Попытка перевода Гейне

[zwh]

Что-то плохо понимаю, что тут за Geselle:

Можно перевести как «фигура». Или даже как «туша».

Да, я тоже под вечер начал думать что-то подобное (хотя до слов "фигура" и "туша не дошел). Хорошо, что наши догадки совпали.

[zwh]

Вот что из этой строфы получилось:

Взгляни вон туда! В лунном свете стоит
Там туша, что просто огромна!
То Кельнский собор устремляется вверх
И ввысь тенью дьявольски темной.

[Rachtyrgin]

А в подобных вот случаях "zu" равнозначно "in"? --

Да, здесь "zu" вполне себе "in".

[zwh]

Столкнулся с очередной проблемой, заключающейся в незнании исторических фактов.

Vergebens wird der große Franz Lißt
Zum Besten des Doms musiziren,
Und ein talentvoller König wird
Vergebens deklamiren!

Сколько ни искал по Инету, что и где мог декламировать прусский король, чтобы собрать деньги для завершения строительства Кельнского собора, сколько ни шерстил биографию Фридриха Вильгельма IV, так ничего и не нашел. Поэтому получился только такой вот вариант, основанный на том, что он таки дал деньги на строительство двух башен собора:

И принял напрасно великий Франц Лист
Участие в денжных сборах,
Напрасно талантливый прусский король
Дал деньги на башни столь скоро.

Если у кого-нибудь есть соответствующие факты из биографии сего короля или какие-то иные конструктивные замечания, прошу поделиться.

[Rachtyrgin]

Тут надо думать) Второй этап строительства Кёльнского собора начался по указу Фридриха Вильгельма IV. Финансово он в него вложился, я думаю, покруче Листа. В 1842 он выступил на празднике Союза по строительству соборов, где объявил о принятом решении и заложил первый камень. Очень может быть, что на празднике он и читал стихи. Момент, собственно, был подходящий. Попробую найти описание праздника.

[Rachtyrgin]

Кусочек речи нашел:

,,Dies ist, Sie fühlen es, kein gewöhnlicher Prachtbau. Es ist das Werk des Brudersinnes aller Deutschen, aller Bekenntnisse. Wenn ich dies bedenke, so füllen sich meine Augen mit Wonnethränen und ich danke Gott, diesen Tag zu erleben." Des Königs Rede gipfelt in dem Wunsch, ,,das große Werk verkünde den späteren Geschlechtern von einem durch die Einigkeit seiner Fürsten und Völker großen, mächtigen, ja den Frieden der Welt erzwingenden Deutschland!"

,,Der Dom von Köln", fährt der König fort, ,,das bitte ich von Gott, rage über diese Stadt, rage über Deutschland, über Zeiten reich an Menschenfrieden, reich an Gottesfrieden bis an das Ende der Tage." Als Friedrich Wilhelm IV. seine Rede mit dem ,,tausendjährigen Lob der Stadt: Alaaf Köln" beendet, kennt die Begeisterung für den König keine Grenzen.

[zwh]

Кусочек речи нашел:

,,Dies ist, Sie fühlen es, kein gewöhnlicher Prachtbau. Es ist das Werk des Brudersinnes aller Deutschen, aller Bekenntnisse. Wenn ich dies bedenke, so füllen sich meine Augen mit Wonnethränen und ich danke Gott, diesen Tag zu erleben." Des Königs Rede gipfelt in dem Wunsch, ,,das große Werk verkünde den späteren Geschlechtern von einem durch die Einigkeit seiner Fürsten und Völker großen, mächtigen, ja den Frieden der Welt erzwingenden Deutschland!"

,,Der Dom von Köln", fährt der König fort, ,,das bitte ich von Gott, rage über diese Stadt, rage über Deutschland, über Zeiten reich an Menschenfrieden, reich an Gottesfrieden bis an das Ende der Tage." Als Friedrich Wilhelm IV. seine Rede mit dem ,,tausendjährigen Lob der Stadt: Alaaf Köln" beendet, kennt die Begeisterung für den König keine Grenzen.

Спс, мне на Новалингве только самый конец его речи нашли, а описание предшествующих событий я нашел уже сам (хотя там и не было первого из приведенных вами абзацев). Вот что в итоге получилось:

В этой строфе переделал последнюю строчку:

И принял напрасно великий Франц Лист
Участие в денежных сборах,
Напрасно талантливый прусский король
О братстве* вещал без раздора.

* Из рассказа местного жителя Матиаса Демля: «Король, вдохновленный романтизмом, хотел сделать из этого готического храма символ зарождающейся немецкой национальной идентичности. Сегодня на южной стороне Кельнского собора установлена мемориальная доска, посвященная 4 сентября 1842 года, когда прусский король заложил первый камень в фундамент для дальнейшего строительства собора. Тысячи зрителей пришли посмотреть на это зрелище. Для высокопоставленных гостей приготовлены места на трибунах. Коадъютор архиепископа освятил краеугольный камень. Затем король нанес свои символические три удара молотком по камню основания. Затем он взял слово и закончил несколько патетическим восклицанием:
"Это произведение братского чувства всех немцев, всех конфессий. Кельнский собор, я прошу этого у Бога, возвышайся над этим городом,возвышайся над Германией на времена, богатые человеческим миром, богатые Божьим миром, до конца дней!"»

(Оригинал: «Der von der Romantik beseelte König möchte mit dem gotischen Gotteshaus ein Symbol der aufkeimenden deutschen nationalen Identität schaffen. An der Südseite des Kölner Doms erinnert heute eine Gedenktafel an den 4. September 1842, als der Preußen-König den Grundstein für den Weiterbau der Kathedrale legt. Tausende Schaulustige waren gekommen, um dem Spektakel beizuwohnen. Für die hochrangigen Gäste stehen Tribünenplätze bereit. Der Koadjutor des Erzbischofs weihte den Grundstein. Dann hat der König seine symbolischen drei Hammerschläge auf den Grundstein gegeben. Hat auch das Wort ergriffen, und hat dann in dem etwas pathetischen Ausruf geendet:
,,Er ist das Werk des Brudersinns aller Deutschen, aller Bekenntnisse. Der Dom zu Köln, das bitte ich von Gott, rage über diese Stadt, rage über Deutschland, über Zeiten, reich an Menschenfrieden, reich an Gottesfrieden, bis an das Ende der Tage!"»)

[zwh]

К сожалению, так и не удалось выяснить состав "триумвирата" из последней строфы. Находил только что-то про триумвират времен Бисмарка и создания Второго Рейха.

