку, принадлежала доминирующая роль, или, в иных терминах, в балканском языковом союзе греческий язык являлся языком-эталоном.

В последнее время в работах балканистов замечается постепенный отход от этой точки зрения Кр. Сандфельда, причем обычно подчеркивается, что в формировании балканского языкового союза ведущая роль принадлежала не греческому языку, а прежде всего языковой интерференции и языковому смешению, а также мощным влияниям, исходившим от греческого койне, народной латыни и славянских языков. Последнее обстоятельство в известной мере предопределяет решение вопроса о terminus post qu em в формировании балканского языкового союза. Кр. Сандфельд оставлял в принципе данный вопрос открытым, подчеркивая: «Трудно высказать определенное суждение по вопросу о том, к какой эпохе восходит балканская языковая общность», однако он все же указывал на то, что многие из балканизмов относятся к эпохе не ранее X в. н. э., а некоторые из них возникли, возможно, и несколько раньше. [14] Во всяком случае, возникновение балканского языкового союза относится самое раннее к первым векам н. э., ибо до этого времени вообще не могла идти речь об интерференции со стороны народной латыни и славянских языков.

Данное соображение хронологического порядка заставляет усомниться в справедливости положения, высказываемого в коллективной монографии «Общее языкознание»: «Любопытно, что перечисленные черты в той или иной мере разделяет и армянский язык, что как будто говорит в пользу фригийской гипотезы его происхождения, указывающей в конечном счете на Балканы». [15] Не говоря уже о том, что гипотеза о фригийском происхождении армянского языка является весьма спорной, не может подлежать сомнению, что в III — I вв. до н. э. армяне уже находились на Кавказе; следовательно, если признать, что армянский язык разделяет некоторые черты балканского языкового союза, то в таком случае придется принять его формирование еще в первом тысячелетии до н. э., что совершенно невероятно.

Кроме того, ряд особенностей балканской языковой общности, как отмечал Кр. Сандфельд, к эпохе появления первых памятников на славянских языках, т. е. в IX — X вв. н. э., еще находился в состоянии формирования; то же замечание относится и к румынскому языку. В то же время вышеуказанные особенности находят отражение в армянском языке, начиная с древнейших текстов V в. н. э., такие как постпозитивный член, синкретизм дательного и винительного падежей и др., что заставляет говорить о том, что они существовали в армянском языке по крайней мере несколько столетий и что, как уже отмечалось выше, заставляет отнести формирование балканского языкового союза к первому тысячелетию до н. э.<...>

Взгляды Кр. Сандфельда на балканский языковой союз весьма поучительны, поскольку они позволяют ответить на поставленный выше вопрос, именно: в какой мере формирование языкового союза приводит или может привести к возникновению новых языков? Материал, собранный и проанализированный Кр. Сандфельдом, со всей определенностью свидетельствует о том, что языки, входящие в балканский языковой союз (а при прочих равных условиях и в любой другой языковой союз), приобретают некоторые черты, характерные для структурного облика данного союза, сохраняя при этом свой статус самостоятельного языка, генетические узы которого продолжают сохраняться и при вхождении данного языка в определенный языковой союз; так, румынский язык, входящий в балканский языковой союз, по-прежнему остается романским языком, а болгарский язык, входящий в тот же союз, остается славянским языком.

На протяжении более чем тысячелетнего существования балканского языкового союза входящие в него языки отнюдь не утратили генетических связей со своими предками, в результате функционирования данного союза   не образовался новый языковой тип, не был создан иной грамматический строй, генетически отличный от предшествующих этапов развития каждого из входящих в данный языковой союз языков. Еще более важным представляется то, что в результате не получился сплав всех языков в некий унифицированный структурный тип, что позволило бы говорить о балканской группе языков. Как известно, такой группы языков не существует по совершенно понятным причинам, ибо балканский языковой союз не был в состоянии обеспечить то, что единственно гарантировала генетическая характеристика балканских языков — возведение их к определенной генетической семье и возможность реконструкции их исходного состояния.

  Различие между индоевропейской семьей языков и балканским языковым союзом поразительно и одновременно весьма поучительно. При всем огромном различии между отдельными индоевропейскими языками бесспорным остается их единство, поскольку реконструкция каждого из индо­европейских языков всегда приводит к единому для всех языков данного семейства исходному состоянию или праязыку. Определять исходное состояние для языков балканского или какого-либо иного языкового союза невозможно и даже бессмысленно. Весьма характерно, что входящие в балканский союз языки смогли в условиях теснейшего географического, культурного и языкового контактирования их носителей на протяжении многих веков приобрести лишь некоторые структурные черты, не противоречащие структурному облику каждого из языков данного союза.