Deutschland Ein Wintermährchen Geschrieben im Januar 1844. Caput IV Zu Cöllen kam ich spät Abends an, Da hörte ich rauschen den Rheinfluß, Da fächelte mich schon deutsche Luft, Da fühlt' ich ihren Einfluß – Auf meinen Appetit. Ich aß Dort Eierkuchen mit Schinken, Und da er sehr gesalzen war Mußt ich auch Rheinwein trinken. Der Rheinwein glänzt noch immer wie Gold Im grünen Römerglase, Und trinkst du etwelche Schoppen zu viel, So steigt er dir in die Nase. In die Nase steigt ein Prickeln so süß, Man kann sich vor Wonne nicht lassen! Es trieb mich hinaus in die dämmernde Nacht, In die wiederhallenden Gassen. Die steinernen Häuser schauten mich an, Als wollten sie mir berichten Legenden aus altverschollener Zeit, Der heilgen Stadt Cöllen Geschichten. Ja, hier hat einst die Clerisey Ihr frommes Wesen getrieben, Hier haben die Dunkelmänner geherrscht, Die Ulrich von Hutten beschrieben. Der Cancan des Mittelalters ward hier Getanzt von Nonnen und Mönchen; Hier schrieb Hochstraaten, der Menzel von Cölln, Die giftgen Denunziaziönchen. Die Flamme des Scheiterhaufens hat hier Bücher und Menschen verschlungen; Die Glocken wurden geläutet dabei Und Kyrie Eleison gesungen. Dummheit und Bosheit buhlten hier Gleich Hunden auf freier Gasse; Die Enkelbrut erkennt man noch heut An ihrem Glaubenshasse. – Doch siehe! dort im Mondenschein Den kolossalen Gesellen! Er ragt verteufelt schwarz empor, Das ist der Dom von Cöllen. Er sollte des Geistes Bastille sein, Und die listigen Römlinge dachten: In diesem Riesenkerker wird Die deutsche Vernunft verschmachten! Da kam der Luther, und er hat Sein großes ,,Halt!" gesprochen – Seit jenem Tage blieb der Bau Des Domes unterbrochen. Er ward nicht vollendet – und das ist gut. Denn eben die Nichtvollendung Macht ihn zum Denkmahl von Deutschlands Kraft Und protestantischer Sendung. Ihr armen Schelme vom Domverein, Ihr wollt mit schwachen Händen Fortsetzen das unterbrochene Werk, Und die alte Zwingburg vollenden! O thörichter Wahn! Vergebens wird Geschüttelt der Klingelbeutel, Gebettelt bei Ketzern und Juden sogar; Ist alles fruchtlos und eitel. Vergebens wird der große Franz Lißt Zum Besten des Doms musiziren, Und ein talentvoller König wird Vergebens deklamiren! Er wird nicht vollendet, der Köllner Dom, Obgleich die Narren in Schwaben Zu seinem Fortbau ein ganzes Schiff Voll Steine gesendet haben. Er wird nicht vollendet, trotz allem Geschrey Der Raben und der Eulen, Die, alterthümlich gesinnt, so gern In hohen Kirchthürmen weilen. Ja, kommen wird die Zeit sogar Wo man, statt ihn zu vollenden, Die inneren Räume zu einem Stall Für Pferde wird verwenden. ,,Und wird der Dom ein Pferdestall, Was sollen wir dann beginnen Mit den heil'gen drey Kön'gen, die da ruhn Im Tabernakel da drinnen?" So höre ich fragen. Doch brauchen wir uns In unserer Zeit zu geniren? Die heil'gen drey Kön'ge aus Morgenland, Sie können wo anders logiren. Folgt meinem Rath und steckt sie hinein In jene drey Körbe von Eisen, Die hoch zu Münster hängen am Thurm, Der Sankt Lamberti geheißen. Fehlt etwa einer vom Triumvirat, So nehmt einen anderen Menschen, Ersetzt den König des Morgenlands Durch einen abendländschen.

Германия Зимняя сказка Написано в январе 1844 г. Глава IV Добрался до Кельна я к ночи уже, Услышал там Рейна плесканье, И воздух немецкий пахнýл на меня, И тут ощутил я влиянье – То был аппетит мой. Я съел там омлет, Не просто омлет – с ветчиною, Поскольку ж он круто солен был, запил Рейнвейном его я, не скрою. И в рюмке зеленой рейнвейн тот блестел – Как злато в небесном нектаре, Но если его слишком много ты пьешь, Тебе это в ноздри ударит. И будет так сладко в носу щекотать – Сил нет с наслажденьем расстаться! Меня это выгнало в темную ночь, Где звуки в проулках теснятся. Дома, что из камня, глядят на меня, Желая поведать невольно Легенды о канувших в прах временах Священного города Кельна. Здесь благочестиво церковная власть Жила, как предписано свыше, И здесь мракобесы держались за власть – Их Ульрих фон Гуттен¹ опишет. Здесь Средних веков танцевали канкан Монашки с монахами кряду, Здесь ван Гоогсратен² зловеще кропал Доносики, полные яда. Здесь пламя костров поднималось из книг, Что также людей поглощало, И колокол гулко при этом звенел, И «Боже, помилуй!» звучало. Здесь глупость и злость миловáлись вдвоем, Как шавки порой на пленэре; Последствия поняли только сейчас, Увидев всю ненависть к вере. Взгляни вон туда! В лунном свете стоит Там туша, что просто огромна! То Кельнский собор устремляется вверх И ввысь тенью дьявольски темной. Бастилией духу он должен был быть, Папистов коварных идея: Чтоб в этой гигантской темнице морить Им разум немецкий вернее! Тут Лютер пришел и так грозно сказал Свое слово веское «Стойте!» Не раз прекращали мы строить собор – Всегда по причине какой-то³. Он не был закончен – хороший итог, Ведь вся незаконченность эта Есть памятник силы Германии и Цель всех протестантов планеты. Союза по стройке собора4 плуты, Вы слабыми ручками яро Хотите продолжить тот прерванный труд, Достроить собор этот старый! Как глуп этот бред! Бесполезно трясти Тут шапкой для сбора подачек – Евреи участвуют, еретики... Всё тщетно, не будет удачи. И принял напрасно великий Франц Лист Участие в денжных сборах5, Напрасно талантливый прусский король О братстве вещал6 без раздора. Не будет закончен тот Кельнский собор, Хотя есть же глупые швабы – На судно они нагрузили камней И шлют сюда, головотяпы. Не будет закончен собор никогда, Пусть даже забудем про крики Тех сов и ворон, что на стройках таких Всегда проживают великих. Да-да, я уверен, что время придет, Когда недостой старый этот Для местных начнет как конюшня служить7. Итог ведь подобный нередок. «А станет конюшнею этот собор – Что делать нам в этом разоре С останками тех Трех святых королей, Хранящихся в раке в соборе8?» Я слышу вопросы такие. Но нам Пристало ли нынче стесняться? Те три колроля смогут временно там, Где прочие, располагаться. Советую вам их, засунув скорей В железных три ларя усердно, Повесить, как в Мюнстере клети висят На церкви Святого Ламберта9. Из триумвирата проштрафится кто – Поставьте другого там, что ли... Смените восточного просто волхва10 На западного, не боле. 10-15.11.2023

¹́ Ульрих фон Гуттен (нем. Ulrich von Hutten;  1488–1523) — немецкий рыцарь-гуманист, поэт, критик церкви и публицист.
² Яков ван Гоогстратен, (нид. Jacob van Hoogstraten; 1460–1527) — доминиканец, профессор богословия и инквизитор.
³ В 1248 году архиепископ Кёльна заложил первый камень в основание Кёльнского собора. Все строительные работы были прерваны в 1531 году из-за охватившего Кёльн и прирейнские земли протестантского движения. В 1842 году король Пруссии Фридрих Вильгельм IV дал задание завершить Кёльнский собор по первоначальным планам и 4 сентября 1842 года сам заложил первый камень. 15 октября 1880 года (уже после смерти Гейне 1856 году)  сооружение собора, продлившееся в общей сложности 632 года, было полностью завершено.
⁴ Ассоциация строителей центрального собора в Кёльне (Zentral-Dombau-Verein zu Köln) – образована в 1842 году. Основная задача Ассоциации –  поддерживать и развивать Кельнский собор, один из самых важных готических соборов в мире.
⁵ Ференц (Франц) Лист (венг. Ferenc Liszt, нем. Franz Liszt; 1811–1886) участвовал в сборе средств на продолжение строительства Кёльнского собора, давал концерты в Кёльне.
⁶ Из рассказа местного жителя Матиаса Демля: «Король, вдохновленный романтизмом, хотел сделать из этого готического храма символ зарождающейся немецкой национальной идентичности. Сегодня на южной стороне Кельнского собора установлена мемориальная доска, посвященная 4 сентября 1842 года, когда прусский король заложил первый камень в фундамент для дальнейшего строительства собора. Тысячи зрителей пришли посмотреть на это зрелище. Для высокопоставленных гостей приготовлены места на трибунах. Коадъютор архиепископа освятил краеугольный камень. Затем король нанес свои символические три удара молотком по камню основания. Затем он взял слово и закончил несколько патетическим восклицанием:
"Это произведение братского чувства всех немцев, всех конфессий. Кельнский собор, я прошу этого у Бога, возвошайся над этим городом, возвышайся над Германией на времена, богатые человеческим миром, богатые Божьим миром, до конца дней!"»
⁷ В 1796 году французские войска, изгнав из собора духовенство, превратили его в фуражный склад.
⁸ Кёльнский архиепископ Райнальд фон Дассель, канцлер и военачальник императора Фридриха I Барбароссы, получил от него останки Святых волхвов, или «Трёх королей», которые ранее хранились в одном из миланских монастырей. В 1164 году Райнальд фон Дассель с триумфом ввёз реликвию в Кёльн. Для них в течение десяти лет изготавливался реликварий из позолоченного серебра (крышка из чистого золота) и драгоценных камней — «Рака трёх волхвов», шедевр маасской школы романского искусства. Высокий ранг, которого Кёльн достиг в западноевропейском христианском мире благодаря обретению этих реликвий, должен был воплотиться и в соответствующем кафедральном соборе.
⁹ Если вы, оказавшись перед церковью Святого Ламберта в Мюнстере, посмотрите вверх, вы увидите три железных клетки, которые висят на шпиле, прямо над циферблатом часов. Они пустые, но пять сотен лет назад в них находились изуродованные, гниющие трупы трёх революционеров, которые возглавили одну из самых жестоких протестанских революций в истории.
¹⁰ Поклонение волхвов (греч. μάγοι ἀπὸ ἀνατολῶν — дословно «маги с Востока») — евангельское краткое упоминание (Мф. 2:1–11) и популярный богословский и иконографический сюжет о мудрецах, пришедших с Востока, чтобы поклониться младенцу Иисусу и принести ему дары; празднуется христианами. Словом «волхвы» было переведено с греческого на церковно-славянский и русский языки слово «маги».

[Бенни]

Насколько я понял, Гейне триумвиратом называет волхвов.

И wo anders - скорее вариант написания woanders (где-то еще, в другом месте), чем wo andere.

[zwh]

Насколько я понял, Гейне триумвиратом называет волхвов.

И wo anders - скорее вариант написания woanders (где-то еще, в другом месте), чем wo andere.

Да, насчет волхвов forest мне вчера вечером подсказал уже. А насчет "woanders" интересно. Никогда этого слова ранее не встречал, да еще и наложение английского заставило меня подумать, что тут множественное число. С учетом всего вышеобозначенного подправленный вариант получился такой:

Те три короля смогут где-нибудь там –
Бог знает где – вдруг оказаться.

[zwh]

Deutschland Ein Wintermährchen Geschrieben im Januar 1844.     Caput V Und als ich an die Rheinbrück kam, Wohl an die Hafenschanze, Da sah ich fließen den Vater Rhein Im stillen Mondenglanze. Sey mir gegrüßt, mein Vater Rhein, Wie ist es mir ergangen? Ich habe oft an dich gedacht, Mit Sehnsucht und Verlangen. So sprach ich, da hört' ich im Wasser tief Gar seltsam grämliche Töne, Wie Hüsteln eines alten Manns, Ein Brümmeln und weiches Gestöhne: ,,Willkommen, mein Junge, das ist mir lieb, Daß du mich nicht vergessen; Seit dreizehn Jahren sah ich dich nicht, Mir ging es schlecht unterdessen. ,,Zu Biberich hab' ich Steine verschluckt, Wahrhaftig sie schmeckten nicht lecker! Doch schwerer liegen im Magen mir Die Verse von Niklas Becker. ,,Er hat mich besungen als ob ich noch Die reinste Jungfer wäre, Die sich von niemand rauben läßt Das Kränzlein ihrer Ehre.  ,,Wenn ich es höre, das dumme Lied, Dann möcht ich mir zerraufen Den weißen Bart, ich möchte fürwahr Mich in mir selbst ersaufen! ,,Daß ich keine reine Jungfer bin, Die Franzosen wissen es besser, Sie haben mit meinem Wasser so oft Vermischt ihr Siegergewässer. ,,Das dumme Lied und der dumme Kerl! Er hat mich schmählich blamiret, Gewissermaßen hat er mich auch Politisch kompromittiret. ,,Denn kehren jetzt die Franzosen zurück, So muß ich vor ihnen erröthen, Ich, der um ihre Rückkehr so oft Mit Thränen zum Himmel gebeten. ,,Ich habe sie immer so lieb gehabt, Die lieben kleinen Französchen – Singen und springen sie noch wie sonst? Tragen noch weiße Höschen? ,,Ich möchte sie gerne wiedersehn, Doch fürcht' ich die Persifflage, Von wegen des verwünschten Lieds, Von wegen der Blamage. ,,Der Alphred de Müsset, der Gassenbub, Der kommt an ihrer Spitze Vielleicht als Tambour, und trommelt mir vor All seine schlechten Witze." So klagte der arme Vater Rhein, Konnt sich nicht zufrieden geben. Ich sprach zu ihm manch tröstendes Wort, Um ihm das Herz zu heben: O, fürchte nicht, mein Vater Rhein, Den spöttelnden Scherz der Franzosen; Sie sind die alten Franzosen nicht mehr, Auch tragen sie andere Hosen. Die Hosen sind roth und nicht mehr weiß, Sie haben auch andere Knöpfe, Sie singen nicht mehr, sie springen nicht mehr, Sie senken nachdenklich die Köpfe. Sie philosophiren und sprechen jetzt Von Kant, von Fischte und Hegel, Sie rauchen Tabak, sie trinken Bier, Und manche schieben auch Kegel. Sie werden Philister ganz wie wir Und treiben es endlich noch ärger; Sie sind keine Voltairianer mehr, Sie werden Hengstenberger. Der Alphred de Müsset, das ist wahr, Ist noch ein Gassenjunge; Doch fürchte nichts, wir fesseln ihm Die schändliche Spötterzunge. Und trommelt er dir einen schlechten Witz, So pfeifen wir ihm einen schlimmern, Wir pfeifen ihm vor was ihm passirt Bei schönen Frauenzimmern. Gieb dich zufrieden, Vater Rhein, Denk' nicht an schlechte Lieder, Ein besseres Lied vernimmst du bald – Leb wohl, wir sehen uns wieder.