Следует со всей определенностью подчеркнуть одно весьма существенное обстоятельство, на которое до сих пор вовсе не обращалось внимания, именно то, что многие из балканизмов, которые были перечислены выше, как бы имплицитно содержались в древнейшем состоянии ин­доевропейских языков; так, индоевропейским языкам, начиная с ведических текстов, Гомера и древнейших хеттских ритуальных текстов, хорошо известны явления энклизы и постпозиции некоторых служебных слов; постпозитивный член в языках балканского союза — это структурное завер­шение еще общеиндоевропейских тенденций, принявших парадигматический характер; появление в балканских языках аналитической формы будущего времени с глаголом «хотеть» также известно древним индоевропейским языкам, поскольку в общеиндоевропейском не существовало единой категории будущего времени; синкретизм родительного и дательного падежей прослеживается в ряде типов склонения уже в древнейших индоевропейских языках.

Это все говорит о том, что в языковом союзе не происходит амальгамирования всех входящих в него языков в новый структурный тип, а наблюдается или 1) элиминирование некоторых структурных черт или категориальных признаков, или 2) появление ряда инноваций, распространяющихся на все или на большинство языков данного союза и объяснимых, а нередко просто подготовленных конкретной историей одного из входящих в данный союз языков. Справедливость этих положений становится еще более очевидной, если мы рассмотрим еще один пример языкового союза, как это было продемонстрировано В. Пизани. Пытаясь доказать, что языковой союз может явиться основанием для появления нового языка, В. Пизани обра­щается к истории английского языка, указывая на то, что в конце XI в, в Англии господствовали три языка: древнеанглийский, датский и французский.

http://genhis.philol.msu.ru/article_128.html

[Nevik Xukxo]

Кстати, емнип, афразийские из ностратики увёл сам Гринберг.

[ali_hoseyn]

Это единственное, чем вы можете критиковать ностратику?

Не единственное. Вы удовлетворены?

[Штудент]

Автор подчеркивает также, что в то время на северо-западе Европы, во франкском государстве был образован, хотя и в зачаточном состоянии, языковой союз и продолжает: «Спустя два-три века мы застаем совершенно иную картину: среднеанглийский язык, распространяющийся из Лондона, не только словарь, но морфология и структура которого совершенно отличны от трех, вышеназванных языков: хотя удельный вес датского языка незначителен, но элементы англосаксонского и французского происхождения уравновешивают друг друга. Смешно рассматривать английский язык как германский язык: структура языка в основном романская (следует лишь вспомнить об исчезновении, за исключением небольшого количества архаизмов, внутренней флексии, именно аблаута и умлаута, о распаде склонения, об образовании множественного числа у существительных, которые обобщают по французскому образцу- s мужских а-основ, об артикле, об описательных временах в системе глагола, о модели twenty five вместо five and twenty ), романскими являются также значительная часть словаря и именные и глагольные суффиксы».

Автор далее продолжает: «В данном случае речь идет о дву- и многоязычных связях между соседствующими и отчасти смешанными народностями, между господами и угнетенными, т. е. о горизонтальных и вертикальных связях, что имело следствием возникновение нового языка, четко отличающегося от тех трех языков, элементы которых он вобрал в себя». [16]

Весь ход рассуждений В. Пизани представляется глубоко ошибочным. Английский язык был и бесспорно остается германским языком именно потому, что продолжает сохраняться его лингвистическая традиция, именно потому, что возможно установить тождество его элементов в древнеанглийском и в современном английском языке, потому что продолжает поддерживаться непрерывность его развития. Именно это дает исследователю возможность отождествить тексты английского языка, относящиеся к разным периодам его истории, и признать в них отражение одного и того же языка. Можно доказать принадлежность английского языка к германским языкам и другим способом: реконструкция любого текста из средне- или новоанглийского периода всегда приведет по меньшей мере к древнеанглийскому состоянию, что по определению относится к германским языкам, в то время как данная реконструкция никогда не приведет к исходному романскому состоянию.

Неверно утверждение В. Пизани, что структура английского языка романская, а не германская: все приводимые автором явления <...> в равной степени относятся и к таким германским языкам, как шведский и норвежский, в принадлежности которых к германским языкам не сомневается и сам В. Пизани; все эти явления объясняются (и это уже давно сделано!) на основе внутреннего развития самих германских языков, что избавляет от необходимости обращаться за их объяснением к романским языкам. Насколько беспочвенна аргументация В. Пизани можно видеть хотя бы на примере английской модели числительного twenty five вместо five and twenty , которую o н объясняет как возникшую под влиянием романского образца. В современном исландском языке мы находим ту же модель, что и в английском: tuttugu og fimm , та же модель представлена и в шведском языке, однако ни один серьезный исследователь не будет объяснять исландскую или шведскую модель числительного как романскую модель, перенесенную на германскую почву. Дальнейший разбор примеров В. Пизани представляется излишним.