Германия Зимняя сказка Написано в январе 1844 г.     Глава V На берег речной я вышел в ночи, К воде на самую пристань Увидел – течет мерно Рейн-отец В луны сиянии чистом. Скажи же «привет» мне, отец мой Рейн! Как мне всё жилось там далече? А в мыслях я часто бывал с тобой, В тоске и желаньи встречи. Всё это сказав, услыхал в глубине Воды очень странные тоны – Как будто покашливанье старика, Гуденье и нежные стоны. «Привет же, мой мальчик, приятственно мне Что ты не забыл меня, шалый! Тринадцать все лет я не видел тебя, А мне было скверно немало. Где Биберих¹, камни не раз я глотал – Вкус скверен, скажу без интрижек. Еще тяжелей для нутра моего То, что Никлас Беккер² там пишет. Воспел так меня он, как будто бы я Остался невинной девицей, С которой никто ее чести венок Прекрасный сорвать не стремится. Как только я слышу ту глупую песнь, За бороду тут же хватаюсь Седую свою – так, как будто себя В себе утопить собираюсь. То, что не невинная девушка я, Французы не раз уж узнали, Когда в мои чистые воды они Победные нужды справляли. Да, глупая песня и парень глупец! Он грязно меня опозорил И скомпрометировал даже меня, Смешки обо мне раззадорил. Ведь если французы вернутся опять, Краснеть перед ними я буду – Я о возвращеньи их часто взывал В слезах к небу, жаждая чуда. А я их всегда очень сильно любил – Французиков маленьких славных! Всё так же поют и всё скачут они В штанишках их белых забавных? Я б с ними хотел повидаться опять,  И лишь опасаюсь насмешек Всё из-за той прóклятой песенки их, Провал же их был безутешен. Вот, скажем, бродяга Альфред де Мюссе³ – Он явно средь них самый главный. Он, взяв барабан, осыпает меня Плохими остротами справно». Так жалобы сыпал всё Рейн наш отец, Смириться не мог, притереться. Словами пытался утешить его Я, чтоб чуть смягчить его сердце. Не бойся, пожалуйста, Рейн мой отец, Французских насмешек; другие, Другие французы все стали теперь, Штаны у них тоже иные. Штаны их не бéлы теперь, а красны́, И пуговицы не те, Уже не поют, не скачут они, Печальны главы́ в немоте. Они философствуют и говорят Цитаты из Канта и Гегеля, И курят табак, и пиво все пьют, И даже играют в кегли. Мещане теперь они – так же, как мы, И злобу таят где-то в сердце; И нынче не вольтерианцы они, Они теперь все гегстенбергцы4. Альфред де Мюссе тот, по правде сказать, Мальчишка обычный болтливый; Не бойтесь, скуем мы паршивцу язык, Что мерзкий такой и шутливый. Он шутку дурную тебе отстучит, А мы в ответ свистнем неслабо – Ему насвистим, чтó проделают с ним Его же прекрасные бабы. Так будь же доволен, отец ты мой Рейн, Не думай о песнях ты скверных. Услышишь ты вскоре и лучшую песнь – «Прощай и до встречи наверно». 15-18.11.2023

¹ Бибрих (нем. Biebrich) — населённый пункт в Германии, в земле Рейнланд-Пфальц. Входит в состав района Рейн-Лан. Население на 2010 год составляет 339 человек.
² Николаус Беккер (нем. Nikolaus Becker) (1809–1845) — немецкий поэт, юрист. Беккер получил широкую известность благодаря патриотической поэме «Рейнская песня» (нем. «Rheinlied»), написанной в 1840 году.
³ Альфред де Мюссе (фр. Alfred de Musset, 1810–1857) — французский поэт, драматург и прозаик, один из крупнейших представителей литературы романтизма.
⁴ Эрнст Вильгельм Теодор Генгстенберг (нем. Ernst Wilhelm Theodor Hengstenberg, 1802–1869) — немецкий богослов и педагог; профессор Берлинского университета.

[zwh]

Решил еще и к этой строфе пояснительный коммантарий присобачить:

Und trommelt er dir einen schlechten Witz, So pfeifen wir ihm einen schlimmern, Wir pfeifen ihm vor was ihm passirt Bei schönen Frauenzimmern.

Он шутку дурную тебе отстучит, А мы в ответ свистнем неслабо – Ему насвистим, чтó проделают с ним Его же прекрасные бабы5.

⁵ В июне 1833 года де Мюссе познакомился с Жорж Санд и полюбил её, невзирая на семилетнюю разницу в возрасте. Во всех документах, относящихся к истории их взаимоотношений, рисуется неровность характера Мюссе, его капризы, припадки ревности, чередующиеся с периодами обожания. Их связь длилась полтора года; в конце концов Жорж Санд, утомленная нервными припадками писателя, оставила Мюссе ради его лечащего врача Паджелло. Окончательный разрыв произошел в 1835 году и крайне тяжело переживался писателем: тем не менее, он меняет возлюбленных, на одной из которых — Эме д'Альтон — безуспешно пытается жениться в 1837 году. 1838 год ознаменовал собой начало трудной в материальном отношении полосы в жизни писателя. Он работает библиотекарем в министерстве внутренних дел, вступает в связь с известной актрисой Рашель. В 1840 серьезно заболевает (возможно, его болезнь была связана с перенесённым в молодые годы сифилисом). К галлюцинациям, которые сопровождали его на протяжении всей его жизни, добавляется глухота и постоянное злоупотребление спиртным.

[zwh]

Deutschland Ein Wintermährchen Geschrieben im Januar 1844.     Caput VI Den Paganini begleitete stets Ein Spiritus Familiaris, Manchmal als Hund, manchmal in Gestalt Des seligen Georg Harris. Napoleon sah einen rothen Mann, Vor jedem wicht'gen Ereigniß. Sokrates hatte seinen Dämon, Das war kein Hirnerzeugniß. Ich selbst, wenn ich am Schreibtisch saß Des Nachts, hab ich gesehen Zuweilen einen vermummten Gast Unheimlich hinter mir stehen. Unter dem Mantel hielt er etwas Verborgen, das seltsam blinkte Wenn es zum Vorschein kam, und ein Beil, Ein Richtbeil, zu seyn mir dünkte. Er schien von untersetzter Statur, Die Augen wie zwey Sterne; Er störte mich im Schreiben nie, Blieb ruhig stehn in der Ferne. Seit Jahren hatte ich nicht gesehn Den sonderbaren Gesellen, Da fand ich ihn plötzlich wieder hier In der stillen Mondnacht zu Cöllen. Ich schlenderte sinnend die Straßen entlang, Da sah ich ihn hinter mir gehen, Als ob er mein Schatten wäre, und stand Ich still, so blieb er stehen. Blieb stehen, als wartete er auf was, Und förderte ich die Schritte, Dann folgte er wieder. So kamen wir Bis auf des Domplatz Mitte. Es ward mir unleidlich, ich drehte mich um Und sprach: Jetzt steh' mir Rede, Was folgst du mir auf Weg und Steg, Hier in der nächtlichen Oede? Ich treffe dich immer in der Stund, Wo Weltgefühle sprießen In meiner Brust und durch das Hirn Die Geistesblitze schießen. Du siehst mich an so stier und fest – Steh' Rede: was verhüllst du Hier unter dem Mantel, das heimlich blinkt? Wer bist du und was willst du? Doch jener erwiederte trockenen Tons, Sogar ein bischen phlegmatisch: ,,Ich bitte dich, exorzire mich nicht, Und werde nur nicht emphatisch! ,,Ich bin kein Gespenst der Vergangenheit, Kein grabentstiegener Strohwisch, Und von Rhetorik bin ich kein Freund, Bin auch nicht sehr philosophisch. ,,Ich bin von praktischer Natur, Und immer schweigsam und ruhig. Doch wisse: was du ersonnen im Geist', Das führ' ich aus, das thu' ich. ,,Und gehn auch Jahre drüber hin, Ich raste nicht, bis ich verwandl In Wirklichkeit was du gedacht; Du denkst, und ich, ich handle. ,,Du bist der Richter, der Büttel bin ich, Und mit dem Gehorsam des Knechtes Vollstreck' ich das Urtheil, das du gefällt, Und sey es ein ungerechtes. ,,Dem Consul trug man ein Beil voran, Zu Rom, in alten Tagen. Auch du hast deinen Liktor, doch wird Das Beil dir nachgetragen. ,,Ich bin dein Liktor, und ich geh' Beständig mit dem blanken Richtbeile hinter dir – ich bin Die That von deinem Gedanken."

Германия Зимняя сказка Написано в январе 1844 г.     Глава VI Всегда Паганини он сопровождал – Дух дома – то в виде собаки, То в виде Георга он Гарриса¹  был, Почившего ныне во мраке. И к Наполеону ходил человек Весь в красном² пред каждым событьем, Да и у Сократа ведь демон³ свой был, И мозга он не был развитьем. Ночами, за письменным сидя столом, Я видел сие очень часто – Как жуткий, закутанный, в черном весь гость Стоял позади столь бесстрастно. Под черным плащом он там что-то скрывал, Что странно и жутко блистало, Чуть свет попадал, и топор палача Мне вещь эта напоминала. Фигура его коренаста была, Как звезды, два ока сияли; И он никогда не мешал мне писать, Безмолвно стоял в своей дáли. Уж годы не видел я парня того И думал: с меня, знать, довольно, Но в лунную ночь вновь увидел его Внезапно я в городе Кельне. По улице в мыслях я медленно брел, Увидев: идет он за мною, Как тень, – замирал я, и он замирал, Стоял уменя за спиною. Стоял неподвижно, чего-то он ждал, Но только пойду я проворно, За мной он бежит. Так добрáлись мы с ним До площади центра соборной. Устав, я спросил, повернувшись к нему: «Что ходишь ты в час неурочный За мной? Что преследуешь всюду меня Здесь, в этой глуши полуночной? Встречаю тебя каждый раз я тогда, Когда мировые все чувства Теснятся в душе, а в мозгу у меня Рождается гений искусства. Ты смотришь недвижно в упор на меня... Скажи, чтó в плаще ты скрываешь, Что тайно блестит? Что ты за человек? На что ты вообще уповаешь?» Но тут он ответил мне тоном сухим И даже слегка флегматично: «Тебя я прошу, не гони ты меня, Не действуй столь категорично! Быть призраком прошлого я не могу, Я не выходил из могилы, Да и красноречье мне тоже не друг, Философом быть есть лишь силы. Практичен я всё ж по природе своей, Молчун и свосем не горячный. Но знай: что в душе ты предствишь себе, То выполню я однозначно. И годы летят, отдыхать не готов        Совсем я, пока преврещаю        В реальность всё то, что подумал ты; ведь Ты думаешь – я воплощаю.    Судья ты, а я лишь твой верный слуга, И с повиновением бравым Исполню любое решенье твое, Хоть будь оно даже неправым. Пред консулом раньше носили топор4 В былые столетия Рима. Хоть ликтор5 я твой, за тобой я ношу Секиру, что прочим незрима. Да, ликтор всего лишь и вечно хожу С секирой на шаг позади я Тебя постоянно, и мысли твоей Я действие, а не стихия. 19-22.11.2023

¹ Георг Гаррис (Иоганн Георг Карл Харрис, Давид Герц) (1780–1838), немецкий журналист и писатель, крещеный еврей. В 1830 году сопровождал итальянского скрипача Никколо Паганини в концертном туре по северным городам Германии.
² В 1814 году в Париже появились слухи о таинственном "Красном человеке", с которым Наполеон заключил договор. Говорили, что именно поддержка неведомой силы принесла Бонапарту победы в бою и политике. Наполеон якобы встретил мистического покровителя во время египетского похода.
Солдаты рассказывали, что возле Пирамид вдруг возник человек в красном плаще. Прохожий уверенно подошел к Наполеону и велел следовать за ним. Будущий император послушался таинственного незнакомца. Они скрылись в пирамиде.
Разговор Наполеона с мистическим человеком продолжился больше часа. Из пирамиды Наполеон вышел один, незнакомца с ним уже не было. Генерал уверенно отдал приказ дать сражение, хотя поначалу думал уклониться от боя. Удача способствовала будущему императору.
Говорили, что Наполеон заключил договор с мистическим покровителем на 10 лет.
Срок договора истек накануне Ваграмского сражения (война с Австрией). Наполеон попросил отсрочки. "Красный человек" согласился продлить договор на пять лет. Наполеон снова вышел победителем, разбив армию Австрийского эрцгерцога Карла.
Срок нового договора истекал 1 апреля 1814 года.
В январе 1814 года Красный человек явился Наполеону во дворец Тюильри. Часовой отказался пропустить незваного гостя. Тогда незнакомец дотронулся до солдата рукой. По одной из версий, часовой превратился в пепел, по другой – окаменел.
Мистический гость прошел к императору. Любопытный камердинер подслушал их разговор:
«Не забывайте, что с 1 апреля я вовсе не буду иметь участия в ваших делах; это последний срок нашего договора, который я хочу сохранить во всей точности. До сего срока вы должны или победить своих неприятелей, или заключить мир. Повторяю, что 1 апреля отниму руку свою от вас, и вы знаете, что тогда последует...» - сказал "Красный человек".
Произнеся эти слова, гость исчез.
Так и случилось, в апреле 1814 года Наполеон отрекся от престола. Дальнейшие его попытки вернуть власть закончились разгромом.
Легенда о "Красном человеке" распространена во французском фольклоре.
https://www.softmixer.com/2012/12/blog-post_32.html
³ Даймоний (также даймон, от греч. δαιμόνιον — «божественное») — философское понятие, известное, прежде всего, по письменному наследию учеников Сократа — Платона и Ксенофонта — и означающее внутренний голос, который в решающий момент предостерегает и таким образом удерживает от предприятия, в котором сокрыта опасность для телесного или морального благополучия.
⁴ Перед древнеримским консулом всегда шли двенадцать ликторов, несших пучки розог (фасциев, фашин). В военное время в них вставлялся топор.
⁵ Ликтор (лат. lictor) — особый вид госслужащих; упоминаются в истории со времени правления в Риме этрусских царей (VII век до н. э.). Ликторы исполняли приговоры магистратов, в мирное и военное время, которые могли приговорить гражданина Рима к телесному наказанию или к смертной казни. Для телесных наказаний они имели фасции (пучок розг), а для обезглавливания осужденных граждан искони служила ликторская секира. К преступлениям, наказываемым обезглавлением, принадлежали: посягательство на верховную власть (crimen maiestatis), тайное убийство и тому подобное.