http://genhis.philol.msu.ru/article_128.html

[Штудент]

Таким образом, мы приходим к выводу о том, что стабилизация определенного языкового союза не приводит и не может привести к возникновению новых языков с новым структурным обликом, совершенно отличным от предшествующих этапов развития языков, втянутых в данный языковой союз. Теперь еще раз обратимся к цитированному выше положению Н. С. Трубецкого о том, что индоевропейская языковая общность, следовательно, новый языковой тип образовались в результате вхождения различных   неродственных языков в определенный языковой союз, где они благодаря контактам и взаимовлияниям постепенно настолько сблизились, что образовали языковое единство.

Вышеизложенные соображения заставляют отвергнуть это объяснение. Единство индоевропейских языков покоится только на их происхождении из общего источника   общеиндоевропейского языка или праязыка. Ни концепция языковых союзов, ни соображения, почерпнутые из общей типологии языка, не смогут поколебать это фундаментальное положение. <...>

Говоря о контактах и взаимовлияниях как своего рода ферменте для образования нового языкового единства, Трубецкой совершенно не касается вопроса, имеющего решающее значение для проблемы формирования индоевропейской языковой общности, именно того, возможно ли вообще даже   при самых длительных и интенсивных контактах и взаимовлияниях без обращения к общему источнику или праязыку, создание весьма значительной совокупности общих всем или большинству индоевропейских языков формативов.

На примере балканского языкового союза можно было убедиться в том, что стабилизация определенного языкового союза может привести к появлению некоторого количества общих структурных признаков, уже заложенных в одном из языков, входящих в данный союз и затем рас­пространяющихся и на другие языки, но это не приводит к созданию определенной совокупности формативов или к созданию особой парадигматики.   Как раз это имеет место в истории индоевропейских языков.

Помимо обязательного наличия строгих фонетических корреспонденции между отдельными индоевропейскими языками, носящими глобальный характер, ибо они охватывают все подсистемы: гласных, согласных и сонантов, что не имеет и не может иметь места при стабилизации языкового союза, индоевропейская языковая общность характеризуется наличием не менее жестких парадигматических корреспонденции, что может быть объяснено лишь на основе возведения данных корреспонденции к общему источнику или праязыку. <...>

Все эти соображения позволяют со всей определенностью утверждать, что единство индоевропейских языков является следствием их общего происхождения из индоевропейского праязыка и концепция языковых союзов не снимает и не в состоянии элиминировать эту общность, основанную на критериях генетического порядка. В таком случае, вполне уместно поставить вопрос о том, какой удельный вес имеют типологические критерии при решении вопроса о языковом родстве. <...>

В одном отношении типологические критерии могут внести существенный корректив в решение вопроса о степени родства между отдельными языками, принадлежащими к одному языковому семейству, а также в решение вопроса о путях вычленения из первоначального языкового единства отдельных ареалов и самостоятельных языков, именно в том случае, когда речь может идти о конвергентности языкового развития, что имеет принципиальное значение для определения архаизмов и инноваций, а также для установления относительной хронологии различных процессов, протекавших неравномерно в различных языках одного семейства.

Именно типологические критерии помогают прояснить вопрос, в какой мере явления разных уровней языка, представленные в языках одной семьи, возможно возвести к исходному состоянию, т. е. в какой мере их возможно приписать праязыку, и что в этих явлениях отложилось как результат контактирования того или иного языка с другими языками — родственными и неродственными благодаря возможности быть втянутыми в различные языковые союзы, ибо стабилизация данных союзов могла одновременно иметь следствием установление резких границ между близкородственными языками, которые втягивались в различные языковые союзы (что, по всей вероятности, имело место в истории индийских и иранских языков), и нивелирование структурных различий между родственными и неродственными языками (ср., например, некоторые фонетические тенденции в развитии скандинавских и финно-угорских языков).

Не приходится и нет нужды преувеличивать роль типологических критериев при установлении языкового родства, но в такой же степени было бы неверным преуменьшать их значение или вообще элиминировать их в сравнительно-исторических исследованиях. Нет особой необходимости специально обосновывать положение, что роль именно типологических критериев при определении языкового родства заметно возрастает, когда исследователь переходит от языков с многовековой письменной традицией к младописьменным и, тем более, к бесписьменным языкам. Но одно положение остается бесспорным: типологические критерии не в состоянии ни заменить, ни отменить генетические критерии при установлении языкового родства; в данном вопросе им всегда принадлежал и будет принадлежать решающее слово. <...>

http://genhis.philol.msu.ru/article_128.html

[Штудент]

Выложенную статью просьба прочитать Нгати и Смиту. Лучшего ответа им не придумаешь.