[zwh]

Helfte mich bitte! что-то у меня тутпроблемы спониманием поговорки "mit Kolben lausen":

Der Zukunft fröhliche Cavallerie Soll hier im Dome hausen. Und weicht Ihr nicht willig, so brauch ich Gewalt, Und laß' Euch mit Kolben lausen!

Веселая кавалерия будущего Должна размещаться здесь, в этом соборе. И если вы не уступите, я прибегну к насилию И... ???

[zwh]

Helfte mich bitte!

Конечно, "mir".

[Andrey Lukyanov]

Helfte mich bitte! что-то у меня тутпроблемы спониманием поговорки "mit Kolben lausen":

«Kolben» здесь, видимо, означает «приклад» (ружья).

[zwh]

Helfte mich bitte! что-то у меня тутпроблемы спониманием поговорки "mit Kolben lausen":

«Kolben» здесь, видимо, означает «приклад» (ружья).

Нашел, что есть такая пословица -- "Narren muß man mit Kolben lausen". К сожалению, ее смысл не проясняется. Прям хоть к GPT-4 не обращайся...

[zwh]

Во, нейросетка написала, что перевод этого "Дураков надо бить дубиной".

[zwh]

Эти две строки целиком GPT-4 перевел как "И если вы не уступаете добровольно, тогда мне понадобится сила, и я позволю моим дубинкам вас почесать".

[zwh]

Deutschland Ein Wintermährchen Geschrieben im Januar 1844.    Caput VII Ich ging nach Haus und schlief als ob Die Engel gewiegt mich hätten. Man ruht in deutschen Betten so weich, Denn das sind Federbetten. Wie sehnt' ich mich oft nach der Süßigkeit Des vaterländischen Pfühles, Wenn ich auf harten Matratzen lag, In der schlaflosen Nacht des Exiles! Man schläft sehr gut und träumt auch gut In unseren Federbetten. Hier fühlt die deutsche Seele sich frey Von allen Erdenketten. Sie fühlt sich frey und schwingt sich empor Zu den höchsten Himmelsräumen. O deutsche Seele, wie stolz ist dein Flug In deinen nächtlichen Träumen! Die Götter erbleichen wenn du nah'st! Du hast auf deinen Wegen Gar manches Sternlein ausgeputzt Mit deinen Flügelschlägen! Franzosen und Russen gehört das Land, Das Meer gehört den Britten, Wir aber besitzen im Luftreich' des Traums Die Herrschaft unbestritten. Hier üben wir die Hegemonie, Hier sind wir unzerstückelt; Die andern Völker haben sich Auf platter Erde entwickelt. – – Und als ich einschlief, da träumte mir, Ich schlenderte wieder im hellen Mondschein die hallenden Straßen entlang, In dem alterthümlichen Cöllen. Und hinter mir ging wieder einher Mein schwarzer, vermummter Begleiter. Ich war so müde, mir brachen die Knie, Doch immer gingen wir weiter. Wir gingen weiter. Mein Herz in der Brust War klaffend aufgeschnitten, Und aus der Herzenswunde hervor Die rothen Tropfen glitten. Ich tauchte manchmal die Finger hinein, Und manchmal ist es geschehen, Daß ich die Hausthürpfosten bestrich Mit dem Blut im Vorübergehen. Und jedesmal wenn ich ein Haus Bezeichnet in solcher Weise, Ein Sterbeglöckchen erscholl fernher, Wehmüthig wimmernd und leise. Am Himmel aber erblich der Mond, Er wurde immer trüber; Gleich schwarzen Rossen jagten an ihm Die wilden Wolken vorüber. Und immer ging hinter mir einher Mit seinem verborgenen Beile Die dunkle Gestalt – so wanderten wir Wohl eine gute Weile. Wir gehen und gehen, bis wir zuletzt Wieder zum Domplatz gelangen; Weit offen standen die Pforten dort, Wir sind hineingegangen. Es herrschte im ungeheuren Raum Nur Tod und Nacht und Schweigen; Es brannten Ampeln hie und da, Um die Dunkelheit recht zu zeigen. Ich wandelte lange den Pfeilern entlang Und hörte nur die Tritte Von meinem Begleiter, er folgte mir Auch hier bey jedem Schritte. Wir kamen endlich zu einem Ort, Wo funkelnde Kerzenhelle Und blitzendes Gold und Edelstein; Das war die Drey-Königs-Kapelle. Die heil'gen drey Könige jedoch, Die sonst so still dort lagen, O Wunder! sie saßen aufrecht jetzt Auf ihren Sarkophagen. Drey Todtengerippe, phantastisch geputzt, Mit Kronen auf den elenden Vergilbten Schädeln, sie trugen auch Das Zepter in knöchernen Händen. Wie Hampelmänner bewegten sie Die längstverstorbenen Knochen; Die haben nach Moder und zugleich Nach Weihrauchduft gerochen. Der Eine bewegte sogar den Mund Und hielt eine Rede, sehr lange; Er setzte mir auseinander warum Er meinen Respekt verlange. Zuerst weil er ein Todter sey, Und zweitens weil er ein König, Und drittens weil er ein Heil'ger sey, – Das alles rührte mich wenig. Ich gab ihm zur Antwort lachenden Muths: Vergebens ist deine Bemühung! Ich sehe, daß du der Vergangenheit Gehörst in jeder Beziehung. Fort! fort von hier! im tiefen Grab, Ist Eure natürliche Stelle. Das Leben nimmt jetzt in Beschlag Die Schätze dieser Kapelle. Der Zukunft fröhliche Cavallerie Soll hier im Dome hausen. Und weicht Ihr nicht willig, so brauch ich Gewalt, Und laß' Euch mit Kolben lausen! So sprach ich und ich drehte mich um, Da sah ich furchtbar blinken Des stummen Begleiters furchtbares Beil – Und er verstand mein Winken. Er nahte sich, und mit dem Beil Zerschmetterte er die armen Skelette des Aberglaubens, er schlug Sie nieder ohn' Erbarmen. Es dröhnte der Hiebe Wiederhall Aus allen Gewölben, entsetzlich, – Blutströme schossen aus meiner Brust, Und ich erwachte plötzlich.

Германия Зимняя сказка Написано в январе 1844 г.    Глава VII Домой придя, спал я, как будто меня Баюкали ангелы нежно. В кроватях немецких покоились все Как будто в перинах безбрежных. Я так по подушкам всегда тосковал Отеческим в тихом страданьи, Когда я на жестких матрасах лежал Ночами бессонно в изгнаньи! В перинах и спать хорошо, и мечтать Немецких под отчим тем кровом. Лишь здесь наши души свободны – здесь их Не давят земные оковы.. Здесь души свободны и рвутся наверх К небесной обители ясной. Немецкие души, столь горд ваш полет Во снах полуночных прекрасных! А боги бледнеют, когда ты, душа, Приходишь! В пути этом дальнм Ты несколько звезд зажигаешь от крыл Ударов красивых печальных! Французам и русским подвластна земля, А бриттам подвластно лишь море... А мы – мы властители царства мечты – Воздушного царства без горя. Здесь мы гегемоны, неразделены, Мы, немцы, всегда здесь едины! Иные народы на плоской земле Разви́лись, и список их длинный... Уснувши, во сне я увидел – брожу В сиянии лунном я снова По улицам гулким старинного и Прекрасного Кельна пустого. А следом за мной нотступно шагал Мой спутник, что темен, закутан. Устал я, колено болело, но мы Всё шли – не стояли минуты. Всё дальше мы шли. Мое сердце в груди Зияло открыто, а дале – Из раны из той каждый вдох, каждый шаг Кровавые капли стекали. Я несколько раз туда пальцы макал, И несколько раз так случалось, Что дверь того дома, что мимо мы шли, Сей кровью моей окроплялась. И каждый раз, если какой-нибудь дом Я кровью своею пометил, То смерти бубенчик далёко звучал И плакал тихонько и бредил. А нá небе мрачно висела луна, Что всё становилась печальней, И черные кони туч мчались пред ней – Всё мимо, немы и брутальны. И вечно шагал позади меня он, Неся свой топор незаметно, – Мой темный попутчик, и долого мы шли Дорогою этой бессветной. Так шли мы, достигнув в ночи, наконец, Соборной той площади снова; Врата увидали раскрытые там, Вошли в них, не молвя ни слова. Там в зале огромном царили лишь смерть, Молчанье и ночь повсеместно, А редкие лампы могли показать Лишь мрак непроглядный окрестный. Там долго я шел мимо ряда колонн И слышал шаги за спиною – То спутник мой следовал точно за мной Походкой своей неземною. Мы в место пришли, где свет яркий свечей Сиял – хоть был солнцу не ровня, Блестело там злато, и много камней – Была Трех Волхвов то часовня. И вот, три святых тех волхва, что лежат Недвижно в любых передрягах, – О чудо! о чудо! – я вижу, сидят, Сидят на своих саркофагах! Скелеты, прекрасно одеты они, Короны на желтых шершавых Их трех черепах, каждый скипетр держал В руках своих тонких костлявых. Как куклы вели себя там все они – Те кости давно отпахали; И гнилью, и ладаном вместе они Приятно так благоухали. Один даже челюстью двигать сумел И длинную речь произносит, Где он объяснил, почему от меня Он здесь уважения просит. Во-первых, поскольку он мертвый уже, Второе – один из Волхвов он, А в-третьеих – посольку он просто святой... Я ж не был всем тем очарован. Ему посмеялся я просто в ответ: Напрасны твои приглашенья! Я вижу, ты прошлому принадлежишь, Так скажем, во всех отношеньях. Прочь, прочь! лишь в глубокой могиле твоей Тебе очевидное место. Сокровища этой часовни ничто В сравнении с жизнью телесной. А в будущем лошади, что веселы, В соборе пусть этом гуляют*. А если ж вы против, то я взбеленюсь – Дубинкою вам наваляю! Я это сказал, отвернулся от них И тут вдруг заметил ужасный Секиры блеск – той, что мой спутник принес, – Он понял кивок мой безгласный. Приблизился он и, секирой взмахнув, Срубил руки этим скелетам Пустых суеверий, он их ниспроверг, Ничуть не жалея при этом. По склепам всем эхо ударов неслось – Гул страшен  был, мир весь качнулся, Потоками кровь из груди полилась... И тут я внезапно проснулся. 23-27.11.2023

* Видимо, здесь Гейне снова имеет в виду тот исторический факт, что в 1796 году французские войска, изгнав из Кельнского собора духовенство, превратили его в фуражный склад.

[zwh]

Что мне самому тут не очень нравится, так это то, что в 5-й строфе я назвал май жарким. Сделал я так исключительно из-за хорошей рифмы, а какова реально была погода в середине XIX века в Германии, мне не известно. Понятно, что теперешнего глобального потепления тогда еще не было, а минимум Маундера был еще недавно, так что, возможно, маи тогда были довольно прохладными... Или предложите альтернативную рифму.

Deutschland Ein Wintermährchen Geschrieben im Januar 1844.     Caput VIII Von Cöllen bis Hagen kostet die Post Fünf Thaler sechs Groschen Preußisch. Die Diligence war leider besetzt Und ich kam in die offene Beyschais'. Ein Spätherbstmorgen, feucht und grau, Im Schlamme keuchte der Wagen; Doch trotz des schlechten Wetters und Wegs Durchströmte mich süßes Behagen. Das ist ja meine Heimathluft! Die glühende Wange empfand es! Und dieser Landstraßenkoth, er ist Der Dreck meines Vaterlandes! Die Pferde wedelten mit dem Schwanz So traulich wie alte Bekannte, Und ihre Mistküchlein dünkten mir schön Wie die Aepfel der Atalante! Wir fuhren durch Mühlheim. Die Stadt ist nett, Die Menschen still und fleißig. War dort zuletzt im Monat May Des Jahres Ein und dreyzig. Damals stand alles im Blüthenschmuck Und die Sonnenlichter lachten, Die Vögel sangen sehnsuchtvoll, Und die Menschen hofften und dachten – Sie dachten: ,,Die magere Ritterschaft Wird bald von hinnen reisen, Und der Abschiedstrunk wird ihnen kredenzt Aus langen Flaschen von Eisen! ,,Und die Freiheit kommt mit Spiel und Tanz, Mit der Fahne, der weiß-blau-rothen; Vielleicht holt sie sogar aus dem Grab Den Bonaparte, den Todten!" Ach Gott! die Ritter sind immer noch hier, Und manche dieser Gäuche, Die spindeldürre gekommen in's Land, Die haben jetzt dicke Bäuche. Die blassen Canaillen, die ausgesehn Wie Liebe, Glauben und Hoffen, Sie haben seitdem in unserm Wein Sich rothe Nasen gesoffen – – – Und die Freiheit hat sich den Fuß verrenkt, Kann nicht mehr springen und stürmen; Die Trikolore in Paris Schaut traurig herab von den Thürmen. Der Kaiser ist auferstanden seitdem, Doch die englischen Würmer haben Aus ihm einen stillen Mann gemacht, Und er ließ sich wieder begraben. Hab' selber sein Leichenbegängniß gesehn, Ich sah den goldenen Wagen Und die goldenen Siegesgöttinnen drauf, Die den goldenen Sarg getragen. Den Elisäischen Feldern entlang, Durch des Triumphes Bogen, Wohl durch den Nebel, wohl über den Schnee, Kam langsam der Zug gezogen. Mißtönend schauerlich war die Musik. Die Musikanten starrten Vor Kälte. Wehmüthig grüßten mich Die Adler der Standarten. Die Menschen schauten so geisterhaft In alter Erinn'rung verloren – Der imperiale Mährchentraum War wieder herauf beschworen. Ich weinte an jenem Tag. Mir sind Die Thränen in's Auge gekommen, Als ich den verschollenen Liebesruf, Das Vive l'Empereur! vernommen.

Германия Зимняя сказка Написано в январе 1844 г.     Глава VIII От Кельна до Хагена¹ стóит проезд Шесть грóшей² пять талеров прусских. Почтовый заполнен был весь дилижанс, В прицеп сел открытый я грустно. Осеннее утро мокрó и серó, По гря́зи повозка плетется; Но грязи с погодой плохой вопреки Лишь сладость по телу крадется. Вот всё это Родины воздух моей! В горящие щеки он дышит! А эта дорожная жижа – лишь грязь Отечества, данного свыше! Лошадки хвостами вертя́т на бегу – Я помню, они в том таланты; Их комья навоза нельзя отличить От яблок самой Аталанты³! Сквозь Мюльхайм4 мы ехали. Город так мил, Народ работящий, спокойный. Последний раз был в тридцать первом году Я здесь в мае месяце знойном. Тогда распускалось здесь всё и цвело, И солнце смеялось так нежно, И в пении птичьем слышна была страсть, А люди светились надеждой. И думали: «Тощее рыцарство всё Уедет отсюда, болезно, В прощальные кубки нальют им вино Из фляг таких длинных железных. Свобода придет, будет знамени цвет Тогда белый, синий и красный5; И пусть бы из гроба восстал Бонапарт – Могучий опять и всевластный». Но Боже, те рыцари всё еще здесь! Теперь ж остолопов часть этих, Пришедших столь тощими в нашу страну, Гуляют жирней всех на свете. Канальи – вот те, что смотрелись сперва Любовью, Надеждой и Верой, – С тех пор почивают на нашем вине, И крáсны носы их без меры... И ногу Свобода сломала себе, Не скачет уже, взгляд погашен; И тот триколор, что прославил Париж, Вниз смотрит печально там с башен. Потом император вернулся на трон6, Однако английские черви Его успокоили быстро вполне И вновь заклевали до смерти7. Сам был я свидетелем тех похорон И видел златую карету И Ник золотых, охраняющих гроб8, Что тоже злаченый при этом. Тот гроб ехал по Елисейским полям И сквозь Триумфальную арку; Сквозь снег и туман очень медленно шла Процессия в месяц9 нежаркий. Фальшивой, ужасной вся музыка там Была, музыканты10 дубели От холода, а на штандартах орлы В глаза мне так грустно глядели. А люди взирали там как сквозь туман В забытые воспоминанья – Имперскую сказку минувшего сна Все вызвали их заклинанья. В тот день я заплакал. Слезинок поток Не смог я сдержать в своей нише, Когда позабытый любовный порыв «Виват император!» услышал. 28-30.11.2023

¹ Хáген (нем. Hagen) — город на западе Германии.
² грош – австрийская монета в 1/100 шиллинга; разговорно в Германии монета в 10 пфеннигов.
³ Аталáнта (др.-греч. Ἀταλάντη «непоколебимая») — имя героини древнегреческой мифологии, рассказ о которой имеет несколько версий. Иногда различали двух Аталант: аркадскую и беотийскую. Мифы об обеих Аталантах часто смешиваются и находятся в связи с представлениями об Артемиде. Аталанта беотийская — дочь Схенея, знаменитая красотою и быстротою в беге. Каждому из искателей своей руки она предлагала состязаться в беге, причём он, безоружный, должен был бежать впереди, она же с копьём следовала за ним; если она его не настигала, то признавала своим женихом, в противном случае его ожидала неминуемая смерть. Много юношей пало от её руки, пока Гиппомен не перехитрил её с помощью Афродиты. Богиня дала ему золотые яблоки, которые он во время бега ронял поодиночке: поднимая их, Аталанта отстала, и Гиппомен первым достиг цели.
⁴ Мюльхáйм-на-Рейне (нем. Mülheim am Rhein) — бывший город в Германии, в земле Северный Рейн-Вестфалия. Ныне является 9-м административным округом города Кёльн.
⁵ Триколор стал государственным флагом Франции во время Великой французской революции и оставался таковым при Наполеоне.
⁶ 1 марта 1815 года Наполеон высадился на юге Франции, где был встречен восторженно значительной частью населения — особенно крестьянами, рабочими, мелкой буржуазией, солдатами и офицерами. Наполеон I быстро собрал довольно значительную армию и двинулся на Париж. Его личный деспотизм был забыт и его приветствовали как представителя революции, шедшего освободить страну от тирании Бурбонов. Людовик XVIII бежал, а Наполеон вновь стал императором (хотя ненадолго, всего на сто дней).
⁷ 22 июня 1815 года, после поражения при Ватерлоо, Наполеон I вновь подписал в Париже отречение от престола в пользу своего сына и хотел отправиться в Америку, но добровольно сдался англичанам.
⁸ Вечный сон императора сторожат «Двенадцать побед» — двенадцать скульптур богини победы Ники работы скульптора Прадье, каждая из которых символизирует одно из двенадцати крупнейших сражений, выигранных Наполеоном: Маренго, Ваграм, Аустерлиц, Иена, Фридланд, Москва (имеется в виду Бородинская битва).
⁹ Корабль "Ладораде" прибыл в Курбевуа с гробом Наполеона I с острова Святой Елены 14 декабря 1840 года – через 19 лет после смерти императора.
¹⁰ На торжественной церемонии в память усопшего реквием исполняло 150 музыкантов и 150 певцов.

[Бенни]

Что мне самому тут не очень нравится, так это то, что в 5-й строфе я назвал май жарким. Сделал я так исключительно из-за хорошей рифмы, а какова реально была погода в середине XIX века в Германии, мне не известно. Понятно, что теперешнего глобального потепления тогда еще не было, а минимум Маундера был еще недавно, так что, возможно, маи тогда были довольно прохладными... Или предложите альтернативную рифму.

Что-нибудь вроде "без лени - весенний".

[Бенни]

Кстати, гроши там не австрийские, а прусские, и равнялись в то время не 10, а 12 пфеннигам (по Википедии).

[Бенни]

Среднемесячная температура в Германии с 1743 г.

[zwh]

Что мне самому тут не очень нравится, так это то, что в 5-й строфе я назвал май жарким. Сделал я так исключительно из-за хорошей рифмы, а какова реально была погода в середине XIX века в Германии, мне не известно. Понятно, что теперешнего глобального потепления тогда еще не было, а минимум Маундера был еще недавно, так что, возможно, маи тогда были довольно прохладными... Или предложите альтернативную рифму.

Что-нибудь вроде "без лени - весенний".

"Без лени" -- это синоним к "работящий", а хотелось бы сохранить из оригинала значение "still". Мне пока больше импонирует "неспешный - вешнем". Можно бы, конечно, и нежном, но это слово объюзывается в следующем куплете, т.е. будет иметь место некая тавтология, что некомильфошно.

И "сквозь Мюльхайм мы ехали" тоже как-то не вполне естественно звучит. ИМХО лучше будет "мы Мюльхайм проехали".

Итого суммарно получилось так:

Мы Мю́льхайм проехали. Город так мил,
Народ работящий, неспешный.
Последний раз был в тридцать первом году
Я здесь в мае месяце вешнем.

ЗЫ. Да, по температурной кривой видно, что тогда было попрохладней.